И долго никто понять не мог, отчего королева Левзея не выгонит женишка да не накажет за пакости, пока случайно не выяснилось, что Беспардон с ведьмой тёмной сделку заключил, чтобы та фею лесную приворожила и приворот тот поддерживала. Поскольку человечья волшба надолго к лесным жителям не прилипала, старая злыдня нашла слабое звено в королевском рационе.
В излюбленное лакомство феи – молоко божьих коровок – тайком ото всех добавлялся истолчённый порошок лепестков фиалки, а самих коровок ни с того ни с сего пасти стали на полянке, заросшей любистоком. И фиалка, и любисток – сильные средства для того, чтобы сердце чужое в сетях заговорённой любви навечно запутать.
Коли человека таким зельем напоить, тот до скончания века своего рабом приворожившего будет. С феями сложнее: без ежедневной подпитки злое колдовство в чистой силе внутренней к рассвету растворяется. Потому поутру обязательно приносил Беспардон возлюбленной своей на подносе чашку молока с приворотом, с ласковой улыбкой подавал яство Левзее и контролировал, чтобы до донышка выпила.
Злодейство раскрылось случайно. Погостить к тогда ещё юной Чоморе приехала на каникулы подруга яга из лесной школы чар и магии. Потомственная лесная ведьма, дочь царя Берендея, юная колдунья сразу заподозрила неладное. На пару с Чоморой девица провела тайные изыскания и вычислила тёмный заговор.
Царь Беспардон из женихов тут же вылетел, ведьму тёмную нашли, и королева Вечного леса жестоко её наказала, лишив сил магических на веки вечные. Из нутра злобного вынула почерневшее солнце души да и запечатала в клубок-колобок, наложив заклятье поиска. А после спрятала в погребах королевских. Время от времени тот клубочек из тайника доставали и добрым людям в помощь презентовали: бросишь его на путь-дорожку да скажешь, что искать, он тебя и приведёт к желаемому. Так постепенно светлел колобок, чернота из спрятанного солнышка уходила.
Когда же прознал царь Беспардон Долдонович, что принц наследный в королеву Вечного леса влюбился да браком магическим сочетаться с ней желает, взбесился не на шутку. Знал государь: после такого брака Ждан окажется непригодным для тайных заговоров, потому как клятва брачная ограждать его от людей-предателей будет. А среди лесного народа сподручников Беспардон и женихом будучи не нашёл, и сейчас вряд ли отыщет. Поэтому невыгодными счёл такие узы царь-батюшка, жаждавший за счёт принца и будущей невесты его землями обогатиться да к рукам побольше прибрать через приданное.
Наследником лесного трона от такого смешанного брака могла стать только девочка. Только женской силе покорялись стихии, и только магия женской души могла усмирять живой источник, что в недрах горы Живун с незапамятных времён находился.
Как ни крути, со всех сторон царю Беспардону Долдоновичу не выгоден был брак единственного наследника с юной королевой Вечного леса. Потому и объявил он своё решение: либо трон и наследие, либо вон из дома и жена из фей. Ко всеобщему удивлению, принц выбрал возлюбленную свою, лесную королеву, и отбыл из царских хором с чем был.
Советники охали да ахали, за головы хватались. Лишь государь спокойным оставался: хорошо знал сына царь-батюшка, уверен был, и года не пройдёт, как вернётся неразумное дитё в отцовские объятья. Быть на вторых ролях наследник не привык. А первым в королевстве фей ему стать никто не позволит.
Глава 6. Ах эта свадьба, свадьба, свадьба…
Свадьба царская катилась как по маслу, соблюдая все традиции, приметы и таинства. Дым стоял коромыслом, хвосты и причёски торчали трубой, пир – горой. Тут тебе и каравай хлебосольный, и обсыпание хмелем, орехами и монетами золотыми-серебряными на богатство и счастливую жизнь. И длинный свадебный поезд с гиканьем, катанием по столице и запечатлением у памятных мест на чудо-фот.
Аппарат сей вместе с приданным привезла из земель заграничных невеста государева – герцогиня Синди де Рэлла. Агатовая коробочка с круглым стёклышком после нажатия на кнопку в виде камушка драгоценного выдавала волшебные картинки с физиономиями людскими, на которые направлена была. И привела сия вещица всех прихвостней во дворце ждановском в изумление.
Когда первая волна сомнений и недоверия прошла, придворные наперебой кинулись к купцам заморским и поверенным своим, кои по заграницам по делам находились, вестников слать с наказами «приобрести, купить, прислать сей же миг» диво-дивное. И теперь по новой зародившейся традиции свадебный кортеж с музыкой и хвалебными здравницами в честь молодых останавливался у любых мало-мальски интересных памятников и скульптур, чтобы сделать чудо-фоты.
Дамы выпячивали губки бантиком, отклячивали крутенько бёдра, дабы все могли узреть их плавные изгибы, выставляли кокетливо ножки из-под краешков вычурных платьев. Самые смелые, визжа и прикрываясь веерами, поднимали юбки аж до колен, являя миру кружевные чулки разных цветов. А затем подбегали к мастеру чудо-фота с просьбами сей же миг показать их на карточках, которые спустя минуту являли миру прекрасных дев во всех принятых ими позах. И топали яростно прекрасными ножками, коли выходило не так, как им чудилось, а вовсе даже наоборот.
Кавалеры подбирали животы, распрямляли плечи, оглаживали бороды и бородки, у кого имелись в наличии, и, насупив брови, пялились в волшебный окуляр. Добры молодцы помладше и вовсе скидывали кафтаны и заморские пиджаки с кармана́ми, дабы покрасоваться перед молодками мускулами, сквозь рубахи тонкие проглядывающими.
Девицы незамужние пищали и робко трогали пальчиками бицепсы-трицепсы. Мамаши снисходительно улыбались, приглядывая дочкам женихов, не допуская чересчур уж вольных вольностей. Замужние дамы завистливо вздыхали, не имея законного повода к кавалерам подойти столь близко, и, блестя глазами поверх раскрытых вееров, пристально разглядывали чужие наряды да кокетливо косились на мужей, силясь разжечь в них пожар былой любви и страсти.
Мужья же, приобняв жён, откровенно пялились на молодок, время о времени получая от своих благоверных по лбу сложенными веерами, и украдкой вздыхали по молодецкой удали и свободе, канувших в Лету.
Бурными водами прокатившись по улицам белокаменной, влетел кортеж на царский двор. На красном крыльце в новом дорогом алом кафтане встречал молодых с гостями сам Бабай Кузьмич. Окромя него некому было благословить молодого короля, у которого отца-матери не осталось. По такому случаю домовой бороду расчесал, маслами пахучими умаслил, лопаточкой на широкой груди разложил. От важности собственной и волнения старый хранитель пыхтел, раздув щёки и порыкивал на молодых домовят, что вдесятером на рушнике держали перед ним огромную свадебную ковригу с хлебом-солью.
Царь Ждан и молодая царица из кареты степенно вышли да чинно рука об руку пошли к крылечку. Народ дворовой да люд гостевой начал здравницы кричать-поздравлять, розовыми лепестками и монетками осыпать. Подойдя к Бабаю Кузьмичу, поклонились молодые домовому, как отцу названному Ждана. Склонили головы, речь приветственную выслушали, голубков с боков каравая в руки приняли да, обменявшись ими, накормили другу друга, под свист и хохот гостей щедро окуная в солонку.
Подал затем им домовой две лучины, и поднесли домовята малые уголёк из дома царского, дабы зажгли царь да царица огонёк в очаге своём на долгие лета счастливые. Отчего-то палочки не хотели разгораться, Ждан уже и злиться начал, косо поглядывал на домового. Но тут огонёк вспыхнул, и все вздохнули облегчённо: быть союзу царскому нерушимым. А вот насколько долгим брак царский окажется, то видно будет потом, когда лучинки догорят. Потухнут вместе, до самого кончика догорев, так и молодые доживут до седых висков счастливо. Поговаривали, деревенские даже на долгую жизнь загадывали: чья палочка первой потухнет, тот из супругов первым и за край уйдёт.
Встречальные обряды закончились, и молодой царь-батюшка с царицей своей Синдией, в народе Зинаидой прозванной из-за непривычного заморского имечка, взошли на крыльцо, повернулись к гостям, поклонились и на свадебный пир позвали. Ломанулись гостюшки дорогие, чуть с ног друг дружку не сбивая: успеть бы местечко получше занять да поближе к царской чете. Глядишь, во время пира под шумок что-то выгадать случиться али выпросить-выспросить.