– Не стой на месте, пташка. Если снова появишься в деревне, я обещаю, что попытаюсь убить тебя первой. Моё милосердие не вечно. А теперь беги.

И Волика сорвалась с места. Не помнила, как открыла дверь, как обогнула домик и широкими рывками бежала через снежные ухабы; не помнила, как оказалась на опушке тёмной чащи. Вспомнились слухи о злосчастном Лесе Крови, но и выбора у неё сейчас не было.

Волика, тяжело дыша, оглянулась: рассвет, раннее утро. Все Пернатые ещё спали, и лишь она, изо всех сил стараясь не заплакать, смотрела на Речную деревню, жадно запоминала каждую деталь. Обыкновенно тёмная река на рассвете пылала нежными розовыми отблесками, а дома, по один берег от неё погружённые в тень, с жадной завистью смотрели на другую половину, которую уже успело согреть плавно всходившее солнце. Горы верными защитниками обступали поселение кругом, а белоснежные холмы несмело сверкали в свете новорождённого солнца.

Речная деревня показалась девушке такой же прекрасной, какой она видела её прежде; может быть, даже ещё лучше. Смотрела ли она на неё в последний раз? Жалела ли? Очень.

Бросив робкое прощальное «До встречи…», девушка сорвалась с места и нырнула в тень хмурого леса. Великаны-сосны смотрели на неё со всей присущей им строгостью, но Волика не останавливалась. Пернатая бежала, куда несли её ноги.

Кровавый лес встретил её не с распростёртыми объятиями. Первое время мелкие деревья и кустарники больно били прутьями по лицу: девушка едва ли была способна их видеть. Немногим позже солнце поднялось выше, а глаза привыкли к постоянной темени. Передвигаться стало проще.

Великаны-сосны стремились своими пышными ветвями дотянуться до самого неба, а потому заметить их можно было, лишь резко вздёрнув голову. Изумруды хвоинок мешались с голубой пустотой и сверкавшими облаками – их природный зелёный искажался и превращался в чёрный. Тёмная сеточка деревьев в лесу испещряла светлое небо.

Несмотря на слухи, ходившие об этом месте, Пернатые здесь изредка бывали. Охотились, вот только девушка не имела понятия, на кого.

Волика знала про некоторую «обитаемость» Кровавого Леса не только по рассказам соплеменников, но теперь и благодаря тропинкам, протоптанным единицами путников до неё. Девушка впервые увидела эти дорожки собственными глазами и цеплялась за них, как за последнюю ниточку с родным племенем и разумными людьми.

Тропки были узкими, проложенными прямо по снегу между сосен и низеньких ёлочек. Язык не поворачивался назвать это дорогой: скорее уж указатель какого-никакого направления, чтобы не попасть в лесную западню. Наверное, заплутать здесь было легко. Но разве могла заблудиться та, у которой теперь не было дома? Ей и терять-то нечего.

В первый день гнетущие мысли отступили на второй план перед страхом, который неумолимо подгонял девушку вперёд. Несколько часов Волика просто бежала без оглядки, не останавливаясь; неясно, откуда вообще она черпала силы. Ноги несли её вперёд, Пернатая даже не особо думала, куда направлялась: следовала за петляющей змейкой дорожки, всё больше отдалялась от Речной деревни, и на тот момент этого было вполне достаточно.

Дыхание сбивалось, ноги проваливались в снег, но девушка рвалась вперёд, с яростью разрывая снежные ухабы руками. Она успела вымокнуть в снегу до нитки, отчего с каждой минутой становилось всё холоднее.

Она могла продолжить бежать. Долго, бесконечно долго убегать, не думая ни о племенах, ни о близких, ни о собственной судьбе! Нестись вперёд и ни о чём не думать. Лишь разум упрямо вторил, что стоило остановиться, передохнуть. Решить, что делать дальше.

Сердце в груди громко колотилось, но Волика не желала его слушать. Мимо проносились широкие сосны, и девушке казалось, что, стоит ей обернуться – из-за деревьев покажутся разъярённые лица соплеменников, бегущие следом…

Или Барс. Сейчас Волика не понимала, что было бы для неё хуже. Барс убьёт быстро; вонзиться клыками в мягкую плоть, перекусит глотку, заберёт перья, так и оставив умирать под соснами на холодном снегу в собственной крови. А Пернатые… Пернатые сначала измучают, потом будут пытать, допрашивать, а после её на глазах у всей деревни сожгут на костре, как заклятого врага.

Ладно. Барс был всё-таки лучше. По крайней мере, он будет единственным, кто увидит её предсмертные муки. И отчего-то Волике эта мысль показалась настолько ироничной, что она свалилась на снег и просто смеялась. Долго-долго хохотала во весь голос, пока по щекам текли горячие слёзы.

Ей было некуда идти, как и вернуться. Сейчас она бежала в никуда без всякой цели. Беспричинно цеплялсаь за свою никчёмную жизнь.

Воющий смех в безлюдном лесу раздавался далеко и громко. Будь рядом с ней хоть один Пернатый или Барс, её бы непременно услышали и нашли по ревущему голосу. Но кругом царила тишина. Даже птицы, и те замолкли; ветер тоже стих. Волика слышала одну себя. И осознание одиночества в этом могучем лесу отчего-то её успокоило.

Сосны скрывали от чужаков широкими стволами и пушистыми сугробами. Её смех растворялся в них, исчезая в призрачное никуда. Слёзы высохли. Девушка лежала на снегу, чутко наблюдая за качавшимися ветками деревьев над головой. Она думала о том, что, наверное, дремать на ледяной перине было очень даже мягко. И спокойно.

Интересно, Барсы спали прямо так, зарывшись пушистыми лапами в сугроб?

– Они люди, – вслух напомнила себе Волика, слабо улыбнувшись. – Наверное, у них есть простенькие дома. Интересно, Барсы боятся огня, как дикие звери? Я же не боюсь.

Она провела так какое-то время, переводя дух и вместе с тем вслух размышляя ни о чём. Сейчас Волике стоило бы как следует подумать о своём будущем, о том, что и как ей делать дальше, но…

Лес, облака и горы, вздымавшиеся гребни которых виднелись даже сквозь глухую чащу, в тот момент интересовали её гораздо больше.

Девушка поднялась на ноги и продолжила путь быстрым шагом. Она рассчитывала, что оторвалась уже достаточно далеко от деревни, чтобы не тратить драгоценные силы на излишнюю спешку.

Полдень остался позади, время шло к вечеру, а потому белёсое солнце уже клонило к закату. Волика остановилась, заострив внимание на небесном светиле:

–Там Воробьиный клюв, – констатировала она, глядя на зубчатый горный пик. Он был противоположен стороне, куда западало солнце. С Воробьиного клюва оно поднимется ввысь завтра. – Значит, чуть правее плато, где живут Барсы. Можно попробовать добраться до них, вдруг… у них свои деревни? Своя Барсовая Речная деревня. Прям как у нас.

Девушка погрустнела, но времени на уныние не осталось. С заходом солнца в лесу станет очень темно, двигаться дальше – себе дороже, а потому проще было остановиться и переночевать, чтобы уже с рассветом продолжить путь.

Волика чувствовала, что за это время сильно проголодалась, но ни одной речки на пути ей так и не попалось. Расчищая местность для ночлега, она подобрала со снега мёрзлые кедровые шишки. В некоторых из них уже отсутствовали семена – уж об этом-то позаботились юркие птички-кедровки, – в других крохотные орешки чудом уцелели. Девушка торопливо разложила их по кучкам на поляне, и, судя по всему, на сегодня это будет единственным её ужином.

– Ну, лучше, чем ничего, – кажется, разговоры с самой собой начали входить в привычку.

В роковой день она удосужилась вместе с курткой захватить с собой крохотный железный ножик, который теперь стал лучшим другом и единственным орудием на неопределённый срок. Делая засечки на стволах сосен, чтобы не потеряться, Волика сошла с тропинки глубже в лес: требовалось найти сухой мох и хворост для разведения костра.

Это оказалось сложной задачей. От дара Пернатых-воинов, умевших заговаривать пламя, при желании могли вспыхнуть и не потухнуть даже земля и камень. Хотя, казалось бы, гореть-то там нечему! Но вот ей с её… способностями Барса, которыми она понятия не имела, как пользоваться, до укрощения пламени было очень далеко. А потому Волика, с горем пополам нащупав сухие клочки мха в старом беличьем дупле и сунув их в карманы, отправилась на поиски хотя бы немного не промокших веток.