– Устроилась? Какая умница… А чего не захотела ко мне? – через день заходил в секонд-хенд владелец двух чебуречных Сулейменов.

Брюки у него топорщились, а потная лысина источала мощный запах чебуреков.

– По личной протекции, – подбирался ко мне сбоку Сулейменов.

Я стремительно выходила на улицу под дождь и устало улыбалась оттуда, пока назойливый кавалер не покидал место моей временной дислокации.

Магазинчик поношенных вещей жался между трактиром «Дым коромыслом» и стриптиз-баром «Только для мужчин», но оба заведения начинали работать ближе к вечеру, поэтому с утра в секонд-хенде было немноголюдно.

Уже вторую неделю я торговала в нем с десяти утра и до восьми вечера. Старье отличного бельгийского качества поступало в магазин в тюках на вес, и продавала я его тоже на вес – всего два доллара за килограмм отменных тряпок. Обслуживание, как в супермаркете, – в бумажный пакет набираются вещи, потом их ставят на весы, я пробиваю чек, получаю деньги, и все.

– Сплошное удовольствие, а не работа, – шутил мой зять. – Только что-то ни души, как ни зайду!

«Сегодня утром вода уже стояла у крыльца… Надеюсь, мой дом не уплывет?» – глядя в окно на пузырящиеся лужи, раздумывала я, пока ехала на работу.

– Ну, кто, скажи, попрется в дождь за старьем? – ворчал хозяин секонд-хенда, которому я сдавала деньги каждый день в половине восьмого.

Как обычно, к вечеру я приканчивала бутылку коньяка и почти ничего не ела… Оказывается, если жить одной – ничего не нужно. Ни ужина, ни завтрака, только если немножко выпить…

В темноте рукава курток начинают шевелиться, словно в них сохранились частички душ людей, когда-то носивших их… Глупейшие души удачливых бельгийских баб – тощих и толстушек. Очень потешны джинсы, принявшие форму когда-то носивших их задниц. Парашюты отдыхают…

Я пью еще и оттого, что с приходом вечера меня одолевает уныние, оно вламывается в магазин, как насильник – ведь мне надо возвращаться в ту жалкую конурку, которая отныне мой дом… В этот пустой клоповник у реки, я все никак не привыкну, что теперь мой дом – конура.

И еще с началом дождей пол, кровать, стол – все в домике представляло одну сплошную лужу…

Закрыв магазин в девятом часу я, пошатываясь, бреду к маршрутке, которая только что привезла к вокзалу гурьбу пожилых баб с безнадежными глазами. Усевшись первой в душную кабину, я оглядываюсь… За холодной изморосью дождя я вижу черный джип Сулейменова. Фары не горят, значит, чебуречник, скорей всего, не в машине, думаю я.

– Я могу тебя подвезти, – предложил он сегодня, заглянув в секонд-хенд. – Ты ведь у реки живешь? Не боишься?

– А чего мне бояться?

– Ты яхту-призрак не видела? – Сулейменов посмотрел на меня, как на дурочку. – Говорят, на реке плавает чья-то яхта… Ну, что ты улыбаешься, не веришь мне, да? Эх, бабы, я сам не видел, но слышал от двух людей, им врать ни к чему.

«Чего он придумает еще, лишь бы подвезти меня? Только с ним мне будет хуже, чем без него. – Я покосилась на бугристый лоб вдовца. Про таких недаром говорят: „Думает членом“.

– А ты пошутила, что двоих убила? – поиграв желваками, спросил чебуречник. – Не шути так больше, тебе не идет…

– Разве я могу убить?

– Я так и думал, ты же добрая, – кивнул Сулейменов. – Пригласишь в гости сегодня?

Маршрутка уже трещала по швам, когда я вспомнила, что упустила из памяти поставить магазин на сигнализацию, и побежала обратно.

Я довольно долго возилась с замком в темноте и, когда вошла в магазин, первым делом бросилась к телефону, но не успела, потому что, во-первых, меня оглушила тишина магазинчика, и я приняла мгновенное решение переночевать в подсобке, а не ехать к себе в промокший и холодный дом. Во-вторых, кто-то кашлянул сзади меня, и я обернулась.

– Не может быть, – бормотала я, устремляясь к позднему покупателю. – Бень, какими судьбами, да еще в дождь… И с чемоданом! Спасибо…

На пороге магазина стоял мокрый улыбающийся Бениамин Маркович Баблосов и держал двумя руками мой клетчатый чемодан, который я оставила в офисе, когда меня арестовали.

– Женщина с грустными глазами, все хорошо? – обычным голосом, немного заикаясь, поинтересовался он.

– Все замечательно, хотя последнее время я совсем не думаю о жизни, – всхлипнула я. – Понимаешь?

– Света, а можно я приглашу тебя в ресторан? – перебил меня Баблосов.

– Прямо сейчас? – уточнила я.

В привокзальном ресторанчике «Красный рояль» из-за дождя было малолюдно, и мы выбрали самый укромный уголок за кадкой с фикусом… В углу, как в хорошем кино, горел камин.

– Ни хрена не покупают в дождь, а я ведь за проценты работаю, Бень, – жаловалась я.

– Ты же собиралась в посудомойки, или я что-то забыл? – Бениамин Маркович надел очки, раскрыл меню и покосился на меня. – Замуж еще не вышла?

– У меня более честолюбивые планы, – покачала я головой.

– Неужели у меня нет даже шанса, Света? – внезапно тихо спросил Баблосов.

Я вздрогнула и огляделась.

– Шанс всегда есть, – нарисовав в воздухе запятую, подмигнула я. – Спасибо, что привез мой чемодан, как ты меня нашел-то?

– Сам не пойму, – буркнул Бениамин Маркович.

Я с минуту слушала, что заказывает Баблосов, потом встала и, извинившись, что мне надо попудрить носик, пошла в туалет.

– Света, извини, что долго вез твои вещи… Дело, сама понимаешь, не в них. Нам надо с тобой поговорить. – Баблосов отложил вилку и, наливая виски, спросил: – У тебя кто-нибудь есть?

– Мы плотву не ловим, – ковыряясь в крабовом салате десертной ложкой, вздохнула я. – А вообще, кроме дочки и внучки, никого у меня нету… В гости к себе не приглашаю, у меня такая халупа, без слез не взглянешь. С крыши, Бень, течет прямо на кровать.

Баблосов замер с салатным листом в зубах.

– Как же ты спишь? – осторожно спросил он. – С тазом на голове? А можно я тебе предложу кое-что?

Я молча набивала рот салатом и качала головой. Решительно качала и вздыхала.

– Конечно, я невысок, – внезапно сказал Баблосов, и я вдруг скумекала, что Бениамин Маркович собирается говорить не о работе…

«Нет, не может быть! Надо его остановить, пока не поздно», – подумала я.

– Дело не в росте, – даже не прожевав салат, горячо ответила я. – Я тоже не каланча. И помнишь Бобра, с которым я встречалась в июне? Так он тоже был от горшка два вершка!

– Видел я этого Бобра, он кажется самовлюбленным типом… – поморщился Баблосов.

– Знаешь, а мне нравятся самовлюбленные типы… Они просто любят себя, и все. Спасибо, Бень, было очень вкусно, – поблагодарила я и отодвинула тарелку.

– Удовольствие не только в еде, – улыбнулся Баблосов, окидывая взглядом ресторанный зал. – Да, я смешной и невзрачный, вдобавок хромой и в ботинках с супинаторами, – вздохнул он, и было заметно, что он сконфужен. – Я незавидный тип, Света?

– Я очень недалекая по части мужчин, – призналась я и добавила: – Ты извини меня, пожалуйста, Бень.

– Нет, ты очень далекая, Свет, – захмелевшие четыре глаза Бениамина Марковича внимательно смотрели на меня, и я внезапно поняла, что у меня просто двоится в глазах от виски. – Скорей это я недалекий тип… Ведь мужчины любят, когда другие страдают, а я хочу помочь тебе.

Мне вдруг почудилось, что я вижу у барной стойки Сулейменова.

– Ты наивная и добрая, а я старый пройдоха, – зажмурившись, очень проникновенно сказал Бениамин Маркович и плеснул виски в стаканы себе и мне. – Люди соединяются, потому что не могут быть одни… Что ты на это скажешь, Света?

Я смотрела на свои руки и молчала, мне больше не хотелось пить…

– Ты любила когда-нибудь, зая? – внезапно, без предупреждения, спросил Бениамин Маркович.

– А что? – Я участливо взглянула на Баблосова, сидящего напротив и медленно поедающего из тарелочки салат «Цезарь».

Бениамин Маркович чем-то смахивал на грибника в брезентовых штанах и такой же куртке и выглядел, как всегда, чуть-чуть не в теме. И тут я начала кашлять, у меня просто возник «кашельный» приступ, и все три посетителя ресторана досадливо обернулись на меня.