Литмир - Электронная Библиотека

– Мне знакомо это судно, – сказал он. – Надо только узнать, возвратилось оно из плавания или же выходит в море.

Юга вдруг охватило нетерпение, и он быстро вошел в ворота дома, который служил одновременно и постоялым двором, и складом, и канатной мастерской, и трактиром. Там он спросил комнаты, но путешественникам могли предложить только какие-то узкие кельи, где помещалась лишь жалкая кровать да таз для умывания; беленные известью стены были покрыты малопристойными, а то и вовсе непристойными надписями и рисунками. В этих местах имелась несколько более благоустроенная гостиница, но она находилась на некотором расстоянии от пристани, а София до такой степени устала, что предпочла остаться здесь, тем более что полы были довольно чистые, с моря дул легкий ветерок, в больших кувшинах стояла пресная вода и можно было смыть с себя дорожную пыль. Пока путешественники кое-как устраивались, Виктор отправился на пристань что-либо разузнать. Немного передохнув, София, Оже и Эстебан собрались вокруг стола, где для них был приготовлен ужин – фасоль и рыба; над столом горел фонарь, о его стекла с негромким треском ударялись привлеченные светом насекомые. Едва приезжие собрались приняться за еду, как вдруг появилась туча мошкары, налетевшей с наступлением ночи с окрестных болот. Мошкара эта забивалась в уши, в нос, в рот, пробиралась за воротник и скользила по спине, точно мелкий холодный песок. Не обращая никакого внимания на дым, поднимавшийся от сухих кокосовых орехов, которые жгли на жаровне, чтобы прогнать насекомых, надоедливые москиты все налетали и налетали роями, тучами и больно кусали лицо, руки, ноги.

– Я больше не могу! – жалобно крикнула София, убегая к себе в комнату.

Там она забралась под полог от москитов, предварительно погасив обе свечи, стоявшие на табурете, который заменял ночной столик. Но и тут она слышала неотступное жужжание насекомых. Мука продолжалась и под дырявым, разъеденным сыростью грубым тюлем. Высокий пронзительный звук раздавался то у виска, то у плеча, то возле лба, то возле подбородка, затем наступала короткая пауза – москит садился на тело, и острый укол, пронзавший кожу, тут же давал об этом знать. София ворочалась с боку на бок, хлопала себя по лицу, ударяла по бедрам, по лопаткам, по икрам, по груди. В ушах у нее звенело от дрожавших в воздухе крохотных крылышек, и чем ближе подлетало насекомое, тем мучительнее становился этот назойливый звон. В конце концов девушка свернулась клубком под жесткой простынею, напоминавшей парусину, и укрылась с головой. Во сне она вспотела до такой степени, что и покрывало, поверх которого она легла, и жесткая подушка, к которой прижалась щекой, промокли от пота… Когда София открыла глаза, уже совсем рассвело: голенастые петухи с большими шпорами кукарекали в помещении для петушиных боев; тучи москитов исчезли, но девушка чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Мысль о том, что придется провести еще один день – еще одну ночь – в этом месте, где даже пресная вода была солоноватой, где с самого утра стояла жара и духота, где так больно кусались москиты, показалась ей нестерпимой. Набросив халат, она спустилась в лавку за уксусом, чтобы растереть тело, покрывшееся волдырями от укусов. За столом сидели Оже, Эстебан и Виктор, они пили черный кофе в обществе какого-то капитана, который, несмотря на ранний час, был в форме: сходя с корабля, он надел свой синий форменный сюртук с позолоченными пуговицами. На его выбритых щеках виднелись свежие царапины – следы плохой бритвы.

– Калеб Декстер, – представил его Виктор. И, понизив голос, прибавил: – Тоже филантроп. – Потом своим обычным тоном Юг решительно сказал: – Соберите свои вещи. «Эрроу» снимается с якоря ровно в восемь. Мы все направляемся в Порт-о-Пренс.

X

И вот вокруг них – свежесть моря. Над ними – тень парусов. Северный ветер, дувший с суши, набирал силу над морским простором; он нес с собой запахи деревьев и трав, так что марсовые матросы на своих постах сразу же различали, когда ветер дул с Тринидада, а когда со склонов Сьерра-Маэстры или же с Кабо-Крус. Вооружившись шестом, к которому была прикреплена небольшая сеть, София извлекала из глубины вод самые диковинные вещи: гроздь саргассовых водорослей, плоды которых она с треском раздавливала между большим и указательным пальцами; ветку мангрового дерева, облепленную нежными устрицами; незрелые кокосовые орехи величиной не больше грецких, ослепительно зеленые, будто их только что покрыли лаком. Судно проходило мимо отмелей, усеянных губками, – их темные скопления четко вырисовывались на светлом фоне; справа и слева мелькали белые песчаные островки, а чуть дальше виднелся подернутый туманом берег, постепенно он становился все более изрезанным и гористым.

София с радостью согласилась на это путешествие: ведь оно неожиданно избавляло от жары, от москитов и от приводившей ее в уныние необходимости вновь возвратиться к повседневной, монотонной жизни – а жизнь эта угрожала сделаться еще более монотонной, так как из нее уходил человек, который обладал способностью в один миг преображать будничную действительность; она согласилась на это путешествие, как будто речь шла о простой прогулке по спокойному швейцарскому озеру с живописными скалистыми берегами. Еще накануне ни о какой поездке не было и речи, и вдруг, в самую критическую минуту, Виктор чудом устроил эту promenade en bateau [48] – так фокусник извлекает из своих рукавов самые неожиданные вещи. Юг для всех нашел место на борту корабля, а для нее даже отыскал отдельную маленькую каюту под палубой; по его словам, он дружески предложил им это морское путешествие, чтобы отплатить за радушие и гостеприимство, которое они столько времени оказывали ему. София и ее брат смогут пробыть несколько недель в Порт-о-Пренсе и возвратиться на том же судне – капитаном на нем франкмасон, филантроп, и потому им не нужен никакой особый пропуск, – разгрузившись в Суринаме, оно на обратном пути захватит их с собой. Молодые люди смотрели на эту поездку как на веселую шалость, как на затею, возвращавшую их к той милой сердцу беспорядочной жизни, которую они в последнее время вели; они отправили письмо Карлосу, сообщая о неожиданном приключении; Софии казалось, что оно им предначертано свыше, – ведь все их прежние мечты о путешествиях так и остались мечтами, дальше планов и сборов дело не пошло. Теперь же они, по крайней мере, увидят новые места. Порт-о-Пренс, разумеется, не Лондон, не Вена и не Париж; однако и такая поездка была для них уже событием. Они побывают почти что во Франции – в ее заморских владениях, где люди говорят не по-испански, да и жизнь там совсем другая. Они поедут в Кап-Франсэ и посетят театр на улице Водрей, непременно увидят «Единственного наследника» [49] или «Земиру и Азора» [50]. Купят ноты самых новых музыкальных произведений для флейты, чтобы порадовать Карлоса, и книги, множество книг о современном экономическом преобразовании Европы и о нынешней революции – той, что уже разразилась… Шум голосов привлек внимание Софии, которая, растянувшись на животе в носовой части палубы и подставляя спину палящим лучам солнца, что-то вылавливала сетью из воды: стоя на юте в одних только коротких штанах, очень туго стянутых поясом, Виктор и Оже окатывали друг друга соленой водою – они наперегонки опускали в море привязанные к веревке ведра, вытаскивали их, опорожняли и снова наполняли. Мулат отличался великолепным сложением: у него были узкие бедра и мощные широкие плечи; под его блестящей темной кожей перекатывались упругие мускулы. У Виктора была еще более выпуклая и широкая грудь, и мышцы на его спине вздувались всякий раз, когда он поднимал полное ведро с водой и выплескивал его прямо в лицо Оже.

– Впервые в жизни я чувствую себя по-настоящему молодым! – воскликнул Эстебан.

вернуться

48

Морскую прогулку (франц.).

вернуться

49

«Единственный наследник» – комедия Ж.-Ф. Реньяра.

вернуться

50

«Земира и Азор» – опера французского композитора А. Гретри (1741 – 1813).

19
{"b":"88520","o":1}