– Красавица, а где цесаревич?

Она показывает на потолок.

– На втором этаже, господин.

– Благодарю.

Подмигиваю, от чего ее щечки слегка розовеют. Странная реакция. Я ведь Яку не использовал. Хотя может она приняла меня за какого-нибудь высокопоставленного гуся, князя, например. Упс, так я же и есть князь. Вот дырявая память.

На лестнице меня догоняет японка.

– Перун, а чего ты на меня так странно смотрел, когда в дом вошел?

– Да вот, пока летел, боялся, вдруг ты тоже сделалась рыбоглазой и сейчас цесаревича вовсю мочишь.

– Ну, спасибо, – обижается Аяно и смахивает соринку с перил. – Вот значит какая у нас стадия отношений? Недоверие?

– Ой, ты все прекрасно понимаешь, – закатываю глаза. – Не строй из себя обиженную любовнцу. Любой может оказаться «зомбаком». Даже я сам.

– Буду иметь в виду, поручик Перун, – фыркает она, отвернувшись.

Ну всё, на чины перешли. Значит, серьезно обиделась. Наверно, служебные романы поэтому плохо кончаются. Личное смешивают со служебными полномочиями.

– Как тяжело, когда будущая жена старше по званию, – наигранно вздыхаю.

Аяно сбивается с шага, щечки румянцем покрываются, но сдерживается изо всех сил, чтобы на меня не смотреть. Ну, ничего, мы еще прогреем твое командирское сердце.

– Так и где он? – оглядываю я коридор.

За одной из дверей раздается писклявое оповещение из какой-то детской приложухи:

– Трнк. Поздравляю. Кремовая помадка готова. А теперь украсьте ваш кексик рюшечками и звездочками из мармеладок.

– У Владимира есть ребенок? – удивленно смотрю на Аяно.

От удивления она даже забывает обижаться на меня:

– Нет.

Напрягшись, я дергаю за ручку двери. Открывается просторная комната, размером с московскую квартиру-студию. А там цесаревич сидит на платиновом толчке. С телефоном в руках.

Мы встречаемся взглядами с унитазосидящим наследником. Тишина, шокированное молчание.

– Трнк. Поздравляю. Мармеладки отлично подошли вашему черничному кексику.

И это служит катализатором.

– А!!! Перун! Твою мать! Пошел нахрен из моего туалета!

– Ухожу. Один только вопрос – он правда платиновый?

– Напыление!

– Ясно! А еще можно …

– Закрой дверь!!!

– Ладно-ладно, спокойно смывайте свой «черничный кексик».

Хлоп.

Захлопываю дверь. Владимир еще что-то продолжает орать, нехило так взбешенный. Пиликают оповещения из его мобильной игрушки.

– Значит, живой, – скрестив руки на груди, облокачиваюсь на стену.

Японка сужает раскосые глаза и раздраженно дергает ярко-алый темляк, петлей обвивающий рукоять катаны.

– Извини, что разочаровала, – возмущенно бросает. – Ты ведь ожидал увидеть его голову, насаженную на мою катану.

– Я всё слышу! – взвизгивает цесаревич. – Вы эти шутки бросьте! На грани пляшете!

Не обращаем на визги внимания.

– Ожидал, – не спорю и, оглядев крепкие бедра японки, демонстративно вожу языком по губам. – Ох, как бы я тебя наказал. Шлепками бы не ограничился.

Аяно смущается, но глаза начинают блестеть, розовые губки приоткрываются:

– Дурак, – томным голосом выдыхает тихо. – Озабоченный.

За дверью становится подозрительно тихо.

– Ваше Высочество, – кричу. – Вы собираетесь выходить?

– Я к вам не выйду, – раздается испуганное. – Вы себя послушайте, головорезы. Голова на катане, вот как значит! Где моя охрана вообще? Как вас пустили?

И продолжает пиликать в свои «кексики», неудавшийся кондитер.

У каждого свои причуды, так что не осуждаю. Безусловно, «кексики» лучше, чем всякая садистская хрень, которой частенько подвержены сильные мира сего. Вроде двадцать первый век, хоть и боярский, а до сих пор многие безнаказанно избивают простолюдинов, насилуют служанок, занимаются прочей паршивостью. Даже помню на эту тему кое-что из уроков по обществознанию. Когда социальные лифты отсутствуют, социальные группы превращаются в болота. Дворяне ленятся и борзеют, средние классы отчаиваются и перестают прогрессировать. Боярская Россия с военной точки зрения очень сильная страна благодаря тем же дворянам, но такой иерархический подход морально устаревает. Всё из-за закрытости во владении живы. Мало сильных юзеров. Китайцы уже модернизировали свой строй, их каратистские Школы принимают таланты любого происхождения. А Школы у них не уступают во влиянии дворянским родам. Да даже британцы уже провели реформы, а они как бы плохие ребята, которые связались с демонами и инферно. Зато русские аристократы никак не решатся тянуть вверх свой же народ. Обзывают земляков, которые говорят на том же языке, верят в тех же богов, чернью и голытьбой. Нормально это вообще?

Еще пять минут ждем с Аяно в коридоре, пока цесаревич завершит свои дела и наиграется. А он не торопится.

– Слушайте, – не выдерживаю, пытаясь оставаться вежливым к значимой персоне. – По-честному, мне похрен на вашу безопасность, но меня ждут дела. Вам же лучше прекращать страдать ерундой. Уже убили ваших сановников. Выходите и рассказывайте всё про Рудковского и его «зомбаков».

– Каких еще «зомбакаов»? – удивляется за дверью Владимир. – Причем здесь генерал-полицмейстер? Расследованием убийств занимаются лучшие следователи. Но впредь буду иметь в виду твое желание помочь специалистам, поручик. Если понадобится кого-то ликвидировать, тебя, Перун, позовут. Может быть.

Вот вроде взрослый дядя, обычно очень даже хитровывернутый, а капризничает, не думая, что сейчас вломлюсь и окунув его шевелюру в платиновый сортир, выпытаю все, что нужно.

Аяно почувствовала мое настроение, поэтому, опустив руку мне на плечо, пытается успокоить:

– Погоди, не горячись. Хуже только сделаешь. Сейчас цесаревич успокоится.

– А мне это надо, Аяно? – рычу. – Это на меня уже вторые сутки устраивают сафари, а прячется как страус ваш всеми любимый цесаревич.

Я вдруг замираю, принюхиваюсь. Резко дергаю за ручку двери. Заперто. Закрыться уже успел.

– Живо выходите! – дверь ходит ходуном от моих стуков. – Здесь пахнет газом.

– Потому что я на толчке сижу, кретин!

Игнорирую реплику и окутываю себя с Аяно Огнеупором. В то же время вхожу к цесаревичу в личную уборную самым деликатным способом, который сейчас возможен. Чуть-чуть не рассчитываю подачу, и выбитая с ноги дверь врезается в окно, пролетев перед носом цесаревича. Он испуганно вскрикивает. Хорошо, что уже штаны натянул. Просто сидит на своем платиновом троне и рубится в «кексики», закрывшись от внешнего мира.

Успеваю замотать будущего императора в Огнеупор за секунду до ярко-красной вспышки. Взрывом сносит межкомнатные стены. Огонь пожирает весь этаж, переплетающиеся языки пламени скачут по полу, потолку, обломкам стен. Только мы с японкой и вскочившим с пьедестала цесаревичем стоим невредимые.

– Врубайте доспехи, – командую я, когда из коридора помимо стрекота пламени раздаются легкие шаги. – Мононоке, уводи цесаревича через окно.

Японка кивает Владимиру.

– Ваше Высочество, двигайтесь за мной.

Будучи сильным ветреником, Владимир без труда сдувает с дороги огненную бахрому, и они с японкой сигают в разбитое взрывом окно.

Я же заворачиваю в коридор и что же вижу? Та самая золотокудрая краля-служаночка – виляющая округлая попа, длинные ножки, шикарные формы. Только чепчик спал, да в руках держит не полотенца, а пулемет «Печенег». Хороший пулемет, качественный, ведь сделан на основе «калаша». Да и смотрелся бы в нежных ручках секси-служанки классно, зрелище служило бы отличным стимулятором эрекции, если бы не одно. Рыбьи глаза зомбака. Всё испортили, блин.

Я резво иду к девушке, пока она, не тушуясь, открывает по мне огонь. Пули отскакивают от Бригантины. Резко останавливаюсь за три метра – на служанке нет доспеха. Не жива-юзер, рикошетом может убить.

Вжжжжи-и-и-у…

Паутинка обматывает ствол пулемета, дергаю леску, и пушка улетает из рук девушки. Оба замираем друг на против друга, как стрелки на Диком Западе. Хочется почесать репу. Ну и что теперь делать? Подойду – сто пудово язык откусит. Краля, конечно, и без языка будет красивая, да и в целом женщинам к лицу молчание. Но время тратить на прижигание. Может, так ее оставить? Чего она без пулемета сделает?