В кафе как всегда было очень шумно. Развязные подростки громко смеялись и непристойно шутили. Они пытались заказать алкоголь, провожали взглядом официанток и неуклюже приставали к соседнему столику, где сидели несколько девушек. Какая-та пара, не переставая, ругались между собой, кидая друг в друга салфетками. Женщина вдруг заплакала, выплеснула в своего друга стакан сока, вскочила из-за стола и убежала. Он не пошел за ней, лишь крикнул вдогонку: "Истеричка!" и подозвал меня. Он заказал пиво, и весь вечер выглядел спокойным и даже радостным, а после ушел, оставив мне хорошие чаевые.
- Ты все еще не надумала вернуться в колледж? - спросила Саша, вытирая столы после закрытия.
Было поздно и я устала, еле ворочаясь от одного стола к другому, ноги словно свинцом налились. Саша казалась бодрой, только короткий хвостик растрепался к концу дня.
- Ты каждую смену меня об этом спрашиваешь, - сказала в ответ я, поднимая стулья.
Саша звонко засмеялась, как только она и умеет, будто я произнесла что-то безумно смешное, и, смахнув с лица прядь непослушных волос, воскликнула:
- Но я и вправду хочу, чтобы ты вернулась! Лина, ты ведь была одной из лучших в нашей группе. - Саша подошла ко мне, приобняв за плечи, и, еще раз громко рассмеялась, говоря:
- Ты ведь не хочешь до конца своих дней здесь работать? Из тебя получился бы отличный дизайнер.
Я улыбнулась, и по моей улыбке Саша поняла, что я не вернусь, и что мой ответ будет всегда один и тот же. Она пожала плечами и отступила.
- Как знаешь.
Саша хотела уйти, но потом вдруг замерла, обернулась ко мне и шепотом, словно боясь, что кто-нибудь услышит, сказала:
- Я могла бы одолжить тебе деньги на обучение. Родители оплатят, и слова не скажут.
Я нервно усмехнулась, ответив грубее, чем рассчитывала:
- Обойдусь.
- Ох, Лина, я же от чистого сердца! Уйми свою гордость, она тебе мешает.
Саша коснулась моей руки, но я отпрянула. Меня почему-то задели ее слова: я почувствовала себя униженной ее жалостью.
- Перестань это делать, ясно?
- Что делать?
- Перестань жалеть меня. Меня тошнит от этого. Ты даришь мне одежду, духи, предлагаешь оплатить учебу, ожидая, что я с радостью соглашусь. Ты хочешь, чтобы я была у тебя в долгу, чтобы ты тешила свое самолюбие. Но знаешь что? Легко быть добрым и щедрым, когда у тебя все есть.
Саша молча смотрела на меня, а затем бросила тряпку на стол и отвернулась. Она обняла себя руками, продолжая молчать. Когда она заговорила, я вздрогнула от ее холодного, отстраненного голоса.
- Разве у меня все есть? - тихо спросила она.
Я заметила, как она сжала руки, вцепившись в майку.
- Ты думаешь, если у моих родителей есть деньги, значит, у меня все есть? - Саша грустно засмеялась. - И раз у нас есть деньги, а у тебя их нет, я тебя жалею?
Она опустила руки и обернулась. Саша успокоилась, и теперь ее голос казался живым и жизнерадостным, как и всегда, только слова были точно противоположны:
- Мама с папой всегда ругаются, лет пять обещают друг другу развестись. Сейчас мне уже все равно, но когда я еще в школе училась, меня это очень беспокоило. Папа постоянно приводил своих одноразовых подружек, позволял им вести себя как дома и обращаться со мной, как с прислугой. Мне всегда приходилось за ними прибирать.
Саша рассмеялась, слишком громко и потому наигранно, нервно убрала с лица прядь волос и продолжила:
- Мама винила, и сейчас винит, во всем меня. Помню, она как-то сидела на кухне, курила какие-то дешевые сигареты - деньги у нее были, но покупала она почему-то только самые дешевые - и беспокойно дергала ногой. Она подозвала меня и велела сесть рядом. Лицо у нее было измазано в растекшейся туше, красная помада осталась лишь на контуре губ. Я не говорила ни слова, мама тоже молчала, выпуская облака дыма прямо в меня. А потом она резко заговорила: "Ты, паршивка, во всем виновата. Я люблю тебя, но ты сломала мне жизнь. Я ведь не хотела ребенка, но полюбила, как только тебя, малышку, передали мне в руки, еще в роддоме". Она усмехнулась, словно не веря в это, и добавила: "Он изменяет мне, потому что я отдала всю свою молодость и красоту тебе!". На ее глаза навернулись слезы, и она закричала, чтобы я убиралась в свою комнату.
Саша, заметив мой взгляд, улыбнулась:
- Все хорошо. Мама, успокоившись, извинилась передо мной, но это не отменяло ее слов, ее чувств. Она любила моего отца. О, ты не представляешь насколько! Если бы ты видела ее глаза, полные безграничной любви лишь к нему одному. Наверное, когда так любишь, до безумства, до изнеможения души, остается совсем немного места для какого-то другого, пусть даже для собственной дочери.
Саша неровно выдохнула и посмотрела на меня. На ее лице заиграла застенчивая улыбка.
- Я понимаю, что ты думаешь, раз я всегда улыбаюсь и смеюсь, значит все у меня в жизни идеально, но это не так. Просто я пытаюсь не думать о своих проблемах. Когда они не врываются в мою жизнь с новой силой, не хватают меня за волосы и не заставляют плакать и переживать, а являются для меня лишь воспоминаниями, как сейчас, я думаю только о хорошем. Я думаю, какой сегодня замечательный день, и какие сегодня забавные люди посетили наше кафе.
Саша задорно рассмеялась, подошла ко мне и крепко обняла. Я не сопротивлялась, но обнимала в ответ ее вяло и скованно.
- Я знаю, что у тебя в семье тоже не все в порядке, что-то терзает твое сердце, и ты часто ходишь печальная. Когда я окликаю тебя, ты улыбаешься, претворяешься радостной, но стоит мне отвернуться, - хотя я продолжаю незаметно за тобой наблюдать - ты снова погружаешься в глубокое, тревожное раздумье.
- Эй, вы долго там?
Саша замолчала, обернулась на голос и нетерпеливо ответила:
- Еще секунду!
Она начала поднимать стулья за меня, я вздрогнула, будто очнулась, и стала ей помогать. Не прекращая работу, Саша продолжила:
- Я не стану спрашивать, что тебя тревожит, и почему ты не можешь улыбаться сердцем, а не по принуждению, но я хочу сказать, что ты можешь позволить себе быть счастливой.
- Ты думаешь, я не даю себе быть счастливой? Что за вздор? - наконец подала я голос.
- Люди так устроены, что они позволяют себе стать счастливыми лишь тогда, когда нет повода для грусти. Но если есть что-то, что омрачает их жизнь, они думают, что смеяться, улыбаться и радоваться мелочам неуместно.
Саша пожала плечами:
- Мне так кажется, по крайней мере.
Мы закончили со стульями и сняли передники. Администратор встал у выхода, раздраженно теребя ключами, в ожидании нас. Саша накинула пальто и потянула меня за собой.
- К примеру, у моей соседки умер муж, - сказала она по дороге домой. - Ужасная трагедия, ничего не скажешь. Она горевала очень долго, не выходила из квартиры, плакала, не переставая. Прошло время, рана ее покрывалась коркой времени, слезы высохли, и она стала возвращаться в реальный мир. Хочешь мороженое?
Саша остановилась у маленького магазинчика и посмотрела на меня.
- Холодно же! Кто ест мороженое в такую погоду?
Она засмеялась, попросив подождать ее здесь, и через несколько минут вышла с двумя рожками.
- Я не буду, - пытаясь сдержать улыбку, сказала я.
Саша протянула мороженое и держала передо мной, пока я не взяла его и не начала есть, а потом зашагала дальше, рассказывая:
- Она ходила на работу, как все нормальные люди, покупала продукты, готовила еду, только не было во всем этом жизни, понимаешь? Я смотрела как она, словно зомби, бредет на работу, потом с работы возвращается домой, и там проживает остатки своих дней, без любимого мужа.
Она улыбалась, но редко и одними губами, говорила тихо, словно боясь разбудить свое счастье, не посещала вечеринки или обычные женские посиделки в кафе, и праздновала Новый год, бездумно переключая каналы по телевизору.
Как-то мама спросила у нее, не хочет ли она снова выйти замуж, может, родить детей, на что соседка в отчаянье замотала головой и сказала, еле сдерживая поток слез: "Это было бы нечестно по отношению к Игорю! Я не должна". Сейчас ее жизнь ничем не изменилась. Своим бесконечно грустным лицом, своим нежеланием позволить быть себе счастливой, она отпугивает это самое счастье.
