Война уже длилась год, а Мемнон все не дал сражения захватчикам, довольствуясь малыми стычками, и отбирая назад освобожденные ими небольшие города. Сатрапы, чьи богатства нещадно расхищались греками, начали роптать и слать к Великому царю гонцов с просьбами сместить Мемнона. Они говорили, что изменник Мемнон намеренно затягивает войну. Дарий потребовал от Мемнона решительных действий. Мемнон и сам уже понимал, что его план, предложенный еще до битвы при Гранике, устроить македонянам «скифскую войну», пошел прахом. Птолемей и Антигон, не имевшие крепкого тыла, тем не менее, получали поддержку в ионийских городах. Их войско доросло в первый же год войны до двадцати восьми тысяч человек, а вскоре перевалило за тридцать пять.
Сражение, которого уже так давно ждали сатрапы, произошло во Фригии, на равнине возле города Ипс. Войско греков и македонян насчитывало двадцать шесть тысяч тяжелой пехоты, снаряженной, как македонские педзетайры, и четыре с половиной тысячи конницы. Прочие воины имели легкое вооружение. В распоряжении Мемнона было сорок восемь тысяч персов и три тысячи греческих наемников. Сражение началось обычным для греков способом: их конница атаковала левый фланг персов и, разбив их, зашла в тыл стоящей в центре фаланге наемников. Мемнон проиграл сражение и вынужден был бежать. Узнав о поражении своих войск, Великий царь Дарий начал собирать новые силы, однако действовал крайне нерешительно.
Тем временем, Птолемей с нескрываемым раздражением наблюдал над тем, как авторитет Антигона постепенно растет, задвигая его, Птолемея, в тень. После битвы при Ипсе они окончательно рассорились и Лагид, забрав восемь тысяч поддержавших его воинов, отделился, решив найти себе собственное царство. Антигон после этого немедленно объявил себя стратегом-автократором Азии. Персы не тревожили его, правда недобитый Мемнон сумел отобрать назад Милет и закрепился там. Циклоп, устанавливая свою власть в завоеванных землях, до поры не обращал на него внимания.
Лагид высадился на Кипре и, приведя царей острова к покорности, отправился в Египет. Еще задолго до ссоры с Антигоном он послал нескольких гонцов к Мазаку, сатрапу Египта, подбивая его на мятеж против Великого царя. Греки давно уже положили глаз на Египет. За несколько лет до рождения Александра спартанский царь Агесилай во главе греческого войска помогал потомку фараонов, Нектанебу II в его борьбе против персов. Однако возрождение власти фараонов состоялось лишь на короткое время. Царь царей Артаксеркс II утопил мятеж в крови, заставив египтян вспомнить о кровавых временах Камбиза.
Птолемей мудро сыграл на чувствах египетских жрецов, переманив их на свою сторону, чего не потрудились сделать персы за века владычества над страной Нила. Жрецы помогли Птолемею устранить Мазака, который был уже не нужен. Вся его роль сводилась к тому, чтобы не препятствовать высадке войск Лагида.
Лагид оставил жрецам изрядную долю власти, не вмешиваясь в их дела. Они в ответ позаботились о том, чтобы оракул Аммона в Сиве признал его истинным фараоном. Птолемея поддержали греческие поселенцы, давно уже осваивающие эту землю. Лагид, изгнав персидские гарнизоны и изрядно пополнив ряды своего войска, принял царский титул и объявил, что является сыном Филиппа Македонского. Будто бы Александр приходился ему сводным братом, а македонский князь Лаг, доселе считавшийся его отцом, был всего лишь воспитателем. Так новый фараон закрепил свои притязания на царскую диадему. Примеру Птолемея немедленно последовал Антигон, объявивший себя царем. Внезапно умерший от болезни Мемнон, был единственным, кто пытался противостоять новому царю. Теперь же у Антигона не было соперников в Малой Азии. Разбив вторично войско сатрапов, он окончательно закрепился во Фригии. Греческие полисы и персидские города склонились перед ним. Персы, в течении еще двух лет, безуспешно пытавшиеся выбить Антигона, постепенно оставили свои надежды.
После победы спартанцев, афинян и прочих эллинов над Антипатром, Коринфский союз распался. Он не мог существовать при отсутствии внешнего врага, слишком много было противоречий, слишком памятна была Пелопоннесская война. Афиняне, начавшие возрождать былую талассократию, власть над морем, были заинтересованы в египетском хлебе, который был нужен перенаселенной Аттике, как воздух. Египетский правитель-эллин (на македонское происхождение Лагида тактично закрыли глаза) устраивал их больше, чем перс. Афины поддержали Птолемея, признали его царем и прислали флот и войско. Дарий, войско которого двинулось через сирийскую пустыню к дельте Нила на усмирение отпавшей сатрапии, временно махнул рукой на Антигона, справедливо полагая Египет более ценной сатрапией. Спартанцы, в очередной раз купленные на персидское золото, отправили свой флот к Фаросу, собираясь поддержать Великого царя, однако были разгромлены афинянами и навархом Менелаем, братом Птолемея. Вскоре, в битве у Пелусия Птолемей разбил Дария. Одержав победу, он поспешил выслать к нему послов с заверениями, что более не стремиться отхватывать куски от персидского царства. Великий царь заключил с ним мир. Совсем не воинственный, Дарий не был уверен в своих силах и, несмотря на бахвальство своих военачальников, повернул назад.
Минуло восемь лет со смерти Александра, когда войны ненадолго затихли и повсюду установился мир. В Элладе он был недолог, поскольку две великих державы, Спарта и Афины, непримиримые враги, не могли ужиться вместе. Но Азию и Египет новая война, прозванная Второй Пелопоннесской, не затронула.
Фараон Птолемей основал возле острова Фарос новый город, назвал его Птолемаидой и объявил своей столицей. Антигон сделал столицей город Келены во Фригии. Дарий оставил попытки вернуть свои утраченный владения, заключив мир с обоими царями. Власть в Персидском царстве находилась в руках человека, которого оно давно не имело. Наделенный множеством добродетелей, кроме полководческого таланта, лишенный пороков, свойственных своим предшественникам, Дарий излечил персидское царство от тех недугов, которыми оно страдало. Постепенно возмущения сатрапов смолкли, враги не нарушали более границ царства, и Дарий мог вздохнуть с облегчением.
Так прошло еще семь лет, до того дня, когда войска иллирийцев, одрисов и эпиротов подошли к стенам Пеллы, и на трон Македонии не взошел юноша, называющий себя сыном Александра. Многие тогда сочли его самозванцем...
Осень третьего года 116-й Олимпиады
Мегалополь
Горстка гоплитов в алых плащах. Все, что осталось от великой спартанской армии, битой столь немногими за века существования города воинов. Царь осадил разгоряченного сражением, пританцовывающего жеребца, в двадцати шагах от них.
— Кто из вас старший?
Стоящий в первом ряду седой воин сделал шаг вперед.
— Назови свое имя.
— Я Харидем, сын Полемида.
— Признаешь ли ты, Харидем, сын Полемида, меня, царя Македонии и гегемона эллинских полисов, своим господином?
— Мой господин мертв. А тебя, кто бы ты ни был, я не знаю.
Пирр обвел взглядом остальных спартанцев. Их лица были спокойны, словно умереть предстояло кому-то другому.
— Ты выбрал! — Царь толкнул пятками бока жеребца.
Спартанцы ощетинились копьями и запели пеан. Окружившие их педзетайры сомкнули ряды и двинулись вперед. Через несколько минут последний из алых плащей распластался на земле.
Пирр в сопровождении телохранителей, гнал коня по заваленному трупами полю. Македонские и эпирские воины, подбирающие своих павших товарищей и снимающие доспехи с убитых врагов, приветствовали своего царя радостными криками «Аэт!» и потрясали оружием. Где-то вдалеке клубилась непроницаемая пылевая завеса: союзная фессалийская конница преследовала последние остатки спартанцев, отходящих к юго-востоку.
Царь заметил спешенного Кратера, отдающего какие-то указания своим воинам, и направил своего коня к нему.
