Но нет! Он продолжает сидеть с невозмутимым лицом.

И как мне заговорить, если он вот такой… заранее равнодушный?

– Ты собиралась рассказать? — молчание нарушает голос Алексея, когда уже не надеюсь, что заговорит. Смаргиваю слезинки, хотя даже не заметила, что успела расплакаться.

Сглатываю ком в горле, отводя взгляд на боковое окно.

– Нет, — лгать не собираются.

— Мило…

— Собиралась, — перечу себе, но просто проясняя момент, — когда мы виделись в последний раз, у меня дома, — с упрёком отчеканила, — но ты сказал, что рад, что у меня не получилось залететь, — раздосадовано жму плечом. — Что это бы для тебя стало большим ударом. Что не желаешь, чтобы нас что-то связывало. Особенно ребёнок! — возвращаю ему его же слова, брошенные когда-то. — А я не хотела, чтобы у тебя случился удар. Я не хотела делать тебе больно!

Казалось бы, вроде всё! Сказала! Сняла груз с души… но почему-то всё равно тяжело. Горько!

И Орлов как назло молчит!

Опять перевожу взгляд на Алексея.

Сидит и бесцельно смотрит на пролетающий за окном машины пейзаж:

– Странно, — секундой погоня, соизволяет зазвучать: — мне казалось, что грань вашей дурости достигнут, но вы продолжайте удивлять, — а тон такой холодный, что меня пробирает до костей. — Есть что-нибудь ещё, что я должен знать? — равнодушно, но с оттенком приговора.

– Вроде... нет, — заминаюсь я. Когда вот так безлико спрашивают, начинаешь сомневаться даже если убеждён на все сто.

– Ты с кем-то встречаешься? — а на меня по-прежнему не смотрит. — Есть кто-то, с кем мне придётся воевать, чтобы тебе вернуть?

На миг глохну.

Показалось?

Он ведь этого не сказал?

Накручиваю… обман зрения и слуха!

— Что такое? — колюче переводит на меня глаза. — Запуталась в подсчёте?

— Зачем ты так? — удушливо хватаю воздух.

— Как? Прямолинеен? — бросается вопросами, будто и правда не понимает, как меня шокирует. — Я всего лишь хочу знать, не придётся ли мне кого-нибудь убивать, чтобы наконец-таки ты стала моей? И что, чёрт возьми, мне нужно для этого сделать?

– Ни с кем… никого, — сама себя поправляю, путаясь в мыслях и мотая головой. — Тебе ничего не надо для этого делать. Я давно твоя… Всегда твоя, даже если тебе не нужна.

Орлов сощуривается, словно до последнего сомневается в моих словах. Ничего не успевает сказать, машина останавливается у незнакомой мне гостиницы.

Алексей выходит из машины, протягивает мне руку… Я, словно корова, которую ведут на пастбище, иду... куда тянут.

– Лёш, — задыхаюсь от волнения, еле поспевая за Орловым и не веря в то, что это происходит на самом деле. — Лёш…. я ведь правда тебя люблю.

Молчит. А меня сильно трясёт.

И вообще, я заметила, чем глубже беременность, чем чувствительный становлюсь, а моя сентиментальность доходит до немыслимых, нездоровых границ.

Порой слёзы льются просто так…

Так что правду говорят, что беременные женщины сильно глупеют!

— И никого у меня не было, — звучит, будто оправдываюсь. Словно требую мне поверить на слово. — Да и как могла кого-то допустить к себе после тебя? — опять всхлипываю, потому что начинаю дико переживать, что ему плевать. Иначе, почему молчит???

— Лёш, — надламывается мой голос, когда останавливаемся у двери в очередной однотипный номер на этаже. — Ты затмил собой всех мужчин. Невозможно быть с другими, после того как познала, идеального мужчину. Лучше уж одной...

– А рыдаешь с какого перепуга? — хмуро брякает Орлов, проигнорировав всё, что ему сказала. — Боишься, что идеал устроит скандал или просто счастлива меня видеть?

Всхлипываю, точно обиженный ребёнок и поджимаю губы:

– Не понимаю, зачем ты надо мной издеваешься. Тебе доставляет удовольствие смотреть, как я плачу? Это месть?..

Орлов бряцает ключом, открывая дверь. Распахивает её, вталкивает меня, и только сейчас замечаю, как дрожат его руки.

– Ты…

— Никогда не делал ничего подобного. В отличие от вас с сестрой я не строю коварных планов, — за ним захлопывается дверь, отрезая нас от остального мира. И оставляя меня наедине с этим чу… домужчиной!

— Я приехал, потому что больше не могу без тебя, — его голос становится мягче, виноватей, но при этом с нотками обиды и горечи. — А ты продолжаешь мне делать больно.

— Я? — ахаю от изумления.

— Скрываешь от меня моего ребёнка! Я устал… от всего этого. Я хочу уже наконец-таки решить вопрос, раз и навсегда уладить наши разногласия, недопонимания, — он стоит настолько близко, что мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Такие мягкие, бархатные, родные...

– Ты, правда, готов меня простить? — шмыгаю носом, потому что слёзы душат.

Глава 33

Лида

– Уже простил, — тихо роняет Орлов. — Уже проглотил. Я вообще не знаю, как можно долго обижаться на человека, которого так сильно, отчаянно любишь. А ты... стерва... зараза, — никогда и никто меня не ругал так… душевно и сладко. Орлов мою ладонь прикладывает к своей груди и накрывает своей, не позволяя отдёрнуть: — Сюда глубоко проникла. Засела и никак не уходишь. Супом своим сырным в кишки проникла! Мясом! Салатами и прочей хренью такую дорогу проложила к моему сердцу, что никакими операциями и лекарствами не вылечить. Скучаю по тебе… остро, болезненно, но не знаю, смогу ли доверять. Та ли ты самая Лида, которой я поверил когда-то. Та ли ты Лида, которая влюбила меня в себя. Или всё-таки ты Лада и вновь вонзишь в спину нож?

– Никогда ножа не втыкала! — отчаянно замотала головой, боясь спугнуть счастье. — Лёш, поверь, и Лада не втыкала! Она переживает не меньше моего. Просто она... не любила тебя, как я.

— А ты… любишь?

— До сумасшествия. И всё, что тебе говорила и обещала, было чистой правдой и от чистого сердца. Но всё жутко закрутилось, запуталось… Если дашь шанс, я… я... сделаю тебе другой суп. Настолько вкусный, что пальчики оближешь! — горожу какую-то ерунду, несусветную глупость.

– Нет уж, — сглатывает Орлов, пожирая меня взглядом.

А я дышать страшусь.

Моргнуть… Вдруг Алексей рассеется в воздухе, и это всё окажется плодом моего воображения.

— Нет, Лидуль, сначала я тебя оближу. Всю…

Ничего более порочного и сладкого не слышала. У меня от волнения чуть сердце из груди не выскочило.

– Я так соскучился, — на интимной частоте шепчет Орлов, а дыхание его дрожит, жаркими волнами ласкает моё лицо. — Так соскучился, что, наверное, тебя сожру… — тихий, хриплый голос надламывается. Не успеваю ничего ответить: ни возразить, ни согласиться, как Алексей ко мне качается… И целует... жадно-жадно… сочно.

Я чуть сознание не теряю — хватаюсь за него, как за спасательный круг, и умираю только от мысли, что это всё наяву! Всё правда! Лёша рядом! Целует меня!

ЛЮБИТ МЕНЯ!!!

В его объятиях, теряю себя, забываю себя, а когда он отрывается:

— Лид, а можно? — тихо, с придыханием, словно на грани.

— Нужно, — точно не в себе, рьяно киваю. — НУЖНО! Иначе умру… И тебя убью! — не знаю о чём думает, поэтому поясняю: — Я так хочу секса, что у меня внутри уже всё пульсирует.

— Тебе плевать с кем?

— У-у-у, садист, — подвываю беззлобно, надоедает его глумление. Перехватываю полочки стильного тёмно-зелёного пиджака и дёргаю в стороны:

— У меня никого не было долгие месяцы, а потребность никуда не делась! — Галстук уже ослаблен и летит в сторону. — Пожалуйста, — дрожащими пальцами быстро расстёгиваю пуговички его белоснежной рубашки, — коснись меня, — а это уже скуля. — А лучше трахни...

Меня действительно трясёт от нетерпения и желания.

– Скучала? — продолжает издеваться, но требовательным жестом, придержав за подбородок, заставляет посмотреть в глаза.

— Дико! — больше не стыжусь своих животных чувств. — Прошу, не мучай… Я так хочу тебя, что схожу с ума. Наверное, это всё из беременности… и воздержания… — сама к нему тянусь, и не дожидаясь его ответа, ворую поцелуй. Он не то рычит, не то мурчит, со стоном и сдавленным выдохом, жадно загребает меня в объятия и перехватывая инициативу целует так упоительно-глубоко, что боль пересекается со сладким экстазом…