Так что теперь оставалось просто смотреть на мужчину, сгибая бровь в вопросе и растягивая губы в издевательской улыбке. Она откидывалась на стену спиной под пристальным наблюдением зеркалила его позу, а потом нарочито медленно отвечала:

– Никак.

На этом все. Он не задавал дополнительных вопросов, только продолжал смотреть. И Алия знала, что как только дверь за ним закроется, в палату вбегут парочка больших ребят в белом и отрубят ее. А потом снова приходить в себя… Такой стала ее жизнь.

– Алия Маликова, вы готовы к диалогу?

– Алия, что вы можете сказать об этом объекте?

– Алия Маликова, как ваше самочувствие?

И все. А потом тьма, снова пробуждение, снова тьма. Потом опять.

– Алия Маликова, как ваше самочувствие?

– Алия Маликова, как вы связаны с объектом?

И только один раз, когда Алия просто легла на койку, не желая говорить с мужчиной, что-то изменилось. Он молчал слишком долго, ничего не писал, просто отложил планшет себе на ноги. И смотрел на нее. Прожигал взглядом. Заставил повернуться обратно лицом, в недоумении.

– Алия Маликова.

Опять. Опять ее имя. Она скривилась. Он знал ее имя, казалось, лучше собственного, или лучше имени своей матери, может сестры или отца, настолько отчеканено и привычно вырывались ее инициалы с его языка.

– Что вам нужно? – спокойным тоном спросила Алия.

– Вас было приказано казнить.

Бум. Сердце упало куда-то вниз, ударилось о стенки ее тела, завертелось, залетало. Ее затошнило. Вот теперь ее затошнило.

Что он только что сказал? Какая казнь…Алия ничего не понимала. Она скривила лицо, прикусила язык и выдвинула нижнюю челюсть вперед, выпучив глаза. Какая казнь…Руки сильнее сжались на ручке чемодана. А мужчина продолжал смотреть на нее – долго, больше ничего не говоря.

Вот, впервые за это время ей стало настолько страшно.

– С каких пор у нас вновь действует смертная казнь? – дрожащим голосом проблеяла Алия.

– Смертная казнь предусмотрена для инопришельцев и их сообщников.

– Мне нужен адвокат! – взревела она, чувствуя, что глаза намокли.

– Алия Маликова, вам он не предусмотрен.

Как это не предусмотрен!? Ее притащили сюда незаконно – без следствия и суда, без адвоката. Это место даже не было тюрьмой, просто они постарались, чтобы больница стала на нее похожа. Скорее всего, никто даже не знает где она и кто. Общественность не обсуждает этот случай. Потому что ее незаконно сюда привезли! Это бесчеловечно…

– Как это не предусмотрен!? – Алия закричала, вскочила, а мужчина даже не шелохнулся. – Я здесь незаконно нахожусь, вы обязаны мне его предоставить! Я ни в чем не виновата! Вы меня слышите!? Ни в чем!

– Алия, – он спокойно смотрел снизу вверх, когда она поравнялась со своим надзирателем: ни толики страха, ни толики смущения не было в его глазах. В комнату влетело несколько больших врачей, – незаконно быть в сговоре с ними. Вы нарушаете не государственный закон, а человеческий. Вы идете против своих же. Вот это незаконно.

Алия сглотнула. Они уже все решили. Не важно, сколько она говорила о том, что не причастна. Им нужен был конкретный ответ на вопрос – кто передал ей чемодан? И она его им не давала. Это было как признание своей вины. А большего и не надо.

– Алия, сядьте, пожалуйста, на койку, – двое врачей сделали шаг к ней. Алия от них. Еще один, и еще, и вот она уже сидела на кровати, а по обе стороны от нее стояли мужчины. Как два молчаливых столпа смотрели куда-то вперед, пока мужчина в черном продолжал говорить. – У вас еще есть время подумать. День. Посидите, поразмышляйте. Так как изъять объект мы у вас не можем, – мужчина в черном костюме бросил взгляд на чемодан, – то вам остается лишь содействовать. Если содействия не будет…

Додумать он позволил Алии. Встал, перехватив правой рукой планшет со своих колен, кивнул ей в знак прощания и вышел из палаты. Двое мужчин остались, но ненадолго. Постояли минут пять. Потом переглянулись, кинули по взгляду на Алию, которая так и сидела на этой койке, опустив лицо к полу. Решили что-то между собой и тоже покинули комнату. Она осталась одна. Смотрела в пол, держа чемодан в руках, и не зная, что думать. Когда ей сказали про казнь, она рефлекторно схватилась за вещь, ища защиты. Ей казалось, что он мог ее защитить, помочь. Но чемодан, скорее всего, был неживой, обычный артефакт. Потому полагаться на него было нельзя. Да и избавиться тоже.

Алия вздохнула. Голова гудела, на глаза накатилась слезная пленка. Бабушка. Она подумала о бабушке – знала, что это та подставила ее. Не специально, случайно. Алия сама ошиблась, не дослушала ее, дура, но это бабушка подарила такой подарок. И какая-то часть девушки пламенно желала сказать об этом, чтобы уберечь себя. Это эгоистичное нутро. Оно закипало внутри нее с каждым днем все больше, достигая своего апогея сейчас, когда Алия будет через сутки на грани смерти. Эта эгоистичная часть… Такая темная и неприятная. Алия не знала было ли такое у всех людей. Ей не с кем было подобное обсудить.

Почему-то, сейчас она начала вспоминать свое прошлое.

Может, и вправду, перед смертью проносится жизнь перед глазами?

Слишком заранее как-то. Алия вспомнила своих друзей, свой университет. Надо было говорить с ними чаще, надо было обсуждать все потаенное. Чтобы знать сейчас – она не одна такая. Чтобы знать, что она хорошая. Чтобы знать, что на ее месте многие бы уже давно сдали бы любого, лишь бы самим выжить. Чтобы просто что-то знать и быть уверенной.

Но Алия этого не делала раньше и больше никогда не сделает.

Она решила, что не расскажет. Даже если придется для этого быть…А как сейчас происходят казни? Как раньше, просто расстреливают? Или усаживают на стул? А может, ей, как обычно, что-то вколют в вену, и она просто умрет? Алия боялась. Эта неизвестность душила. Сильно. Умирать не хотелось. Не этого она ждала от своих двадцати лет. Совершенно нет. Раньше ей казалось, что она прожила уже много – аж половину от сорока! А теперь казалось, что прожила ничтожно мало. Лучше бы прожила половину от восьмидесяти, а не всего лишь два десятка. Она была очень глупа и неспешна. Буквально две недели назад казалось, что жизнь только началась и вот, она уже заканчивается. Часы бегут, как на марафоне, один стараясь обогнать другого. А она все сидит. Ей некуда деваться. Вроде, подобное называется пыткой? Когда ты сидишь в полном вынужденном одиночестве, в тишине, без возможности хоть что-то сделать. Без возможности контроля.

Мысли роились у нее под коркой. Сначала час, потом второй, третий, четвертый; кто-то просунул через маленькое прямоугольное окно внизу двери поднос с едой; пятый, шестой. Поднос полный, не тронутый, забрали. Алия все сидела, не разгинаясь, даже не заметив, как время прошло так быстро. Раньше ей всегда казалось, что время бежит быстро за просмотром фильма или за прочтением интересной книги. Сейчас ей казалось, что время бежит быстро только тогда, когда оно очень нужно.