Чомора вновь стала старушкой и, переваливаясь с ноги на ногу, что-то бурча себе под нос, принялась распоряжаться-командовать. Широко распахнув глаза от изумления и приоткрыв рот, Ждан наблюдал, как через поляну начали шмыгать звери-птицы, неся в лапах-крыльях угощения. Лисы ягоды свежие тащили в корзинке, ужи воду волокли в графинчике, дятлы несли сок берёзовый в берестяном туеске, белки орехи колотые на стол ставили, зайцы – овощи запечённые, а ежи – грибной шашлык на веточках.
Когда на поляне показался медведь, принц побледнел, но, скосив глаза на фею, понял: царь лесных зверей такой же верноподданный Амбреллы, как и всё другое зверьё, и всего лишь принёс бочонок мёда и кувшин медовухи для гостя. Прелестные маленькие феечки, усердно махая крылышками, на подносе из листа кувшинки приволокли сосуд из прозрачного горного хрусталя, в котором плескалась золотистая жидкость, и поставили напротив королевы.
Старушенция махнула руками-крюками – и вся живность исчезла с полянки. Подойдя к столику, незаметно появившемуся между Жданом и королевой, Чомора малость увеличилась в росте и принялась ухаживать за хозяйкой и гостем. Принцу плеснула в кубок медовухи, своей королеве – золотого напитка из кувшина. Ждан насторожённо покосился на предложенное угощение, мелькнула мысль: «А не отравить ли меня хотят?»
Считав его сомнения, Амбрелла отставила бокал и велела Чоморе плеснуть и ей медовухи.
– Не бойся, мой принц, – отпив медового хмельного, промолвила королева леса, – не отравлено. А вино своё не предлагаю, потому как волшебное оно, для людей непригодное. Хлебнёшь из моего бокала – позабудешь жизнь свою, навечно влюблённым пленником в нашем лесу останешься, менестрелем станешь, или художником, или ещё кем при моём дворе.
– Почему не воином или казначеем? – осторожно пробуя на язык мёд, поинтересовался Ждан.
– Каждому из вас, людей, фея-крёстная по стародавней традиции при рождении дарит талант или особую способность. Но не все крестники следуют зову души и сердца. Многие выбирают простой путь золотого тельца. А ступив на него однажды, попадают в сети Морока, запутываются в сетях лжи и обмана, растрачивая дары впустую.
– А вино здесь причём? – отодвинув от себя хрустальный кувшин с магической жидкостью, уточнил любопытный юноша.
– А вино стирает в человеке всё низменное, выпуская на волю его истинную душу, самые сокровенные светлые желания, которые люди, взрослея, подавляют в себе, загоняя глубоко – на самое дно.
– И у меня есть фея-крёстная? – пропустив мимо ушей объяснения Амбреллы, жадно уточнил принц, сделав солидный глоток и причмокнув языком от удовольствия.
Медовуха была славной, в меру хмельной, с ароматом лесных трав.
– И у тебя, бе́спутень, – заворчала снова Чомора, наложив в тарелку принца разной снеди. – Ты закусывай, дурень, наша медуница вашей не чета. Чай и с ног свалит, а ты нам тверёзый нужо́н.
Принц отмахнулся от назойливой старухи и снова обратился к королеве:
– А какой дар у меня?
– Талант художника. Но осталась от него крупица. Вспомни, в семнадцать лет ты забросил писать картины. А ведь все говорили, что твои работы словно оживают, как только высыхает последняя капля краски. А мог бы стать великим, – грустно вздохнула фея и жестом попросила Чомору плеснуть цветочного вина.
– Ну-у-у, ху-у-до-ожник, – протянул Ждан, отставив бокал и наколов запечённый гриб на деревянную резную вилку. – Вот кабы воин великий или правитель, а так… Кисти пачкать и холсты малевать большого ума не надо.
Фея ничего не сказала. Чомора поджала губы, ехидно зыркнула в сторону наследника. На лице старушенции бегущей строкой пронеслось всё, что она думала о великовозрастном недоросле: «Дурень ты, дурень!» Но принц не заметил, занятый выбором очередного сказочного блюда.
– С этим понятно. А влюбляет вино в кого? – пробуя мочёное яблочко, обваленное в шоколадно-клюквенной крошке, и шаря глазами по столу в поисках ещё чего-нибудь вкусненького и необычного, продолжил Ждан.
– Ну, дурень, как есть, – в сердцах бросила Чомора и решительно отодвинула от принца кубок с медовухой. – Хватит с тебя, а то последние мозги пропьёшь!
И плеснула ему в высокий фужер родниковой воды. Да такой ледяной, что хрустальные бока моментально запотели.
Хотел было венценосный гость возмутиться такой наглости, да вовремя заметил внимательный взгляд королевы и решил промолчать, проглотив королевскую спесь.
«В чужом доме хозяин – барин», – успокоил себя принц и потянулся к бокалу. Брови Ждана удивлённо приподнялись после первого глотка. Вкуснее воды он не пробовал ни в одном царстве-государстве, а их он повидал немало, разъезжая с ответными визитами по долгу государственной службы. Даже в его родном королевстве водица не отличалась особым вкусом, и пить её из колодцев хоть и можно было, да невкусно.
Вода же с королевского лесного стола напоминала самое драгоценное вино из далёких восточных заморских стран, что стоило на вес золота. Да что там, стократ лучше и вкуснее! Но ни хмеля в поданном напитке, ни добавок принц не ощутил. Чистейшая, как слеза младенца, ледяная, как утро высоко в горах, сбивающая хмель почище снадобья, которым потчевал его по утрам после приёмов королевский лекарь, безупречно свежая, как родниковые струи, и сладкая нежной сладостью первого поцелуя любви.
Принц выхлебал целый бокал и попросил ещё.
– Так чем я могу помочь, леди Амбрелла? – откинувшись на спинку кресла, повертев в руках наполненный водой кубок, умиротворённо поинтересовался Ждан. – Как я понял, лешие ваши не просто так меня крутили-водили по лесу.
Незаметное облачко пробежало по лицу королевы Вечного леса, но, безмятежно улыбнувшись и отпив вина, она бросила Чоморе:
– Ну вот видишь, а ты говорила, глуп. А он не так прост, как кажется с первого взгляда, – и ласково улыбнулась принцу, глядя нежно в синие глаза.
Старуха фыркнула, щёлкнула пальцами – и на полянке снова засуетились слуги-звери, убирая блюда и заставляя тарелками с неведомыми сладостями маленький столик, возникший как из-под земли вместо обеденного стола.
– Попробуй кофе со вкусом лесных трав, после медовухи очень бодрит, – предложила королева, накладывая себе на блюдце маленьких пирожных, похожих на крупные лесные цветы.
Сладости были сделаны столь искусно, что, пока принц не откусил кусочек, ему казалось, что вокруг не еда, а настоящие цветы, листья, шишки и жёлуди. Прикрыв глаза от восторга, Ждан на пять минут выпал из реальности, совсем позабыв про собственный вопрос. И едва не пролил кофе, когда услышал нежный голосок королевы Вечного леса.
– Помощь нам нужна, добрый молодец, – молвила королева, заглядывая в самое сердце принцу.
Забыв обо всём на свете, Ждан отставил блюдце и кофейную чашку и, как зачарованный, вновь вгляделся в прелестное женское лицо. Щёчки Амбреллы слегка румянились, в очах плескалось ожидание чего-то волшебного, царственные изящные пальчики теребили оборку из живых цветов на глубоком декольте. Сорванные лепестки планировали к земле, в воздухе превращаясь в маленьких пчёлок. Алые губки феи сложились в печальную улыбку.
За один только её огорчённый вздох готов был принц сию минуту уничтожить любого, кого ни попросит королева. В мыслях Ждан уже сражался с драконами, рубил головы чудищам лесным или заморским и бросал поверженных врагов к ногам прелестной возлюбленной. Да-да, именно так, и на меньшее наследник был не согласен.
Странная штука – любовь. Двадцать пять лет прожил Ждан на белом свете, познал дам много и разных. Но ни одна не тронула королевское сердце, не запала в венценосную душу. А вот, поди ж ты, зацепило его неведомое существо из волшебного леса с первого взгляда, а точнее, с первого взмаха изумрудно-прозрачных крылышек. Любовь тонкой золотой иголкой впервые проткнула сердце наследника и теперь шуровала там вовсю, крепкой ниточкой страсти и желания привязывая всё крепче принцеву душу к королеве Вечного леса.
– Всё что угодно, моя королева, – жадно ловя взор феи, прошептал Ждан и для убедительности прижал руки к сердцу, что тяжело ухало в груди.