Но вскоре необходимость в обсуждении отпала: директора получили письмо от Патрика Финнегана с четкими инструкциями относительно новых условий кредитования. Новая реальность оказалась немилосердной, можно даже сказать, жестокой.

Но и в Англии, и в Австралии директорам «Фишер-Спрингз» оставалось лишь внедрить новую политику и ждать, что принесет будущее.

Глава тринадцатая

Для Шарлотты Танниклифф 1928 год начался с радостного события, чего не скажешь о ее дочери Джессике. Для девушки, которой почти исполнилось четырнадцать, началось странное время, полное смутного беспокойства, причины которого были ей непонятны. Шарлотта давно перестала притворяться, что их с Айво ничего не связывает; тот переехал в дом на Мэннингем-лейн с той же легкостью, что затащил Шарлотту в постель. Он был к ней внимателен, а в постели — неутомим. Познакомил ее со своим приятелем-брокером, и Шарлотта вложила очень крупную сумму в акции австралийской золотодобывающей компании. Айво получил с этой сделки высокую комиссию, но Шарлотта об этом не подозревала.

Одна случайная неосторожность во время долгих летних каникул 1929 года положила начало цепочке событий, навсегда изменивших жизнь Джессики, Шарлотты и ее любовника Айво.

Как-то направляясь из своей комнаты к лестнице, Джессика прошла мимо материнской спальни. В спешке Шарлотта и Айво не заметили, что не захлопнули дверь, а оставили ее слегка приоткрытой. Сперва Джессика услышала звуки — не отдельные слова, а шум. Любопытство одержало верх, и она заглянула в щелочку между дверью и косяком.

Увидев то, что открылось ее глазам, Джессика могла бы испытать отвращение и даже ужас. Но она была дочерью Шарлотты и Джесси Баркера, и слияние в ней этих двух страстных натур неизменно должно было привести к настоящему взрыву. Заглянув в материнскую спальню, она увидела, что Айво лежал на спине, а его ноги ритмично двигались. Сверху, спиной к Джессике, сидела Шарлотта. Девушка наблюдала за парой, чей ритм движений постепенно ускорялся, а стоны становились громче. Последний толчок, мелькнувшее переплетение рук и ног — и Шарлотта повалилась на спину рядом с любовником. Взгляду Джессики впервые открылось обнаженное тело Айво; она завороженно уставилась на него. Глядя на его мужское естество, представшее перед ней во всей красе, Джессика ощутила странную дрожь. Она повернулась и сбежала вниз по лестнице.

* * *

Если бы накануне Айво и Шарлотта не выпили за ужином почти две бутылки вина, они, возможно, и не допустили бы такой неосторожности. На следующий день Шарлотта собиралась навестить управляющего банком, получить отчет об инвестициях и обсудить изменения. Влюбленные проснулись поздно, и, спеша на встречу, Шарлотта забыла дома папку с информацией об инвестициях. Айво в халате сидел в углу на кухне и читал утреннюю газету.

Услышав, как хлопнула входная дверь, Джессика спустилась. Она думала, что дома никого нет, и была лишь в тоненькой ночной рубашке. Сонно подошла к кладовке и налила себе стакан молока, не замечая сидевшего за дверью Айво.

Айво еще не совсем протрезвел со вчерашнего вечера, и опьянение заставило его забыть о принципах, если таковые у него имелись. Он оторвался от газеты. «О боже, — подумал он, — девочка созрела». Айво встал, ощущая горячий прилив возбуждения при виде фигуры юной девушки в полупрозрачной хлопковой ночнушке.

— Джессика, — тихо проговорил он, шагнул к ней, и Джессика обернулась, а его халат немного распахнулся. Ее глаза округлились, и она снова ощутила ту странную дрожь.

Шарлотта доехала до Квинс-роуд и вдруг сообразила, что оставила дома папку. Вернувшись за ней, она бы опоздала, но без папки идти на встречу было бессмысленно. Она заехала в переулок и развернулась. Добравшись домой, бросилась сразу на кухню. И, с ужасом взглянув на представшую ее глазам сцену, сразу поняла, что к чему. Ослепленная яростью, Шарлотта потянулась к сушилке и схватила разделочный нож, которым накануне резала мясо. Шагнула вперед и занесла нож. Заглянув за плечо Дюранта, ритмично двигавшегося в экстазе, Шарлотта увидела наслаждение в глазах Джессики, тут же сменившееся потрясением и ужасом. С силой, о которой не догадывалась, Шарлотта вонзила нож в спину любовника. Это произошло утром первого октября 1929 года, во вторник, всего через несколько дней после того, как Джессике исполнилось пятнадцать лет.

Спустя время Шарлотта немного успокоилась. В порыве ярости она била и била Айво Дюранта ножом, нанося удары, пока его безжизненное тело не осело на кухонный пол, а кровь, хлещущая из многочисленных ран, не забрызгала все вокруг. Тогда Шарлотта взяла Джессику за руку и утащила с кухни, теперь похожей на скотобойню. Мать затолкала дочь в спальню и заперла дверь на ключ.

В момент безумия Шарлотта хотела убить и дочь, но что-то ее остановило; что именно, она не знала. Постепенно разум возобладал над чувствами, и Шарлотта испугалась последствий своего импульсивного поступка. Она знала, что, если ее преступление обнаружится, она тяжко поплатится, а любые попытки оправдаться повлекут за собой самый нелицеприятный скандал. Ее жизни придет конец, а жизнь Джессики будет испорчена. Убийство есть убийство, даже если совершено при смягчающих обстоятельствах. Поэтому Шарлотта думала лишь о том, как избавиться от ужасных свидетельств своего преступления. Айво по-прежнему лежал на ее прекрасном кафеле в стиле ар-деко, холодный и бездыханный, как сам кафель.

Шарлотта понимала, что от трупа надо избавиться, но в одиночку ей было не справиться. Ничего не оставалось, как обратиться за помощью к дочери, которую она одновременно любила и ненавидела. Медленно, почти как в трансе, Шарлотта поднялась по лестнице и открыла дверь комнаты Джессики. Та вскочила с кровати, готовая обороняться; страх промелькнул на ее заплаканном лице.

— Не бойся, — холодно произнесла Шарлотта, — я тебя не трону, как бы ни хотелось. Нужна помощь.

— Мама, прости, — еле слышно, почти шепотом пробормотала Джессика.

— Извинениями делу не поможешь, — глухо и безжизненно ответила Шарлотта.

— Это все он, я не могла ему помешать, — хныкала Джессика.

— Непохоже, что ты пыталась; тебе, похоже, нравилось происходящее, — обвинила ее Шарлотта.

Джессика промолчала.

— Ты мне поможешь. Надо избавиться от тела.

Джессика вытаращилась на нее.

— Как?

— Одевайся. Я скажу, что делать, — велела мать.

Шарлотта выросла в Бейлдоне; там, высоко в Бейлдонских пустошах, находилась заброшенная каменоломня, одинокая и безлюдная, куда никому не пришло бы в голову заглянуть.

Шарлотта описала это место. Джессика слушала, и, несмотря на бушевавшие в ней противоречивые эмоции, матери удалось привлечь ее внимание. Избавиться от тела оказалось абсурдно легко: они завернули его в халат и простыню из спальни и оттащили в сад за домом, скрытый от посторонних глаз высокими деревьями. Затем Шарлотта подъехала к дому с другой стороны и припарковалась у самых ворот. Вместе они затащили труп в багажник, запыхавшись от натуги и страха, что их обнаружат.

Мать и дочь сели в машину и десять миль до Бейлдона ехали в полной тишине. Миновали деревушку и выехали на болота. К каменоломне вела ухабистая дорога — бывшая колея для вагонеток. Шарлотта остановилась у края обрыва. Они выгрузили труп, сняли с него пропитавшийся кровью халат и сбросили со скалы. Примерно через секунду раздался глухой звук: тело приземлилось на дно карьера. Джессика поежилась.

— Пойдем, — сказала Шарлотта, — нам тут больше делать нечего.

Осенью все в округе сжигали сухие листья, и никто не обратил внимания на большой костер на заднем дворе у соседей. Канистры бензина хватило, чтобы уничтожить все следы присутствия Квентина Айвенго Макгрегора Дюранта в доме Шарлотты. В этот же костер полетел окровавленный халат и тряпки, которыми Шарлотта оттирала кровь с кафеля на кухне.