В общем, слово за слово, и началась перепалка. Договориться о том, что новые «хозяева» крепости должны покинуть ее и, если хотят, строить свою, равно как договориться о компромиссном варианте: совместной игре в крепости, не удалось. Васька, Вовка и Сашка при поддержке бывших с ними мальчишек, начали кидаться в нас снежками, благо снег еще оставался влажным. Мы, четверо, естественно, ответили тем же. Не помню, сколько времени это продолжалось, но уже стало темнеть, когда одному из мальчишек, который был на «нашей» стороне, кто-то, не помню кто именно, из захвативших крепость «хозяев», попал снежком, если не ошибаюсь, в шапку. Хорошо, что она была меховая с ватной подкладкой, а не как современная: вязанная. Но больно, конечно, было. такое «меткое» попадание, вызвало, говоря взрослым языком, взрыв восторга «хозяев», которые стали кричать, что это еще мало, что завтра они опять придут и вообще теперь эта крепость навсегда их, и они никого из нас в нее не пустят.

Как же можно было оставить это без реакции с нашей стороны? Мы, посоветовавшись, вчетвером против пяти «пошли на штурм», устремившись «в рукопашную». Мне удалось добраться до крепостной стены и, не знаю, как я до этого додумался, я со всего разбега, успев развернуться, буквально рухнул на нее. Стена обрушилась, на меня бросились «хозяева», а на них в образовавшийся в крепостной стене проем мой брат с двумя мальчишками из дома напротив. Образовалась, как мы тогда говорили, «куча-мала», из которой первыми выбрались те два мальчишки, которые были на стороне Васьки, Вовки и Сашки. И не просто выбрались, а пока оставшиеся барахтались в «куче-мале», еще и успели покинуть «поле боя», уйдя домой.

Таким образом численный перевес оказался на нашей стороне, «хозяева» потерпели поражение, после которого, не помню сколько, но с нами они долго не то, что не играли, а даже не разговаривали. Мы же нашли себе другие занятия, а разрушенная крепость постепенно была засыпана снегом и весной растаяла.

Кстати, ранней весной, когда начиналось таяние снега, я любил строить плотины. Они были из льда и снега, и перегораживали ручьи, стекавшие по дорогам вокруг сквера в нашем дворе. Почему не текшие, а именно стекавшие? Потому, что две дороги имели уклоны: одна – та, о которой я выше рассказывал, с уклоном к нашему подъезду, а вторая, – значительно более длинная, проходила от дома, стоявшего на Советской улице до углового дома, в котором находился исполком городского Совета депутатов трудящихся. Вот по этим двум дорогам и стекали ручьи, на пути которых я и выкладывал из нерастаявших кусков льда вперемешку со снегом плотины, создавая запруды. В запрудах накапливалась вода, ища и находя «обходные пути», а я увлеченно боролся с ними, стараясь не дать воде уйти из запруд. Это было очень увлекательно: вовремя среагировать, успеть соорудить плотину, чтобы удержать воду. Конечно, наступал момент, когда воды в запрудах набиралось столько, что она промывала плотины и бурным потоком устремлялась дальше вниз. Она «убегает», а я продолжаю стараться помешать ей, все быстрее и быстрее кидаю на ее пути все новые и новые куски льда и пласты снега …

«Кораблики» я не пускал, ручьи настолько были мелкими, что плавать по ним могли или очень тонкие веточки или спички. Почему спички? Потому, что в то время было очень много курящих, как правило, бросающих сгоревшие спички, а то и «бычки» выкуренных сигарет, прямо на дорогу. Урн для мусора в то время практически не было, по крайней мере, в нашем дворе.

Уклон длинной улицы помог мне научиться кататься на двухколесном велосипеде. Дело в том, что уже переехав в «серый» дом, я продолжал кататься на трехколесном, о котором я рассказал в моей книге «Давно это было», но без лифта с пятого этажа я сам спустить его на землю, естественно, не мог, поэтому просил или бабушку или родителей помочь мне. Понятно, что часто они это делать не могли. А кататься-то хотелось! И тут мне повезло.

      Помню у кого-то из мальчишек, но, кажется, не из нашего дома, был двухколесный, без одной педали велосипед. На этом велосипеде сначала он, а потом с его разрешения и другие мальчишки по очереди съезжали под уклон длинной дорогой. Дистанция для такого катания была следующая: около четвертого подъезда , находившегося напротив нашего дома, садились на седло велосипеда и оттолкнувшись, держа одну ногу на весу, а другую на единственной педали, скатывались вдоль сквера до его окончания, немного не доезжая до первого подъезда дома, за которым начинался угловой дом, в котором находился исполком городского Совета депутатов трудящихся.

Я долго приглядывался к такому катанию, и как-то, улучив момент, когда на улице были только «владелец» велосипеда и я, все-таки решился попробовать. Уговорил «владельца», сел на седло, поставил, кажется, правую ногу на педаль, а левую отвел в сторону, и, даже еще не оттолкнувшись, почувствовал, что падаю. Однако успел поставить ноги на землю и удержался в седле, не упал.

Вторая моя попытка, последовавшая сразу за первой, была немного удачнее. Мне удалось поехать около полутора метров, поскольку сбоку от меня бежал, поддерживая меня, «владелец» велосипеда. Понятно, что такой способ катания ни меня, ни его не устраивал.

Выход я нашел: садился на велосипедное седло, отталкивался и быстро расставив, немного приподняв над дорожным полотном, ноги, балансируя ими, съезжал, а при малейшей опасности упасть, ставил обе ноги на дорогу. Не помню, сколько дней я так катался, но в итоге я стал ставить ногу на педаль и скатываться, не снимая ее с педали, до остановки.

Почувствовав уверенность в том, что я, катаясь, не упаду, я попросил пару переделать мой трехколесный велосипед в двухколесный. Но даже пересев на него, я никогда не съезжал на нем по длинной дороге, а, крутил педали, вдоль палисадника нашего дома на ровной, без уклона дороге.

С велосипедом была связана еще одна история, которая, к счастью, хорошо завершилась. Дело в том, что я повадился переворачивать сначала трехколесный, а потом и двухколесный велосипед так, чтобы он опираясь на руль и седло, стоял вертикально. Мне нравилось крутить, то в одну сторону, то в другую, педаль, прикрепленную к большой шестерёнке – «звёздочке», от которой шла цепь на более маленькую шестеренку– «звёздочку», приводящую во вращение задние колеса, а после переделки, заднее колесо велосипеда. Кем я тогда себя воображал, не помню.

Однажды, взгромоздив вверх колесами велосипед, кажется, на сиденья двух поставленных рядом стульев, я, как обычно, начал рукой крутить педаль. И надо же было такому случиться, что мой младший брат Сергей, не знаю почему, протянул свою руку к движущейся цепи и его четыре тоненьких пальчика попали между цепью и зубцами шестеренки! Как я успел прекратить крутить, не знаю. Но когда я прокрутил педаль в обратную сторону, вынутые из шестеренки пальчики в своей средней части были не только окровавлены, но и черными от масла, которым была смазана велосипедная цепь.

Повезло, что в это время пришла, не помню откуда, кажется из магазина, бабушка. Если бы не она, я вряд ли смог самостоятельно обработать, хотя и поверхностные, но безусловно серьезные раны. Помню, что после этого, я перестал играть с перевернутым велосипедом. Несомненно, этот случай стал для меня еще одним жизненным уроком. Я понял, что, прежде чем, что-либо делать, надо подумать о безопасности как самого себя, так и окружающих, тем более, в первую очередь тех, кто вечно любим и бесконечно дорог.

Сколько лет я катался на этом двухколесном велосипеде, я не помню, но катался я на нем, кажется и тогда, когда мы уже начали в летнее время жить на даче в Трудовой. И, что интересно, у велосипеда в итоге отвалилась одна из педалей.

***

Помню, у нас в квартире почти постоянно было включено радио, точнее радиоприемник «Рекорд», о котором я рассказал в моей предыдущей книге «Давно это было», и должен сказать, что я слушал не только детские передачи.