Литмир - Электронная Библиотека
A
A

6 И здесь можно найти явно более правдоподобный психологический источник присущей Терри боязни опозданий (если кто-то станет искать), чем его промедление в роддоме, но лично он всегда предпочитал второе.

7 Это со временем прошло само собой, и Терри полностью стал правшой. Однако даже во взрослом возрасте, если на столе «неправильно» раскладывали приборы, он брал нож и вилку, даже не замечая этого, и спокойно начинал есть.

8 В шестидесятых Тейм написал два ключевых текста в этой области образования: «Время взрослеть» (Time to Grow Up) и «Питер и Памела взрослеют» (Peter and Pamela Grow Up). Пример из последнего: «Если мальчик здоров и принимает участие в играх и других физических упражнениях, его организм впитает сперматозоиды и число поллюций сократится». Пожалуй, ничто не стареет быстрее радикального полового образования.

9 Источники: «Религия в Великобритании», 1939–1999: сборник опросов «Гэллапа»» (Religion in Great Britain, 1939–1999: A Compendium of Gallup Poll Data) Клайва Д. Филда и прекрасный исторический труд «Британия времен послевоенной экономии, 1945–1951» (Austerity Britain, 1945–1951; 2007) Дэвида Кинастона.

10 Марселю Прусту сенсорным порталом служило печенье мадлен, о чем Терри, разумеется, знал прекрасно, но смешнее говорить «печенька» – сразу звучишь не так претенциозно.

11 Не та обреченная британская мыльная опера (Eldorado, 1992–1993), а южноамериканская легенда о золотом городе.

2. Библиотечные книги, Средиземье за один день и новости о Бобе Монкхаусе

Весна 2017 года, нас с дочерью Терри Рианной пригласили на открытие мемориальной доски, которой Беконсфилдская управа увековечила связь Терри с Беконсфилдской библиотекой, – замечательная идея и совершенно заслуженная почесть, ведь, как мы скоро увидим, если и можно выбрать в его родном городе одно здание, которое помогло бы объяснить всю его жизнь, им станет именно библиотека.

Впрочем, мы едем не без опасений. Впервые с мемориального вечера в «Барбикане» в 2016 году нас пригласили поучаствовать в чем-то хоть сколько-нибудь публичном «в честь Терри», и мы еще не знаем, как к этому относиться и в чем будет наша роль. В то время, все еще болезненно ощущая отсутствие отца, Рианна жила под угрозой превратиться, как мы стали это называть, в «запасного Пратчетта», и мне казалось правильным ее от этого оградить. Да и каковы, пользуясь бизнес-жаргоном, «публичные аспекты» моей должности – теперь, без Терри? Я еще только начинал в этом разбираться.

А еще это неделя второй годовщины смерти Терри, и мысль об этом неизбежно гнетет нас обоих. Да и само возвращение в Беконсфилдскую библиотеку пробуждает воспоминания о двух других, очень разных случаях, когда я бывал там еще при жизни Терри.

В марте 2004 года Терри согласился выступить с речью и чтением. Его устраивало любое мероприятие с библиотекарями, а уж мероприятие с библиотекарями на его родной земле – и подавно. Тогда он полтора часа проработал за стойкой, выдавая посетителям книги, – с таким энтузиазмом, что в конце у него пришлось практически отнимать резиновый штемпель. Затем он подписывал свои книги – для тех, кто их принес, – да и практически что угодно, верный в таких случаях своей многолетней неизменной философии, которая звучала просто: «Если ты принес что-то свое и хочешь, чтобы я на этом расписался, я распишусь». В тот день он был на пике формы – в том состоянии, когда он носился на скорости 100 миль в час, а я – обычно нагруженный сумками – с трудом за ним поспевал и иногда срывался на бег. Я думал, это мне, его помощнику, положено входить везде первым, но на практике у нас часто случалась драка.

А затем – совсем другой визит, в знойный летний день 2013 года. Беконсфилдские библиотекари не стали значить для Терри меньше, но в тот день перед отъездом из Часовни на сбор средств для библиотеки ему стало совсем плохо. К тому времени прошло уже шесть лет с момента постановки диагноза – шесть лет, в которые он, в основном благодаря своей невероятной силе воли и нововведенной хитрой системе обходных путей, продолжал жить, и по большей части – как обычно, а когда это было невозможно, хотя бы делая вид, что как обычно.

Но легче не становилось. У Терри начались приступы – парализующие и пугающие, – когда внешний мир обрушивался на него всем весом. Его оставляла способность ориентироваться в пространстве, он часто не мог связать воедино запутанные сигналы мозга. И в свете этих приступов даже человек с такой стальной волей, как у Терри, начинает понимать, что всему есть предел.

Незадолго до этого он уже отменил участие во вручении золотых наград герцога Эдинбургского в Виндзорском замке – и мне это показалось важным звоночком. Этого дня он стопроцентно ждал с нетерпением – а я не могу делать вид, будто это даже в лучшие времена относилось ко всем делам, отрывавшим Терри от стола (и не касавшимся библиотекарей). «Давай каждую неделю записывать в ежедневник что-нибудь, что можно отменить, – шутил Терри. – Будем дарить себе свободный день». И действительно: если мероприятие по любой причине отменялось, неожиданно появлялись лишние часы для работы и отдыха в Часовне, воцарялась чуть ли не отпускная атмосфера. Однако поездка в Виндзор на вручение Премий герцога Эдинбургского явно не относилась к разряду «чего-нибудь, что можно отменить»1.

Но тем утром машина с водителем ждала на подъездной дорожке… ждала, ждала и ждала. Терри не мог выйти из дома. Он остался с Лин. Я позвонил и извинился от его имени. Он взял выходной на остаток дня и на следующий день. Это было неслыханно. Потом он снова собрался с силами. Но я уже с упавшим сердцем понял, что отныне над любыми договоренностями стоит вопросительный знак. Больше в его ежедневнике чернилами не пишут.

Вскоре после того случая, в утро выступления в Беконсфилдской библиотеке, его состояние снова ухудшилось. Я не представлял, как можно ехать, даже несмотря на Беконсфилд со всеми его библиотекарями. И все же он сумел добраться из Часовни в машину. До сих пор не понимаю, каким чудом. В дороге он много спал, а я переживал о том, что нас ждет на месте. Зря. Когда он вошел в библиотеку, тепло приветствуя людей по пути, казалось, что мир вернулся под его контроль. Я сидел рядом с ним на сцене в своей новой роли «хранителя историй», готовый заполнить паузы, если разговор забуксует. Но разговор не буксовал. Слышался смех – гарантированный на любом выступлении Терри Пратчетта. Рассказывая о важности библиотеки в жизни ребенка, Терри уверял, что сам в школе научился только «драться и плеваться», – может, это и было не совсем правдой, но публике понравилось. Он раскрыл, что прообразом нянюшки Ягг, ведьмы из Ланкра в Плоском мире, послужила жительница беконсфилдского Старого города – подруга его родителей миссис Пламридж, известная как миссис Плам2.

И он говорил о Черной Мельнице – своей аналогии для зачастую холодного и бесстрастного писательского мышления, той части мозга, что ищет материал и не отключается никогда, ни при каких обстоятельствах. «Когда умирал мой отец, мать плакала и я ее утешал, – рассказывал Терри публике, – так вот, даже тогда какая-то частичка моего мозга говорила: “Так вот на что это похоже…” Все – зерно для Черной Мельницы. Все когда-то да пригодится».

Мы как раз отослали издателям рукопись «Поддай пару!», а поскольку Терри был уже не в состоянии читать, в библиотеке я сам прочитал пару страниц с телефона – эпизод, где жители Сто Лата собираются посмотреть на историческое отправление самого первого в Плоском мире паровоза. И ушли мы, как всегда бывало с Терри, под овации и добрые пожелания.

В машине он снова уснул, а я разбирался в своих противоречивых чувствах. Среди них было и огромное облегчение от того, что день, вопреки всему, прошел как по маслу. И восхищение тем, что этот человек с дегенеративным заболеванием мозга все еще на коне. Но и печаль, и тревога – сколько таких дней еще осталось?

9
{"b":"885014","o":1}