Социально-этническое сословие гаучо, существовавшее в

Аргентине вплоть до начала XX века, чем-то напоминает наших вольнолюбивых казаков со своим, давно сложившимся укладом жизни и приверженностью к родной национальной культуре.

МАРК ТВЕН

Твен, Марк (Сэмюэл Ленгхорн Клеменс, 1835–1910) — американский писатель. Рассказы 1860-1870-х годов — комическое, подчас гротескное описание провинциальной

Америки. Лирико-биографическая книга «Жизнь на Миссисипи» (1883), повесть «Приключения Гекльберри Финна» (1884). Его творчеству свойствен зрелый социальный критицизм, открытие той Америки, в которой поэтическое соседствует с бесчеловечной утилитарностью и жестокостью.

Рассказывая о трудовых буднях репортеров, Марк Твен, который тоже начинал свой творческий путь с газеты, в романе «Налегке» пишет: «Часа в три утра, когда мы уже сдали материал в набор и по своему обыкновению устроили небольшой концерт для отдыха (кое у кого из наборщиков был неплохой голос, другие хорошо играли на гитаре и на чудовищном инструменте, именуемом

аккордеоном), к нам вошел владелец «Юнион» и спросил, не знает ли кто, куда делся Богз…»

Нетрудно заметить, что автор «Принца и нищего» с симпатией относился к гитаре, а модный тогда аккордеон именует «чудовищным»!

ВСЕВОЛОД ВЛАДИМИРОВИЧ КРЕСТОВСКИЙ

Крестовский, Всеволод Владимирович (1839–1895) — русский писатель. В романе «Петербургские трущобы» (18641867) — авантюрный сюжет, картины городского «дна». Антинигилистические романы «Панургово стадо» (1869) и «Две силы» (1874).

Роман Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы», как известно, дает читателю широчайший срез русской жизни начала 1860-х годов, причем в поле зрения автора попадают самые разные сословия империи, так что это произведение безо всяких натяжек можно рассматривать как беллетризованное социологическое исследование.

Ярко описана картина сватовства, где персонажи, городские мещане, изъясняются на своем языке: «— Тетенька-с!.. Аграфена Степановна! Сладкой водочки не прикажете ли-с али тенерифцу? Выкушайте рюмочку, это ведь легонькое, самое дамское!» А затем, после угощения, жених с «масляно-бегающими глазками», вскакивает с места «и, схватив со стула гитару, запевает разбито-сладостным тенорком, со своими ужимками:

И вы, ды-рузья, моей красотки

Не встречали ль где порой?»

Можно представить себе, как омерзителен этот лакейский тенорок и сколь несносно неумелое бряцание по струнам благородного инструмента! Гитаре, при всей ее демократичности, не следует быть в хамских неуважительных руках.

Во второй раз гитара в романе Крестовского появляется в столь же неподобающем месте — в Полторацком трактире, который, «по естественному своему предназначению, изобиловал водкой, вмещал приятное общество и даже иногда оглашался звуками приватного гитариста».

В третий раз на страницах «Петербургских трущоб» гитара появляется тоже в непрезентабельной обстановке. «Пол захаркан, засыпан табачной золою и давно уже не мыт; вместо веселого, звонкого щебетанья канареек раздается сиплый романс под аккомпанемент гитары…» Правда, на сей раз музицирует уже «благородная персона» — «обыватель, который, с гитарою в руках, лежит на диване — офицерская шинель в рукава поверх рубашки, длинные, белобрысые усы, красное и одутловатое рыло, а в голове, очевидно, изрядное количество винных паров, о чем свидетельствует стоящий рядом на столе полуштоф и кислая капуста в тарелке».

Гитара вновь возникает на страницах романа в руках уже известного нам персонажа, отставного армейского капитана Закурдайло. «Офицерская шинель поверх грязной и рваной сорочки да шестиструнная гитара оставались и теперь, как в оны дни, неизменными спутниками жизни капитана-киника…»

Эту цитату, вообще-то, можно было бы и не приводить, если бы не существенная подробность: инструмент был не русской конструкции Андрея Сихры, а классической, испанской! И еще одна деталь: вечно пьяный человек, ухитрившийся за несколько лет промотать нежданное наследство, из последних сил держится за одну-единственную ценность — гитару! Чем-то она дорога ему и помогает кое-как оставаться на плаву.

ЕВГЕНИЙ АНДРЕЕВИЧ САЛИАС

Салиас, Евгений Андреевич (1840–1908) — граф, русский писатель, автор многочисленных исторических произведений. Сын писательницы Евгении Тур. «Путевые очерки Испании» (1864), «Пугачевцы» (1874), «На Москве», «Петербургское действо», «Свадебный бунт», «Владимирские Мономахи».

Повесть «Крутоярская царевна» русского писателя Евгения

Салиаса рисует быт помещичьей усадьбы времен царствования Екатерины Великой. Один из персонажей, отставной гвардейский прапорщик, предстает перед нами как незаурядная художественная натура. «Жданов был, сам того не зная, поэт и музыкант в душе. Он страстно любил слушать и петь народные песни и бренчать на балалайке и немножко на гитаре. Тайком от всех Жданов сочинял сам песни и певал их на привалах во время охоты своим соратникам, то есть своей шайке прихлебателей-охотников».

Из скромности этот герой всячески скрывал свое авторство. «Иным совершенно искренно казалось, что они эту песню уже слышали где-то, когда-то, готовы были поклясться, что они песню знали, да забыли».

Надо полагать, у дворянина Жданова был реальный прототип. Вероятно, граф Салиас в жизни знавал кого-то из энтузиастов музыки, благодаря чьим усилиям песенно-русский гитарный репертуар постоянно обновлялся.

Роман «Ширь и мах» примечателен эпизодом, где перед очами его сиятельства Светлейшего князя Потемкина предстал необыкновенно талантливый подросток. Провинциальный помещик, чьим крепостным был этот мальчишка, характеризует его следующим образом: «Это у меня калмычонок… Отчаянная голова. Это все он мастерит в доме с детьми. Первый затейник на всякую штуку. Такая голова, что даже, верите, подчас удивительно мне. Все у него таланы. И пляшет, и поет, и рисует, и на гитаре бренчит. А ведь вот татарва, и еще не крещеный…»

Забавная сценка, не правда ли? Можно воскликнуть, перифразируя слова Пушкина:

язык гитары, как поэзия самого Александра Сергеевича, понимает и «гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык»!

Честь и хвала тому инструменту, который покорил мир!

АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ АПУХТИН

Апухтин, Алексей Николаевич (1840–1893) — русский поэт. Основные мотивы лирики — грусть, разочарование, недовольство жизнью. На слова стихотворения «Ночи безумные», «Забыть так скоро», «День ли царит» и прочие написал романсы П.И. Чайковский.

В стихотворении «О цыганах» Алексей Апухтин дает меткую характеристику пению цыган: «Искусства также там, хоть тресни, / Ты не найдешь — напрасный труд: / Там исказят мотивы песни / И стих поэта переврут…» Но, отмечая темпераментность исполнения, он восклицает: «В них есть какой-то, хоть и детский, / Но обольщающий обман… / Вот почему на раут светский / Не променяем мы цыган».

Цыганские романсы под аккомпанемент гитары — ничем не объяснимая слабость маломальски чувствительного русского человека.

В стихотворении «Венеция» читаем: «Я бросился в гондолу и велел / Куда-нибудь подальше плыть. Смеркалось… / Канал в лучах заката чуть блестел, / Дул ветерок, и туча надвигалась. / Навстречу к нам гондола приближалась, / Под звук гитары звучный тенор пел, / И громко раздавались над волнами / Заветные слова: dimmi che m'ami».

Ничего удивительного — какая же это Венеция, если в ней нет гондол, гитар и грустной баркаролы!