– Слушай, дар, интересно. А эта лестница бесконечная или когда-нибудь кончится? Или нам вообще придётся здесь вечно спускаться? Может, она на другой край Земли ведет? – Лю̀си задумчиво покусывала яблоко, чуть сползла с рюкзака, растянулась на полу пещеры.
– Хм, кончится! – почему-то уверенно сказала Эли. – Всё когда-нибудь кончается.
… СЛУШАЙ … ДАР … ИНТЕРЕСНО … ЭТА ЛЕСТНИЦА … КОНЧИТСЯ … ДАР …
… ИЛИ … ПРИДЁТСЯ … НА ДРУГОЙ КОНЕЦ … КОГДА-НИБУДЬ …
… СПУСКАТЬСЯ … КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ …
… КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ … КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ …
Слова, что только что негромко прозвучали, вдруг загремели со всех сторон – да так, что подруги не на шутку испугались. Было чего пугаться, на них просто град слов посыпался, целой грудой. И грохотали слова, будто их какой-то Змей Горыныч рычал или ещё кто побольше, какой-то бронтозавр простуженный. Лю̀си так и застыла, лежа с куском яблока во рту, а Эли вскочила на ноги и конфету уронила, но вовремя успела поймать.
– Ничего себе! Что это? – девчонки от страха даже головы пригнули и в плечи втянули, как черепашки, и перешли на тихий-тихий шёпот.
… ЧТО ЭТО? … НИЧЕГО СЕБЕ … ЧТО ЭТО? … НИЧЕГО СЕБЕ …
… ЧТО … СЕБЕ … ЧТО … СЕБЕ …
… СЕБЕ … СЕБЕ … СЕБЕ …
На этот раз слов было не так много, но звучали они совсем не тихим шёпотом, а таким ревущим шёпотом, что уши от него совсем оглохли, и в глухоте ещё долго звенело и потрескивало. Девчонки ещё сильнее головы втянули – и страх стал больше, и уши было жалко. Подруги их даже ладошками зажали, потрясли, подёргали, заморгали, затихли. Они озирались по сторонам и прислушивались: как бы новый грохот на них не свалился и совсем не придавил. Но в пещере стало тихо – так тихо, что, когда Эли и Лю̀си перестали бояться, они даже какой-то скрип услышали.
Эли нахмурила брови и посмотрела на подругу. Потом по привычке приставила указательный палец к губам, виску, стала водить им в воздухе. Она так всегда делала, когда о чём-то думала, когда ей что-то надо было сообразить. Эли рисовала картинку в воздухе, смотрела на неё и понимала – что, зачем и почему.
Так она минуту водила пальчиком, и вдруг пальчик замер, а глаза моргнули пару раз. Эли выпрямилась, набралась духу и изо всех сил закричала: «Это что? Эхо такое?!!»
Очень быстро её слова вернулись и тихо подтвердили: «Это эхо такое, это эхо такое, это эхо…»
Тут Лю̀си догадалась, о чём Эли догадалась, и тоже заорала, как резаная, во всё горло:
– Я поняла, дар! Тут чем громче орёшь, тем тише возвращается это дурацкое эхо!!!
Девчонки прислушались и быстро получили тихий ответ: «Я поняла! Тут чем громче орёшь, тем тише возвращается это эхо…» Эхо помолчало немного и добавило совсем другим голосом: «И ничего я не дурацкое, сами вы дурацкие!»
– Тогда не пугай нас, а нормально говори, – Лю̀си по привычке фыркнула и чуть надула губы.
– А я не пугаю! Я здесь тыщу лет такое. И меня ещё никто дурацким не обзывал! – Эхо тоже фыркнуло и тоже, казалось, поджало губы, но отвечало простым, негромким голосом.
– Эхо, послушай! Ты не обижайся на нас! – Эли всегда умела улаживать споры. – Ты лучше скажи, тут проходил великан, похожий на большую жабу?
– Проходил. Похожий. Жабу… – ответило Эхо и замолчало.
Девчонки немного послушали тишину.
– Ну, ты что? Отвечаешь или передразниваешь? – Лю̀си никак не могла сдержать свою сердитость.
– Передразниваешь, – ответило Эхо Люсиным голосом, а потом добавило другим, своим. – А будешь так со мной разговаривать, вообще ничего не узнаешь!
Лю̀си опять фыркнула и отвернулась с таким видом, будто ей никакого дела до этого противного Эха нет. И никогда не было! И Эхо тоже замолчало – так замолчало, чтобы всем стало ясно, что ему уж точно никакого дела ни-до-кого-ни-до-чего-не-было-и-нет! Оно здесь уже тыщу лет такое.
Эли попыталась сказать словечко, чтобы помирить Эхо и Лю̀си, но они не хотели мириться, только обиженно сопели друг на друга.
– Очень надо, – Лю̀си опять заворчала, – и без него разберёмся! Тоже мне, драгоценность подземная, тыщу лет оно здесь. Подумаешь!
Видно было, Лю̀си разозлилась не на шутку, она взвалила на спину рюкзак и, не оглядываясь, пошла к продолжению лестницы.
– И без него ясно, куда дальше идти, сами справимся! Фф-ррррр…
– Ну-ну, справляйтесь, – ответило Эхо и тоже фыркнуло.
– Справимся, справимся!
Лю̀си успела на пару ступенек спуститься, но снова поднялась и язык высунула. Эхо в ответ помолчало, а потом каким-то загадочным голосом добавило:
– Ну-ну, давайте! Справляйтесь! Ещё погляжу, какой ты язык высунешь, сама себе покажешь!
Эли только руками всплеснула от этой ссоры, но ничего поделать не могла. И она грустно вздохнула, закинула на плечи рюкзак и отправилась вслед за подругой. А Лю̀си всё ворчала на Эхо, никак не могла успокоиться. Но потом ворчание затихло, потому что ступенек опять оказалось много, а девчонки толком не успели отдохнуть. Лестница тянулась и тянулась: иногда шла вниз, резко, иногда вниз, но не резко, а то вдруг начинала идти вверх или прямо, что было странно. Но совсем стало странно, когда лестница пошла вперёд, пошла и вдруг разошлась в три стороны. Вот так! Как в сказке: «Налево пойдешь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – счастье найдёшь…».
IX
Да, может, и найдёшь счастье. В сказках всё просто. Там ты знаешь, что добрый мо̀лодец победит, потому что он, во-первых, добрый, а во-вторых, умный. А ещё справедливый. Какую дорогу ни выберет, всё равно победит и женится на царевне, даже если она лебедь или лягушка заколдованная. И всё у них будет хорошо. За доброго мо̀лодца Эли и Лю̀си не волновались, ни капельки, и за царевну тоже, а вот за себя – очень волновались. Им опять стало жутко в этом подземелье, они даже оглянулись пару раз, проверили – может, кто смотрит на них из темноты? Или не смотрит? А потом сели на ступеньки, свесили ноги и крепко задумались.
– Нет, дар, это нечестно! – Лю̀си заговорила недовольным голосом и снова замолчала.
***
А тем временем толстый косматый великан с жабьими глазищами тоже шёл где-то под землёй. И всё время недовольно бурчал что-то под свой толстый нос. Наверное, он всегда был недоволен чем-то или кем-то, но сейчас был недоволен вообще всем на свете – проголодался очень, и оттого бурчание было громче обычного. А ещё он устал топать по подземным дорогам и красавицу тащить под плащом. Он, конечно, был ужасно сильный. Если б захотел, могучий дуб мог вырвать из земли и забросить далеко-далеко. Но последние триста лет он мало двигался, отяжелел, растолстел. Силы у него было много, а ходить долго – к этому он не привык. И потому сипел, дышал тяжко. Но всё же шёл, не медлил, шёл, как по очень знакомым дорогам, точно зная, куда поворачивать, где направо идти, где налево, а где – прямо.
И вот эти левые-правые-прямые дороги привели его к подземной комнате за дубовой дверью. Не пещере, а комнате: сразу было видно – её человеческие руки сделали. Хотя никакого света здесь не было, дубовая дверь не светилась, но великан, похоже, в полной темноте всё мог разглядеть.
Он стукнул кулачищем в дубовую дверь и зарычал низким голосом:
– Эй, Дд-ух пп-одземный, от-ккрывай!
Дверь отворилась, но никто из неё не выглянул, не попросил великана зайти, быть дорогим гостем – как дома. Большой Жабе это не понравилось. Он зашёл, щёлкнул пальцами, и в подземной комнате свет появился, а великан снова зарычал:
– Ну! Дд-ух пп-одземный! Пп-омер, что ли?
– Оооу. Сам ты помер! – отозвался подземный Дух очень каким-то недовольным, заспанным голосом.
– Чч-его не открываешь?
– Да ты и сам открыл, не спросяся. Кулачищи вон какие, чуть дверь мою не расколол. Мама не горюй!
Великан недовольно пошевелил губами, очень хотел сказать гадость подземному Духу, но не стал, видно, этот Дух ему сейчас был очень нужен.
