26 июля Долгорукий с войском подошел к Аксаю под Черкасском «и полки поставил все во фрунт». Сюда же прибыли и оставшиеся в живых черкасские старшины во главе с Зерщиковым. Они молили о прощении, всячески открещиваясь от единомыслия с Булавиным и его сторонниками. В ответ на требование Долгорукого о выдаче «воров и бунтовщиков» старшины привели сына и брата Булавина, сына Драного и других, всего 26 человек, и добавили, что казаки «все сплошь равны в воровстве».
На следующий день войско Долгорукого вошло в Черкасок. 28 июля жителей города и близлежащих станиц (всего до 1,5 тыс. чел.) привели к присяге в верности. А еще через несколько дней, 3 августа, каратели повесили около 50 булавинцев.
Однако репрессии не привели к прекращению Крестьянкой войны. Летом 1708 г. продолжалось восстание крестьян и других обездоленных в Тамбовском, Борисоглебском и соседних, уездах. Восставшие действовали около Тамбова, а также Острогожска, Ольшанска, по реке Битюг. «Неспокойно» было на Украине, в Запорожье.
Крупные военные действия развернулись на Нижней Волге. Здесь казаки, беглые стрельцы и солдаты захватили Дмитриевск (Камышин). А отряды Игната Некрасова, казака Голубинской станицы (у него было 2 тыс. конницы), и Ивана Павлова (1,5 тыс. «гулящих людей» и др.) «жестоко… приступали» к Царицыну. Им помогали камышницы, работные люди с волжских судов. Повстанцы разбили у урочища Сарпинский остров присланный из Астрахани солдатский полк Бернера, хотя и сами потеряли до 800 чел. Затем возобновился штурм царицынских укреплений. Они засыпали землей ров, набросали дров и бересты и зажгли, «с великой силой приступили и тем огнем осадной городок взяли». Затем казнили царицынского воеводу и нескольких его помощников. В городе, как и в других местах, новую власть организовали на началах казачьего самоуправления[123].
Одновременно с движением на юге и юго-востоке продолжалась классовая борьба и в других районах страны. В Башкирии и соседних местах бушевало восстание нерусских народностей; к западу от Москвы крестьяне Вяземского, Дорогобужского и Смоленского уездов бежали от своих помещиков, громили их имения, оказывали вооруженное сопротивление солдатским командам. «Воровские отряды» из крестьян действовали в районе Волжско-Окского междуречья, в Лесном Заволжье, появлялись около Нижнего Новгорода. Отряд Г. Старченка и Ефремова разорил вотчину Ф. А. Лопухина в Ветлужской волости. 21 июля восставшие захватили Унжу, разгромили здесь приказную избу и воеводский двор, «многие дела… подрали и денежной казны взяли, из тюрьмы колодников роспустили»[124].
Для правительства существовала опасность объединения разных очагов движения, и оно принимает энергичные меры. Воеводы шлют войска в район восстания на Дону и Волге, чтобы воспрепятствовать продвижению его участников на север. Однако противоречия и разногласия в среде повстанцев ослабляли их силы. Так, на круге в Царицыне 19 июля возник ожесточенный спор между сторонниками И. Некрасова, который предлагал взять из города артиллерию и идти на Черкасск, и И. Павлова, выступившего за поход на Волгу и Каспийское море. В результате Некрасов, соблюдавший интересы своего «тихого Дона», направился к родным станицам. А Павлова, оставшегося с небольшим войском (1 тыс. чел.) в Царицыне, разгромили 20 июля астраханские полки Бернера и Левингстона. Последние взяли Царицын. Павлов же со своим отрядом, который по пути увеличился до 3 тыс. чел., пришел в донской Паншин городок. Каратели жестоко расправились в Царицыне с пленными повстанцами.
В начале августа отряды казанского и саратовского воевод вошли в Камышин, из которого повстанцы ушли незадолго до этого. Здесь тоже начался розыск.
Вскоре в Голубинской станице, родине И. Некрасова, снова объединились его отряд и отряд И. Павлова. Некрасов, который в это время фактически становится во главе движения, продолжающегося на Дону, рассылает по всем городкам и станицам прелестные грамоты — он призывает казаков прислать своих представителей в Паншин для обсуждения плана дальнейших действий. Сюда собираются со всех сторон казаки. На совещании у Некрасова было выработано обращение («отписка») к атаманам донских городков. Посланная во все места, она была получена 8 августа и в Черкесске. В ней ставился вопрос к войсковому атаману И. Г. Зерщикову и его сторонникам: «За какую вину вы убили Булавина?». Более того, «атаманы-молотцы», участники августовского совещания в Паншине, сообщали о своем решении: «…У нас по рекам и по городкам… положили итить к Черкаскому», «мы всеми реками и собранным войском будем немедленно… в Черкаской ради оговорки и подлинного розыску: и за что вы бес съезду реки так учинили?»[125].
Некрасовцы недаром выступают как представители подавляющего большинства населения Войска Донского; оно их действительно поддерживало — в Паншин собирались казаки из всех городков, даже из тех, которые подчинил Долгорукий. Именно это давало основание Некрасову и его товарищам обвинять Зерщикова и старшину в заговоре, который вызывал ненависть донской голытьбы. Это понимал и Долгорукий. «И не токмо, государь, — писал он Потру, — что по Дону и по Донцу и по другим рекам, и в Черкасском трети нет, на ково б было надеетца, а то все сплошь воры и готовы к бунту всегда; что час от часу, то бедство от воров прибавляетца»[126].
План повстанцев состоял в том, чтобы совместными усилиями разгромить части Долгорукого и Зерщикова в Черкасске. Они решительно и смело заявили себя продолжателями дела Булавина, о чем поется в одной из песен некрасовцев:
А привыкать вам, донским казакам, к бою-подвигу,
Ой да, привыкать вам нападать на царевы полчища,
Да мы царю же не сдадим вольной вольницы,
Ой да, за Булавина отдадим свои буйные головы.
Да не убить-то царю да славный род людской,
Ой да, постоим же за правду грудью-кровью мы.
Повстанцы хотели захватить Черкасск, расправиться с карателями и избрать в войсковые атаманы И. Некрасова. Долгорукий же, получая известия о сборе сил вокруг Некрасова, с беспокойством писал в одном из писем: «А на Дону Некрасов збирает великие войска воровские. Боже сохрани от него, ежели зберетца не плоше Булавина»[127].
У Некрасова собралось до 10 тыс. повстанцев. Но он их- разделил — одна часть расположилась в Паншине, другая — южнее, в хорошо укрепленном и расположенном (с трех сторон окружен водой) Есаулове городке. На соединение с Некрасовым двигалось по Северскому Донцу войско Н. Голого (более 3 тыс. чел.). Часть его во главе с С. Ф. Беспалым и И. Лоскутом переправилась через Дон и присоединилась к Некрасову, который с 2 тыс. повстанцев шел к Есаулову городку, где находилось до 3 тыс. чел. К нему же шли еще 4 тыс. повстанцев из Паншина. Таким образом, силы восставших опять распылились.
На Паншин и Есаулов с трех сторон надвигались каратели: с юга по Дону войско В. В. Долгорукого, с Волги — казанского воеводы П. И. Хованского (в его распоряжении были и калмыки хана Аюки, подкупленного властями), о севера — регулярные полки, подчинявшиеся тому же Долгорукому. Им удалось предотвратить соединение основных сил повстанцев Дона и Северного Донца.
Еще 26 июля острогожские полковник И. И. Тева шов и подполковник В. Рыкман под Ровенками разгромили полутысячный отряд повстанцев Е. Ларионова. Затем каратели Долгорукого преградили путь основной части войска Голого, который не смог соединиться с Некрасовым. С отборной конницей Долгорукий спешно прибыл к Есаулову, чтобы по дать соединиться его защитникам и повстанцам Некрасова. И это ему удалось.
В Есаулове находилось 3 тыс. восставших. С Долгоруким же пришло 7,5 тыс. ратников (2,5 тыс. драгун, 4 тыс. конных казаков Шидловского, 1 тыс. донских казаков И. Зерщикова). Каратели 22 августа пошли на приступ, по отступили, так как защитники городка «учинили… жестокий бой» из пушек и ружей. Но, поняв, «что им в том городе не отсидеться», а Некрасов не сумеет им помочь, есауловцы на следующий день сдались. По приказу Долгорукого четвертовали есауловского походного атамана Василия Тельного и повесили каждого десятого из повстанцев, виселицы с телами казненных расставили вокруг Есаулова городка и на плотах, которые пустили вниз по Дону. Всего было казнено более 200 чел.
