Во время первой же встречи с Ходжесом князь выразил пожелание отдаться под покровительство «Англии и ее друзей» с целью защиты от «агрессивных» поползновений России. Возникла ситуация, о которой видные английские историки пишут с чувством неловкости: «В Сербии Британия поддерживала автократический режим, а Россия – разновидность конституционализма»^[491]. Ретивость Ходжеса вызывала недоумение в среде британских дипломатов. Посол в Вене Ф. Лем предостерегал Пальмерстона: «Полковник Ходжес представляется мне слишком деятельным политиком. Вам лучше призвать его к спокойствию». Лондону следует действовать через Вену, укреплять ее позиции в княжестве в противовес российским. На большее Англия не способна^[492].

Но Пам шел напролом. С его санкции Ходжес отправился в Стамбул – побуждать Порту к умеренным уступкам. В 1838 году последовало принятие устава, прозванного в Сербии турецким, предусматривавшим защиту прав человека и собственности, отменявшим кулук (барщину). Совет при князе наделялся значительными полномочиями, он вырабатывал законы, которые не должны были нарушать права «Высокой Порты, под властью которой страна состоит», утверждал решения князя и собирал налоги^[493]. Членов совета назначал князь из лиц, известных в стране своею честностью и способностями. Они могли смещаться лишь с султанского согласия. Большинство в нем завоевали уставобранители, что крайне огорчило Ходжеса.

Однако позиции России в княжестве были прочными, одолеть их наскоком не получилось. Посол лорд Д. Понсонби писал главе Форин-офис: «Думаю, меня побьют, ибо Порта не знает, насколько она может рассчитывать на британское правительство и не пожелает оспаривать волю России»^[494]. И Пальмерстон забил отбой: «Всем очевидно, что географическое положение Сербии дозволяет Великобритании оказать активную и эффективную помощь его светлости (Милошу – Лет) лишь путем объявления войны России. Не следует, однако, ожидать, что Англия ввяжется в войну с Россией только по вопросу о Сербии»^[495]. Лондон оставил своего протеже на произвол судьбы, в данном случае представленной уставобранителями и поддерживавшей их Россией.

Жить в Белграде Ходжесу стало неуютно и даже небезопасно. В апреле 1839 года полковник покинул сербскую столицу. Вскоре его примеру последовал Милош, прибавив к своему титулу досадную приставку экс. В 1842 году уставобранители свергли с престола его сына Михаила, трон занял близкий им Александр Карагеоргиевич.

Самое знаменательное событие 1840-х годов – план объединения югославянских земель под эгидой Сербии, известный как «Начертание», И. Гарашанина (1844 год). Автор рассчитывал осуществить этот замысел не путем народного восстания, а с помощью дипломатических акций и войны. Он взял за основу записку чеха Ф. Заха, близкого к польской эмиграции, который возлагал при этом, без каких-либо оснований, особые надежды на поддержку Англии и Франции. Гарашанин придерживался той же ориентации, но все же счел нужным упомянуть в «Начертании» о России и включил в текст следующий абзац: «Сербия ни с кем не могла бы так легко добиться своей цели, как при содействии России. Но это возможно только тогда, когда она (Россия. – Авт.) совершенно и полностью приняла бы условия Сербии»^[496]. Населенные сербами австрийские земли в «Начертании» не фигурировали, Гарашанин считал их вовлечение в процесс объединения выходящим за рамки возможного.

Сербия брала на себя роль лидера в балканском национальном движении.

* * *

В Греции существовали три «партии», английская, французская и русская, со сталкивавшимися интересами, много кланов вокруг известных политических деятелей, но социум объединяла ненависть к баварскому правлению, которое после того, как с арены сошло регентство, представлял король Оттон, и стремление смести его абсолютизм и заменить его конституционным правлением. Взрыв произошел в ночь со 2 на 3 (с 14 на 15) сентября 1843 года при самом активном участии в событиях афинского гарнизона. Особенность этой однодневной революции в том, что у нее не было врагов, король – один против всех.

Заговорщики вывели на площадь перед дворцом войска, здесь же собралась огромная толпа народа. Полковник Д. Каллергис передал монарху требование о введении конституции. В три часа утра собрался Государственный совет и сформулировал программу революции: введение конституции, созыв в течение 30 дней Национального собрания, роспуск правительства и образование нового, увольнение с государственной службы всех иностранцев кроме филэллинов – участников революции 1821–1829 годов. Оттон попросил отсрочки, чтобы связаться с посланниками держав и запросить у них совета. Ему было в этом отказано. Но посланники сами явились на площадь. Каллергис, командовавший войсками, окружавшими дворец, отказался пропустить их к Оттону до принятия им требований Государственного совета. Дипломаты разъехались.

Оказавшись в безвыходном положении, Оттон подписал требуемые документы. Толпа перед дворцом, в самом угрожающем настроении, не расходилась. Лидеры восстания потребовали у короля выразить благодарность войскам и народу за выступление, состоявшееся, по их словам, с целью поддержания порядка и избежания кровопролития. Король еще раз попросил разрешения встретиться с посланниками и на этот раз получил его. Те прибыли во дворец. Их совещание, по замечанию российского представителя Г. А. Катакази, происходило под аккомпанемент «угрожающих криков черни». Поступали сообщения, что офицеры больше не в состоянии сдерживать народ и войска. Королева Амалия слала супругу записки с просьбой пойти на уступки. Посланники единодушно посоветовали Оттону подписать предъявленные ему требования, что тот и сделал, после чего появился на балконе дворца в окружении дипломатов. Присутствовал и глава нового правительства А. Метаксас. Ни одна рука не поднялась, ни один голос не прозвучал в поддержку монарха.

Г. А. Катакази дорого обошлось его «участие» в перевороте.

Все правительства, кроме российского и прусского, одобрили поведение своих представителей. Прусский король пожурил своего посланника, Николай обрушил на Катакази свой гнев, назвал его поступок низостью – тому следовало умереть с честью, защищая Отгона, – и собрался прогнать его со службы. Нессельроде удалось смягчить царя, и тот ограничился отзывом несчастного из Афин. Успокоившись, Николай решил продолжать сотрудничество с двумя другими покровителями Эллады – Великобританией и Францией. Афинам предписали выплачивать долги и забыть о расширении границ королевства. В добром согласии протекторы рекомендовали новому греческому кабинету при выработке конституции руководствоваться монархическим принципом и не забывать о введении имущественного ценза для избирателей при выборах в парламент.

Четыре месяца, до марта 1844 годы, шло обсуждение проекта конституции. Она провозгласила равенство всех греков перед законом, их право занимать должности, свободу печати. Законодательная власть вручалась королю, палате депутатов и сенату, члены которого назначались монархом пожизненно, исполнительную власть осуществлял монарх с помощью министров, им назначаемых. Король же являлся верховным главнокомандующим, он имел право заключать международные договоры и распускать палату депутатов. Православие объявлялось государственной религией страны, в этой вере надлежало воспитывать наследника престола (которого не появилось).

Конституция не поднимала вопроса о территориальном расширении королевства, в котором проживали далеко не все греки, и тут под нее немедленно начался подкоп. В начале 1844 года известный политический деятель И. Колетис произнес речь, сформулировав в ней великую (мегали) идею. Суть его выступления сводилась к следующему: королевство – это не Греция, а ее часть, причем самая малая и самая бедная. Греки обитают в Янине и Салониках, в Константинополе и Трапезунде, на островах Крит и Сорос, в любой стране их истории или обитания их расы. Существуют два великих центра эллинизма – Афины и Константинополь. Афины – всего лишь главный город королевства; Константинополь – это великая столица, Город, Полис, притяжение и надежда всех эллинов^[497]. Мегали идея не ограничивалась присоединением к королевству окружающих его и населенных греками земель, а предусматривала возрождение Византийской империи с вхождением в нее территорий со смешанным составом жителей, включая и те, где уже давно и прочно осели другие народы. Она, потенциально, содержала большой великодержавный замах, что в полной мере проявилось в XX веке.