Рассказ о проведенной в нашей квартире перепланировке, думаю, надо продолжить рассказом о еще двух вариантах перепланировки, которые я видел, когда приходил к мальчишкам, проживавшим в других квартирах на нижних этажах.

Сейчас я уже не помню, у кого из них я видел, да это и не важно, но все же …

Первый из них заключался в том, что за счет прорубленной, как и у нас, новой двери был образован коридор, входивший в кладовую, которая кладовой уже не являлась, а составляла с новым коридором единое целое. Распашные двери отсутствовали. Из-за этого большая комната уменьшалась в размерах и была практически такая же, как и маленькая. От образовавшегося коридора бывшая большая комната отделялась стеной, в которую была вставлена дверь, а проем от коридора, ведущего на кухню, был, как и у нас, закрыт «глухой» стеной.

Второй вариант был таким: проем из коридора, ведущего на кухню, закрывался откатывающейся на металлических роликах, хотя, нет: на маленьких подшипниках, «глухой» стеной.

***

И еще немного о нашем дворе. Палисадник у дома со стороны сквера был огорожен невысоким до полметра высотой зеленого цвета разреженным заострённым в верхней части деревянным штакетником, который, начиная с выходящих в сторону сквера углов, переходил в неокрашенный серого цвета высотой до полутора метров подобного типа штакетник. Забор из такого штакетника огибал торцы дома и тянулся на всю его длину. Между забором вокруг дома и забором детского сада был грунтовый проезд шириной около четырех метров. Налево от него, где-то на уровне третьего подъезда, была также грунтовая дорожка, ведущая к калитке детского сада.

Однажды территория от этой дорожки и до торца нашего «серого» дома, выходящего в сторону Комсомольской улицы, была закрыта для прохода: в проезде стоял милицейский автомобиль, а около него и между забором из штакетника и стеной дома, что делали милиционеры и люди в штатском. Позднее бабушка мне рассказала, что это было связано с тем, что какая-то женщина выбросилась из окна квартиры, не помню точно, находившейся то ли на четвертом, то ли пятом этаже, то ли в третьем, то ли в четвертом подъезде.

В первые годы после переезда были частями воскресники, в которых участвовали жители нашего дома. Папа и мама обязательно принимали в них участие. На воскресниках занимались благоустройство территории: высаживали саженцы деревьев и кустарников, выравнивали, насколько это было возможно на глинистой почве поверхность. Не оставались в стороне и мы: мальчишки. Помню два эпизода, моего участия в воскресниках.

Первый связан с тем, что я с мальчишками притащили к нашему подъезду с площадки у противоположного торца нашего дома привезенные и разгруженные саженцы крыжовника. И не просто притащили, а в силу своего умения самостоятельно высадили их в палисаднике с правой, если смотреть на наш подъезд, стороны. Видевшие это взрослые поощряли нас, говоря, что как только ягоды вырастут, мы будем их собирать и есть. И что же в итоге? В итоге нам так и не удалось даже попробовать вкус созревших ягод. Едва мы в первый раз попытались войти в калитку, которая была между стеной дома и забором, ограждающим палисадник, чтобы набрать ягод, как на нас буквально набросились с руганью соседи, жившие на первом этаже, чьи окна выходили в этот палисадник. Они заявили, что это их палисадник и нам не чего делать в нем. Мы не поверили, тогда из подъезда выскочила и белым полотенцем в руке бабка и, размахивая им, начала прогонять нас. Естественно, мы разбежались. Несколько раз мы повторяли свои попытки проникнуть в палисадник, но они так и остались безуспешными, каждый раз нас изгоняли. В результате мы навсегда «забыли» о палисаднике и ягодах в нем и прекратили попытки добраться до ягод.

Второй эпизод был более опасен. На одном из воскресников, заметив, что взрослым довольно трудно разбрасывать большую слежавшуюся глиняную кучу, находившуюся недалеко от торца нашего дома, выходившего в сторону школы, я с Мишкой Храмцовым решили им помочь. Не помню, сами ли мы додумались, или нам кто-то подсказал из взрослых, но улучив момент, мы приступили к действиям. Забравшись на верх кучи, мы стали забивать обрезком металлической трубы деревянный кол, расшатав который, взрослые могли бы обрушить кучу. Мишка забивал кол, а я его держал. Через какое-то время то ли Мишка устал, то ли мы решили посмотреть плотно ли входит кол в кучу, в общем, Мишка перестал бить по колу, опустил руку с обрезком трубы, а я наклонился, рассматривая результаты нашей деятельности. И тут, не знаю почему, Мишка поднял руку с обрезком трубы, да так неудачно для меня, что край трубы ударил мне в лоб над переносицей. Итог понятен: боль и кровь. Увидев это, мама моментально отвела меня в квартиру, где предприняла вместе с бабушкой необходимые меры: рану обработали, кровь остановили, боль постепенно прошла. Но вмятина осталась до сих пор, и, если присмотреться, ее можно заметить.

И, в завершение рассказа о дворе, скажу, что напротив палисадника, расположенного между соседним и нашим домом со стороны школы, со временем были установлены качели. Одни в виде буквы «п» металлические и деревянным сиденьем на металлических трубах, прикрепленных к перекладине посредством подшипников, на которых взрослые парни делали «вертушку», другие: обыкновенные на двух вкопанных в землю столбах, к перекладине которых была прикреплена длинная толщиной до пяти сантиметров доска. Помню, что по мере подрастания, я часто проделывал следующее: нажимая рукой на один конец доски, я поднимал другой ее конец, на котором сидел какой-нибудь мальчишка, младше меня. Потом, я медленно ослаблял нажим рукой и другой конец доски также медленно опускался. Проделывая это несколько раз подряд, я фактически качал мальчишку.

Кажется, единственный раз площадку, которая была у этих качелей и за ними, ближе к соседнему дому, зимой залили. Сначала мы, мальчишки таскали на нее из квартиры на первом этаже в жестяных ведрах воду и выливали, потом неожиданно для нас появился, очевидно, дворник и с помощью черного шланга, не помню к какому и где прикрепленному крану, залил площадку. Мы надеялись, что на этой площадке будем играть в хоккей, правда, не на коньках, а в валенках, которые в то время носили все мальчишки. девчонки собирались кататься на ней на коньках – «снегурочках». Но ничего не получилось. Когда на следующий день мы пришли на эту площадку, вся ее поверхность была неровной, бугристой, в общем такой, на которой и стоять-то было сложно, а, уж, играть или кататься на коньках – невозможно. Постепенно эта площадка была засыпана снегом.

Кстати, в теплое время года мы на этой площадке, вытянувшейся от третьего до четвёртого подъезда соседнего дома, мы играли в футбол. Воротами нам служили стволы молодых тополей, росших, кажется, в два или три ряда. Перекладин, понятное дело, не было.

***

Не знаю почему, но моих и моего младшего брата Сергея ровесников в «сером» доме изначально было очень мало. Перечислю тех, кого помню, но сначала одно уточнение: никого из нас и их в то время полными именами не называли, вот, и я буду рассказывать о них, используя те формулировки имен, которые были тогда «в ходу», при этом полностью называя фамилии.

Итак, вот те, с кем я и мой брат Сергей, говоря современным языком «общались»: играли, учились, ссорились, а, подчас, с некоторыми из них и дрались, – это проживавшие в нашем подъезде: уже упомянутый мною Мишка Храмцов, Сергей Черкасов, Васька Чернышов, Вовка Семенков, Саша Будников, Тимка Сухотин. Во втором подъезде жила Наташа Павлова. А также, позднее ставшие моими одноклассниками, Вера Тарханова и Сашка Чальцев. У Веры был младший брат – Сашка. Тархановы жили во втором, а Чальцев, кажется, в третьем подъездах. У Васьки и Вовки были сестры, старше меня по возрасту. Они были подругами.

Кроме названных мною, в нашем доме в четвертом подъезде, кажется на пятом этаже, жил один мальчишка, с которым мне родители запретили «водиться», объяснив, что он хулиган, лазает на чердак, не имевший никаких перегородок между подъездами.