Именно это «все возможное» и сделали в 1970–1973 гг. чилийские революционеры. Упрекать их за это — значит не понимать, что возможность мирного пути развития революции зависит не от чьего-либо субъективного желания, а от расстановки классовых сил, позиции армии, способности масс к вооруженным формам борьбы, от политики врага и многих других объективных факторов.
Латиноамериканские компартии неоднократно высказывались в пользу возможности в исключительных случаях относительно мирного пути развития революции, но в принципе в большинстве случаев склонялись к выводу о неизбежности вооруженных форм борьбы. В середине 50-х годов наметился крен в пользу стратегии мирного пути ввиду усиления позиций реального социализма и международного рабочего класса{84}. При этом, однако, не исключались и немирные формы борьбы, в том числе вооруженные, и неизбежность той или иной степени и формы применения революционного насилия, включая его законодательно оформленные меры.
Чилийские коммунисты, определяя стратегию мирного пути развития революции, не абсолютизировали эту возможность, но считали ее наиболее реальной и соответствующей традициям и конкретной ситуации в Чили. В Программе Коммунистической партии Чили, принятой XIV съездом в ноябре 1969 г., т. е. примерно за год до победы на выборах блока Народного единства, указывалось: «Существуют противоположные мнения по проблеме путей революции, будут ли они мирными или немирными или комбинацией того и другого. Мы, коммунисты, полагаем, что революция представляет собой многообразный процесс всех форм борьбы за освобождение нашего народа. Пути революции определяются соответствующей исторической обстановкой и всегда основываются на активном революционном творчестве самих масс»{85}.
Таким образом, компартия не исключала многообразия форм борьбы, хотя в принципе ориентировалась на относительно мирное развитие революционного процесса, т. е. на развитие прежде всего массового демократического (внепарламентского) движения, чтобы, опираясь на него и используя парламентские средства, завоевать исполнительную власть для постепенного осуществления революционных преобразований. Именно таким путем, сохраняя принцип законности и избегая фронтального вооруженного столкновения, предполагалось добиться установления нового народно-революционного антиимпериалистического и антиолигархического переходного режима.
Эта стратегическая установка по существу развивала разработанную еще VII конгрессом Коминтерна в 1935 г. политику народного фронта. В новых исторических условиях левые силы, объединенные благодаря союзу социалистов и коммунистов в блок Народного единства, имели не меньшие, а большие шансы на успех, чем когда бы то ни было прежде.
Борьба за президентский пост оказалась весьма длительной и нелегкой. Трижды кандидат левого блока социалист С. Альенде терпел поражение на выборах, хотя с каждым разом политическая мощь народной коалиции увеличивалась. Лишь после 18 лет упорной борьбы, в сентябре 1970 г., народный кандидат в президенты завоевал относительное большинство голосов и в соответствии с конституцией был избран президентом республики.
«Победа народа, — отмечается в Декларации Гаванского совещания, — стала возможной в результате напряженной массовой борьбы во всех областях общественной жизни. Она была достигнута благодаря тому, что народное движение объединилось вокруг правильной политической линии, которая четко определяла основных противников — империализм, монополистическая и помещичья олигархия, — указывая таким образом направление главного удара… Движение чилийского народа открыло путь к революционным преобразованиям…»{86}
Правительство Народного единства при активном участии трудящихся провело национализацию крупных промышленных и горнорудных предприятий, создало сильный госсектор на основе экспроприированной монополистической собственности, национализировало банки, осуществило глубокую аграрную реформу, провело ряд важных мероприятий в интересах трудящихся, в том числе в области жилищного строительства, здравоохранения, образования. Огромный шаг вперед был сделан по пути развития демократии и расширения участия народа в руководстве судьбами страны. Все эти мероприятия, указывается в Декларации Гаванского совещания, подчеркивают «глубоко национальный, народный и революционный характер правительства, возглавлявшегося Сальвадором Альенде… представляют для народа Чили неоценимое наследие… останутся в качестве знамени борьбы рабочего класса и широчайших слоев народа»{87}.
Три года успешного развития революционного процесса в Чили являются лучшим доказательством жизненной силы и эффективности стратегической установки на мирное развитие революции. Мирный путь не означал какого-либо компромисса противоборствующих сил. Если принять во внимание также разнообразные формы революционного насилия, соответствующие конституционным нормам, — национализацию и конфискацию крупной собственности, запрещение по декрету враждебной антигосударственной деятельности, введение чрезвычайного положения и т. д., то становится ясно, что мирный путь имеет не абсолютный, а относительный характер, выражает лишь основную тенденцию, исключающую на весь период или хотя бы на определенное время открытую вооруженную схватку между революцией и контрреволюцией.
Означает ли победа фашизма, что концепция мирного развития революции оказалась ошибочной? Конечно, нет. Здесь следует разделять два отдельных вопроса: во-первых, проблему мирного и немирного путей революции и, во-вторых, проблему защиты революции от вооруженных атак врага. Во втором случае речь идет не о том, каким путем развивается победившая политическая революция, а о необходимости защитить достигнутые народом завоевания, прежде всего революционную власть, любыми средствами, включая силу оружия и даже «красного террора» в ответ на контрреволюционные выступления.
События в Чили еще раз показали, что эксплуататорские классы добровольно власть не отдают, а, напротив, ожесточенно отстаивают ее, идя на самые варварские преступления. В Декларации Гаванского совещания по этому поводу говорится следующее: «Чилийский опыт ясно свидетельствует, что революционное движение не может отвергать ни один из путей демократического подхода к власти, но, вместе с тем, должно быть полностью готово к тому, чтобы защищать демократические завоевания силой»{88}.
Таков общий вывод латиноамериканских коммунистов по вопросу о мирном и немирном путях развития революции на современном этапе.
Опыт Чили со всей остротой поставил и такую важную проблему, как союз рабочего класса с промежуточными слоями общества и мелкой буржуазией города и деревни. Как известно, именно эти слои в решающий момент вошли в конфликт с правительством Народного единства и фактически помогли реакционным силам свергнуть народно-революционную власть и установить кровавую фашистскую диктатуру Пиночета.
На этом основании многие мелкобуржуазные и леворадикальные авторы делают обобщающий вывод о том, что якобы «основной расчет на союз между пролетариатом и средним классом в едином патриотическом антимонополистическом фронте потерпел фиаско»{89}. Эта точка зрения по существу исходит из троцкистского тезиса о контрреволюционности всех непролетарских групп трудового народа.
Вопрос о средних слоях и их роли в революции был, как известно, поставлен впервые в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса, которые предостерегали рабочий класс о смертельной опасности его изоляции в ходе борьбы за социальные преобразования. В. И. Ленин, развивая эти идеи, выдвинул научно обоснованную платформу борьбы за союз рабочего класса с крестьянством и промежуточными слоями города (интеллигенция, студенчество, мелкие собственники, служащие, лица свободных профессий, люмпен-пролетарские и маргинальные группы). Именно такой союз, по мысли В. И. Ленина и большевиков, не только в принципе возможен, но и крайне необходим для успешного развития демократической революции и ее последующего перерастания в революцию социалистическую.
