Станица Якимова привезла неутешительные вести — казакам отказали в предоставлении «службы» и приказали вернуться к своим очагам. В Утком лагере созвали круг, и его участники решили повторить просьбу. В Москву поехала новая станица из 13 человек, возглавил ее сам атаман В. Ус. Он прибыл в столицу и 9 июля подал просьбу о зачислении на службу.

На этот раз правительство ясно и резко показало свое крайнее недовольство действиями донцов. И вызвано это было в первую очередь не настойчивыми челобитьями казаков, а тем, что их мирный поход к Москве быстро начал превращаться в антифеодальное движение. Решающую роль сыграла здесь позиция «новоприхожих» беглых, которые, находясь в составе отряда Уса, проходили по тем местам, откуда они недавно бежали. Сотни крестьян и холопов Воронежского, Лебедянского, Веневского, Тульского и других уездов присоединялись к отряду. Тем самым крестьяне и холопы освобождались от своего подневольного состояния и превращались в казаков. Они приезжали в помещичьи имения, подговаривали к бегству своих собратьев и, самое главное, выступали против феодалов— их имения подвергали разгрому, имущество конфисковывали, а самих, случалось, убивали. «Подговорщики», уговаривавшие бедных и зависимых людей бежать в усовский отряд, появились даже в Москве.

В него же вступали некоторые солдаты и драгуны, дезертировавшие из царской армии.

Обстановка, сложившаяся в Воронежско-Тульском районе летом 1666 г., хорошо характеризуется в источниках. Местные помещики подавали в Москву челобитные. Они же излагали свои жалобы и устно, например, воеводе Тулы, куда многие из феодалов спасались бегством, избегая расправ усовцев. Так, тульские помещики жалуются, что донские казаки «прибрали на дороге к себе воров, людей наших (холопов, — В. Б.) и крестьян, который… от нас… збежали, и иных всяких чинов людей. И те воры… приезжают в деревнишка наши и розаряют всяким раза-репьем, животину отымают и насилования чинят. И достольния… наши людишка и крестьянишка от нас… бегут, видев их воровское самовольство». Далее: донские казаки и приставшие к ним люди «похваляютца… на нас… всяким дурным и на дамишка наши разареньем»^[34]. По словам тульского воеводы И. Ивашкина, к нему в съезжую избу (центр управления городом и уездом) приходили московские, тульские, веневские, соловские, дедиловские дворяне и говорили: донские казаки в своем Упском лагере «принимают к себе людей их и крестьян. И с теми де… людьми и со крсстьяны приезжают в поместье их и в вотчины, и те де их поместья разоряют, людей их и крестьян подговаривают…». Посланным воеводой стрельцам и пушкарям донцы «тех беглых людей их и крестьян не отдают… И ныне… тульские помещики и вотчинники многие, поместию свои и деревни покинув, прибежали на Тулу з женами и з детьми и вдовы, бояся их разоренья и насильства»^[35].

Все эти данные говорят о том, что активную роль в перерастании мирного вначале похода казаков в антифеодальное движение играли не только местные крестьяне и холопы, по и пришедшие с Дона казаки, в первую очередь «новопришлые». Они с момента появления в русских уездах вели себя очень независимо — «самовольно», без разрешения воеводы продвинулись от Воронежа к Туле. К тульскому воеводе они отказались прислать своих представителей для рассмотрения жалоб местных дворян на действия «воров», разорявших их имения.

Дворян этого района охватила паника. Зависимые от них люди — холопы и крестьяне — поднялись против своих угнетателей. Их односельчане, в свое время бежавшие из этих мест на Дон и теперь пришедшие сюда в составе усовского отряда, вели среди лих настоящую агитацию. Вот один из примеров: приказчик князя И. Голицына Я. Герасимов жаловался в июле тульскому воеводе, что в вотчину и поместья его господина в Дедиловском уезде приезжали из казачьих таборов «беглой крестьянин государя моего донской казак Игнашка Жариков, а на Дону прозвище Заворуй, с ыными казаками» — крестьянами Воронежского уезда, которые «пристали» к усовцам по пути их следования. Приказчик рассказывает далее о действиях «казаков»: «И подговорили государя моего крестьян Митьку Ермакова, Титка Фролова, Мишка Потапова, Стеньку Тарасова, Кузьку Жарикова». Они взяли в имении 10 лотадеё, нл&тъе, холсты, «побили государя моего скотины 10 свиней, 20 баранов». Не ограничившись конфискациями, казаки снова приезжают в эти имения, подговаривают к побегу новых крестьян «и вотчину государя моего разоряют и похваляютца ночным приездом государя моего вотчину разорить без остатку»^[36].

О событиях в южных уездах скоро узнали в Москве — отписки от местных воевод сильно обеспокоили руководителей московских приказов — Посольского, Разрядного, Тайных дел. К тому же правительство получило известия о восстании в Переяславле на Украине — крепостническая политика гетмана Брюховецкого, поддерживаемая и поощряемая русским самодержавием, вызвала отпор социальных низов: крестьян, бедных горожан и казаков.

Степан Тимофеевич Разин.

Гравюра XVII в.

Из расспросных речей в Разрядном приказе

о намерении казаков восстать против бояр (1670 г.)

Из приговора Степану Разину

Привоз Степана Разина в Москву на казнь.

Англ. гравюра XVII в.

«Прелестное письмо» атамана И. Голого (1708 г.)

Емельян Иванович Пугачев.

С портр. неизвестного художника,

написанного на портрете Екатерины II (1773 г.)

Манифест Е. И. Пугачева от 3 марта 1774 г.

Е. П. Пугачев. С портр. неизвестного художника.

(Гос. Исторический музей)

14 июля 1666 г. Боярская дума разрабатывает меры по предотвращению дальнейшего распространения антифеодального движения к югу от столицы. По приговору Думы, в заседании которой участвовал сам царь Алексей Михайлович, казакам строго-настрого указали вернуться на Дон (откуда, кстати говоря, уже шла к Москве новая партия казаков в 500 человек). При этом власти потребовали от них выдачи всех беглых, которые присоединились к ним во время похода, а также, и это было самое опасное, тех, которые бежали на Дон с 1661 г., т. е. за шесть истекших лет! Это было прямое посягательство на старый обычаи, гласивший: «С Дону выдачи нет». Правда, понимая, что подобное требование встретит решительное возражение донцов, правительство лавирует, допуская иные сроки: отдавать холопов и крестьян «помещиком их и вотчинником по крепостям по прежнему» не за 6 лет до 1666 г., а за 5, 4, 3, «а по самой последней мере за 2 года»^[37]. В случае отказа казаков выполнить эти требования предписывалось жестоко их покарать.