Технология игнорирует факт, что наша научная точка зрения на мир - только постепенное исправление нашей мифической и околонаучной точки зрения. Технология, однажды будучи продуктом храброй фантазии и предвидения, угрожает убить это самое предвидение, без которого невозможен прогресс человека. Идол, технология, должны снова стать инструментами, а не всемогущим фокусником, который тащит нас в пропасть.

Индустриальное развитие в нашей Западной культуре создало новую проблему, которая создает более отдаленного от ритма природы человека. Изначально, индустриальный человек был связан с фабриками и машинами, а затем технологический прогресс увеличил время свободного досуга, принеся с собой новый вопрос: досуга для чего?

Увеличение темпов роста времени и пространства времени, масштабов городов, сокращение расстояний с помощью различных видов транспорта, глубоко затронуло основы наших чувств общности и безопасности. Семья, этот атом общества, стал часто разрушаться, а иногда даже усугубляться. Бредовое безумство с семейным автомобилем по воскресеньям, заменило тихое сосуществование семейных групп с взаимным обменом привязанностью и мудростью.

Только, когда человек учится быть психически независимым от технологии — что означает работу без нее - он также учится не подавляться и не отметаться ей. Люди должны сначала стать одинокими Робинзонами Крузо, прежде чем они смогут действительно использовать и ценить преимущества технологии.

Наше образование должно обучать простому настоящему времени, естественным проблемам и потребностям ребенка, чтобы дать ему иммунитет от поражения параличом и ленью — основными тенденциями нашей техногенной эпохи.

Парадокс технологии

Достаточно парадоксально, что техническая безопасность может усилить трусость. Созданный нами технический мир, заменил очень реальную проблему, которую первоначально представляла перед человеком природа и человеку больше не нужно сталкиваться с внешними силами природы и внутренними силами инстинктов. Наше пристрастие к роскоши и трудной для понимания цивилизации, имеет тенденцию больше обращаться к нашей психической пассивности, чем к нашей духовной внимательности. Психически, пассивные люди, без основных моральных правил и философии, легко склоняются к политическим авантюрам, которые конфликтуют с этикой свободного, демократического общества.

Сборочный конвейер отчуждает человека от его работы, от продуктов своего труда. Человеку больше не надо производить нужные ему вещи; для него производит машина. Инженеры и ученые рассказывают нам, что в ближайшем будущем станут реальными автоматизированные фабрики без участия человека и человеческого труда, где человек сам по себе станет почти полностью лишним. Как у человека может возникнуть самооценка, когда он станет самой бросовой частью своего мира? Этические и моральные ценности, на которых основывается демократическое общество, базируются на представлении, что человеческая жизнь и человеческое благосостояние - самая большая ценность на земле. Но в обществе, в котором полностью правит машина, все наши традиционные ценности могут быть разрушены. Уважая машины мы порочим сами себя; мы начинаем верить, что сила всегда права, что у человека нет внутренней ценности и сама жизнь, это только часть большого технического и химического мыслительного процесса.

Постепенный уход человека в механизированный мир кнопок, лучше всего иллюстрируется его любовью к автомобилям и другим машинам. В момент, когда он сидит в автомобиле и управляет миром на расстоянии, он думает о старой, давно забытой детской мечте об огромном всемогуществе. Рабство человека перед его автомобилем и другими машинами, удаляют что-то из его индивидуальности. Мы загипнотизированы идеей об управлении на расстоянии. Колеса и кнопки дают нам ложное чувство свободы. И все же, в это же время, творческая часть человека сопротивляется холодному механическому вторжению машины в его внутреннюю свободу.

Каждый раз, когда я а рулем автомобиля пропускаю что-то красивое у дороги, завораживающий вид, музей, река, высокое дерево, во мне в ту же минуту пробуждается своего рода напряженный конфликт. Остановлю ли я автомобиль, чтобы отдохнуть в окружающей меня красоте или я останусь в своей машине и продолжу мчаться вперед?

Для психолога и биолога такое поведение поднимает важные вопросы. Чем это закончится? Возьмет ли в итоге склонность человека к превращению в неподвижного технологического эмбриона верх над ним и его цивилизацией? Очень давно, голландский анатом Болк - один из моих учителей, описал регрессивное замедление роста качеств человека по сравнению с быстрым развитием высших приматов. В результате фетализации и анатомической отсталости человека, он приобрел вертикальное положение, стал использовать руки для хватания и изучения, развил речь. Эта долгая юность, дала ему возможность учиться и строить собственный мир мыслей.

Со времен Ренессанса и появления современной науки, сам ученый вынужден все больше отступать к своей технологической матке — к своей лаборатории, к своим исследованиям, к своему креслу. Он сделал это для большей интеллектуальной концентрации, но в результате он постепенно все больше изолируется от живых людей - незаметно. Только в прошлые десятилетия, ученые начали все больше соприкасаться с социальными проблемами, частично, они были вынуждены так сделать благодаря развитию социальных наук.

Из своего волшебного уголка ученый изучал, как управлять и диктовать миру условия с помощью его изобретения. Все больше населения завлекалось идеей удаленного управления. Арсенал кнопок и устройств приводит нас в выдуманный волшебный мир всемогущей власти. Наша техническая цивилизация дала нам большое избавление, но проблемы и неудобства укрепляют наш характер и силу.

Постоянная отдушина в работе, посредством которой мы не только возвеличиваем свою агрессию, но также и совершенствуем и реставрируем наши инстинктивные цели, чрезвычайно подвергается опасности технической автоматизации. Существует близкое отношение между ритмом работы и ритмом созидания. В мире простого досуга и недисциплинированной работы, наши распущенные инстинкты снова пошли бы на пользу. Это попеременное чередование работы и досуга, которое совершенствует наше наслаждение досугом.

На конференции в Нью-Хейвене, спонсируемой Обществом Прикладной Антропологии, на тему эффектов автоматизации рабочих^[1], было сказано, что главная жалоба рабочих была на то, что увеличение психического напряжения вытеснило физическую усталость. Напряжение от наблюдения и управления машинами делает человека нервным, он постепенно развивает чувство, что машина управляет им вместо него

Некоторые из моих пациентов смотрели на машины, как на нечто живое, опасно живое, потому что у машин к человеку, который их использовал, не было ни любви, ни других чувств. Опасный парадокс от повышения уровня жизни состоит в том, что стимулируя праздность, он стимулирует безделье и лень. Если разум не готов заполнить досуг новыми задачами и новыми стремлениями, новыми инициативами и новыми действиями, то разум впадает в спячку и становится автоматом. Бог автоматизации пожирает своих собственных детей. Он может сделать из нас узкоспециализированных примитивов.

Так же, как мы постепенно заменяем человеческий труд машинами, мы таким же образом постепенно заменяем человеческие мозги механическими компьютерами и этим увеличиваем чувство непригодности у человека. Мы начинаем изображать разум как компьютер, как последовательность электрохимических импульсов и действий. Мозг - это часть тела; его структура и его действия можно изучить и исследовать. Но разум - это совсем другая вещь. Это не просто сумма физиологических процессов в мозге; это уникальный, творческий аспект личности человека.

Если мы не наблюдаем за собой, если мы не увеличиваем знания серьезных проблем, которые наши технологии принесли нам, все наше общество может превратиться в своего рода супер автоматизированное государство. Любой крах морального самоосознания и индивидуального ощущения человеком своей ценности, делает всех нас более уязвимыми для психического подчинения.