Апостол Павел в своем Первом послании к Коринфянам много говорит о смерти, и помимо всего прочего у него есть такие сильные слова: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» Это цитата из пророка Осии. В связи со сказанным возникает вопрос: как пережить смерть близкого человека?

До конца уложить это в голове вряд ли возможно. Человеку нужно и наплакаться, и намолиться, и, вероятно, многие утешаются явлениями из того мира, потому что тот мир и этот мир связаны. Иногда эти части мира становятся прозрачными, эти стеночки становятся тонкими, особенно когда кто-то уходит из наших родных или близких. Он как будто тебя самого затащил туда с собой, и ты одной ногой шагнул за гроб. Покойник забрал у оставшихся всю суету жизни, всякие глупости. В этом смысле смерть дает по мозгам всем жителям земли. Со смертью знакомых человек тоже немножко умирает. И ты должен молиться Христу, чтобы Он спас в вечной жизни душу твоего любимого человека. И Божией Матери можно об этом молиться, и святым. То есть у человека все начинается по-другому, через боль. Избавляться от боли совсем не нужно. Боль должна присутствовать. Там где боли нет, там как бы и жизни нет.

Как понять, к кому были обращены слова, сказанные Иисусом Христом в Евангелии: именно к апостолам или к обычным людям?

Евангелие – это слово обоюдоострое. Этим обоюдоострым словом можно порезаться. Чтобы понять, где Он говорит Матфею: «Брось все, иди за Мной», а где Он говорит лично мне идти за Ним, нужно смотреть на ситуацию. Вправе ли человек бросить все и куда-то идти, или он должен оставаться на своем месте? Например, у кого-то на руках лежачая мать, а он прочитал: «Брось все, иди за Мной» – и вот он закрывает дверь на ключ и куда-то уходит. Любой скажет ему: подожди, остановись, твоя задача вот здесь, у тебя есть житейская нагрузка. Чтобы евангельское слово не порезало нас, а именно исцелило, необходимо с рассуждением, и с советом, и с помощью, и с подсказкой разбираться, каким образом оно прилагается ко мне лично в моей конкретной жизненной ситуации. Рассуждение необходимо человеку. Оно как добродетель окажется полезнее многого остального, потому что добродетели без рассуждения теряют свой смысл.

Иногда задают вопрос по поводу ангельских языков. Когда апостол Павел говорит: «Я молюсь духом, но ум мой остается без плода» – для чего языки были даны и в какое время они в Церкви оборвались?

Дар языков есть дар не абсолютный, хранящий свою необходимость на всем протяжении церковного бытия. Это временный и служебный дар, данный на какое-то время. Из церковной письменности (а у нас есть книги II, III, IV веков и далее), – мы узнаем, что дар говорения на языках в послеапостольскую эпоху исчез. То есть он существовал во времена апостольские, существовал не одномерно и неодинаково в разных общинах – для проповеди среди языческого мира. И уже Иоанн Златоуст, самый известный церковный ритор IV века, говорит: нет этого дара, он начал исчезать еще в апостольские времена, и в наше время его нет. Он сделал свое дело. Попытки искусственно воссоздать это явление, для того чтобы доказать свое «апостольство» – это человеческое (гордое и страстное) желание восстановить то, что на самом деле восстановлению не подлежит. Бог дал однажды, и Он же отнял в свое время.

Современный дар языков заключается в следующем: например, если я хочу ехать в Среднюю Азию с проповедью, мне нужно сесть за книжки и провести какое-то время в изучении языков, культуры этих народов. Потом, зная их язык и веруя в Христа, надо искать учеников и начинать потихоньку проповедовать. Это очень долгий процесс. Было бы гораздо легче, если бы мне вдруг Господь дал, к примеру, узбекский язык в одну ночь, но вместе с этим языком мне был бы дан приказ ехать в Узбекистан, там жить, там проповедовать… А иначе зачем мне дары такие, если я нигде их не использую? Дары должны отрабатываться. В церкви нет благодатных даров «просто так», «чтоб просто было». Раз тебе дали какой-то дар, ты должен им пользоваться. Это для проповеди нужно, а проповедь требует разумного отношения.

То есть сегодня нужен культурный подвиг изучения и погружения в чужие языки и культуры. Современный апостол нуждается в культурном подвиге.

В Символе веры есть замечательная строка: верую во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. И возникает вопрос: а почему Церковь апостольская? Ведь, как известно, глава у нее – Христос.

Церковь Христова – Церковь воплотившегося Бога Слова, Он ее глава. Через Христа мы знаем Отца, во Христе мы получаем Духа, то есть Христос – главный, и Церковь – Христова. Но почему апостольская? Потому что апостолы сформулировали и дали нам вот это учение, передали нам из рук в руки… Они питают Церковь словесами своих учений. Мы имеем Евангелие из апостольских рук. Из четырех Евангелий, которые сама Церковь нам указала как источник веры, два написаны ближайшими, от двенадцати, и два – дальними, от семидесяти. Было же написано много так называемых евангелий, и это был великий и многовековой труд Церкви – отсеять сомнительное и утвердить законное. Церковь научила нас этой парадоксальной вере – о единстве Трех и о Материнстве Девы, о конце мира и будущей жизни.

Церковная жизнь христианских общин постоянно тяготела к тому, чтобы подтвердить свой авторитет каким-нибудь апостольским именем. Вот известно, что Петр и Павел скончались в Риме, поэтому церковь Рима всегда говорила: мы – Церковь апостольская, потому что мы стоим на Петре и Павле. А византийцы говорят: а в наших пределах Андрей ходил. Киприоты ссылаются на Варнаву, а египтяне – на Марка. В желании связать свою историю ниточками, тонкими, но прочными, с личностью какого-то ученика Господня, нет ничего плохого. Это верно. Мы на этом стоим – на апостольских словах и свидетельстве, на крови апостолов, ибо они все убиты за истину.

Когда важно в своих молитвах обращаться именно к апостолам?

Вопрос не в том, когда это лучше делать – это можно делать всегда. Если у вас есть любовь к кому-то из святых, в том числе к апостолам, вы можете делать это всегда. Вы можете всегда молиться тем святым, которых вы любите. Если вы полюбите апостола Павла, например, у вас всегда под руками будет книжка его посланий, вы можете всегда читать оттуда слова Павла и как будто бы с ним разговаривать. Допустим, хорошо бы в память Иоанна Богослова почитать его соборное послание, его Апокалипсис, его Евангелие. Таким образом мы уважаем его труд, чтим его память и сообщаемся с его душою. И здесь нет никакого закона. Вопрос только в одном, чтобы мы знали больше об этих людях, живущих на небе, чтобы мы вступали с ними в некий творческий диалог.

Почему в Евангелии встречаются два Симона, один из которых потом будет назван Петром, два Иакова, два Иуды? Имеет ли эта парность какое-то значение? И еще вопрос: о пророке Иезекииле, которому было видение шестикрылого серафима, колесницы, животных – орла, льва и тельца, и эти животные потом впоследствии стали символами апостолов-евангелистов.

Сложности с именами обусловливаются множеством имен у евреев. Фаддей был к тому же Иуда. Иуда Фаддей – так он в некоторых местах пишется. Матфей был еще к тому же и Левий. Когда идет перечисление в разных редакциях Евангелия, то можно сбиться или заметить разночтения начиная где-то после пятого имени. Но Церковь оставила все это как есть, не смея трогать эти святые буквы, написанные евангелистами, а там уже дальше библейская критика, библейская археология, библейская генеалогия объясняет и уточняет. Это, в общем-то, легко найти в любом библейском словаре или в любой библейской энциклопедии.