– Я часто бывала здесь в старшей школе, – сказала Элис бармену. – У меня были поддельные права, я добыла их на Восьмой улице, и там было написано, что мне двадцать три. Мне казалось, что, если мне будет двадцать один, это будет выглядеть подозрительно, а когда мне и правда исполнилось двадцать один, на тех правах мне было уже почти тридцать. Но теперь я даже не могу отличить двадцатиоднолетних от двадцатидевятилетних, так что, может быть, и не было никакой разницы.

Бармен налил еще стопку.

– За счет заведения. Я помню, как мне исполнилось сорок.

Элис хотела спросить, когда это было: год назад, десять лет назад или вчера, – но не стала.

– Хорошо, – сказала она. – Но это последний.

В этот раз вкус оказался лучше – меньше похож на пожар, скорее на цыганский поцелуй.

Добраться до Помандера было куда проще, да и ключи у нее где-то были. Когда такси высадило Элис на углу Девяносто четвертой и Бродвея, было три часа ночи. Остатки ужина она оставила в баре или, может, поделилась с кем-то? Так или иначе, она сократила количество своих пакетов до одного, и вместо нового свитера там лежал старый, потому что она пролила на него почти целую пинту пива и в туалете переоделась в новый. Девушки у музыкального автомата оказались такими веселыми и, слава богу, курильщицами – во всяком случае, в той мере, в какой после ночи в баре в курильщика превращается чуть ли не каждый. Ехать было всего десять минут, она вполне могла бы спуститься в метро, но у нее в конце концов был день рождения, поэтому она вызвала самую шикарную машину из тех, что оказались поблизости. Когда она забралась внутрь, водитель окинул взглядом ее расплывшееся на заднем сиденье его новенького «кадиллака» туловище, и Элис была уверена, что он приготовился к фонтану рвоты. Но его не будет.

Однако стоило такси отъехать, фонтан все-таки извергся. В сточную канаву. Тротуары были пусты. Дрожа, Элис принялась шарить в сумке в поисках ключей. Она всегда носила с собой ключи от отцовского дома, на всякий случай, но не заглядывала туда уже несколько недель. Она частенько забегала забрать почту и покормить Урсулу, но они платили девочке-соседке, чтобы та регулярно заходила накормить и погладить кошку, так что, если Элис случалось надолго пропасть, совесть ее не мучила.

Главный вход на территорию Помандер-уок выходил на Девяносто четвертую улицу, рядом с кованой калиткой висела табличка с фамилиями, напротив звонков. Туристы иногда куковали у этих ворот в ожидании, что их кто-нибудь впустит. Обычно это случалось в течение дня и не доставляло неудобств. Должно быть, Помандер-уок попал на какие-нибудь немецкие туристические сайты или в путеводители, потому что почти всегда туристы были из Германии; иногда мог затесаться какой-нибудь англичанин. Никто не звонил в звонок в три часа ночи. Смотритель не жил на территории, консьержа как такового тоже не было, был только привратник на полставки, который мог помочь достать что-нибудь из микроскопической кладовки, на которую была километровая очередь. Если ей не удастся найти ключи, она всегда может позвонить Джиму Романсу из двенадцатого, ближайшего к воротам дома. Если он не спит, ему, по крайней мере, не придется далеко идти, и у него тоже есть ключ от дома отца. Но перспектива разбудить щеголеватого восьмидесятилетнего вдовца, которого Элис знала с самого детства, была крайне непривлекательной. Одна мысль о том, чтобы явить ему пьяную и, скорее всего, еще липкую сторону своей личности, сильно удручала ее желудок, поэтому Элис прислонилась спиной к кованой двери и продолжила перепахивать содержимое своей сумки. Но стоило ей надавить своим весом на дверь, этот тяжеленный черный кованый монстр, о которого она один раз так зашибла лодыжку, что пришлось делать рентген, распахнулся настежь. «Господь милосердный, спасибо», – пробормотала Элис. У кого еще был ключ от ее бруклинской квартиры? Запасной лежал в офисе, но какой от этого толк? У ее хозяйки был ключ. У Мэтта был ключ, хотя он так ни разу и не воспользовался им, чтобы попасть в ее квартиру. Надо будет его забрать.

Элис вскарабкалась по ступенькам, ведущим в переулок, и постаралась поймать равновесие. Помандер всегда будет самым красивым местом из всех, где ей доводилось и доведется жить. Кукольные домики с почти что пряничными деталями точно вышли из рождественских фильмов, только с вездесущим нью-йоркским музыкальным сопровождением гудящих клаксонов и отбойных молотков. Поскольку на дворе уже стояла осень, народ повыставлял у дверей тыквы – красивые, с каких-нибудь ферм на севере штата, на которых слишком жалко вырезать рожицы. Эти появятся позже, ближе к Хэллоуину. В Помандере всегда было достаточно детей для веселого Хэллоуина – маленькие человечки шатались от одной двери к другой, пока взрослые, нацепив маски или смешные шляпы, попивали вино и сидр. У Леонарда было полно смешных шляп и несколько накладных усов, и Элис с отцом всегда от души в них резвились: и когда она была маленькой собирательницей сладостей, и когда стала слишком взрослой для этого и начала сама раздавать конфеты.

Ключи все никак не находились. Элис знала, что одно из окон в доме достаточно хлипкое и его можно легко открыть снаружи. Или же она могла просто подождать несколько часов до утра, и тогда Джим Романс или смотритель откроют ей дверь. Второй вариант был, пожалуй, лучше. Элис уже начала опускаться на крыльцо отцовского дома, когда ей на глаза попалась сторожка. Она была одной из любимых вотчин отца, он относился к ней так, как мужчины из пригородов относятся к своим гаражам. Леонард царственно хозяйствовал там, и в сторожке зачастую было куда чище, чем дома. Сторожка в равной степени принадлежала всем жителям Помандера; всем, кому могли понадобиться грунт, лопата для снега или что-то из инструментов, но Леонард любил ее больше всех и больше всех о ней заботился.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что сторожка почти пустая: в углу стояла метла, у стены лежало несколько запечатанных мешков с садовым грунтом, но в остальном крошечная хижина выглядела безупречно. Элис прикрыла за собой дверь и уселась на пол. Через несколько минут она откинулась на мешки с землей и подсунула под голову пакет с испачканным свитером. Почти сразу же она уснула, представляя себя маленьким крольчонком из книжки Ричарда Скарри, уютно устроившимся на зиму в своем дереве.

В комнате было темно, Элис почти слышала, как у нее скрипит все тело. Она открыла глаза и поморгала. Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, где она находится. Ночью она каким-то образом умудрилась проникнуть в дом и забралась в свою детскую кровать. Леонард был не из тех родителей, что переделывают детскую в склад для гантелей и тренажеров, но вместе с тем над вещами Элис он особо не трясся. Большинство были на месте, но как-то раз во время ежегодной генеральной уборки он без спроса сдал в макулатуру все ее журналы «Сасси» – ужасное преступление, от которого она все еще кипела. Она вытянула руки над головой, пока кончики пальцев не коснулись стены.

Ее тело в целом было в порядке, а вот во рту пересохло, да и головная боль уже весело неслась ей навстречу на всех парах. Не открывая глаз, Элис вытянула руку и пошарила по полу в поисках сумки и телефона. Вместо них ее пальцы нащупали плотный лохматый ковер, который едва ли хотя бы раз пылесосили, и захламленную прикроватную тумбочку.

– Зараза, – пробормотала Элис, садясь в кровати. Сумка должна быть где-то тут. Без телефона она понятия не имела, сколько сейчас времени. Очевидно, утро, хоть в комнате все еще темно. Задние части домов на Помандер-уок всегда пребывали в полумраке, особенно по утрам, а окно ее комнаты выходило на тылы больших зданий, занимавших другую часть квартала, изнанку городского пейзажа – сплошь пожарные лестницы и неприметные окна. Элис начала составлять в уме список кредиток, которые нужно будет заблокировать, если она не найдет кошелек, равно как и всех остальных вещей, которые придется заменить. Как оставить заявку в магазин «Эппл» для покупки нового телефона, если нет старого? Ее ноутбук остался дома. Элис вздохнула.