— А там что? — спросил Страхов.

Дрозофила остановилась.

— То же самое, что здесь. И там, и там, — сказала она, раскинув руки в стороны, как доисторический регулировщик движения. — Рабочая зона каждого уровня — это такой пятиугольник, пентагон… или пентаграмма, если хочешь. Внешние стороны пентаграммы, сходящиеся под углами — это и есть станции технического обслуживания сооружений. Внутренние лучи — коридоры жилой зоны. По такому коридору мы сюда вышли… Все остальное внутреннее пространство пентаграммы — жилая зона, хозяйственная зона, инфраструктура… — Она опустила руки и подняла правую, указывая пальцем в потолок. — Мы сейчас на нижнем уровне. Следующий, выше, меньше по площади, третий еще меньше. Так в плане образуется пирамида, вершина которой выходит на поверхность земли…

— Так мы под землей?! — поразился Страхов, хотя об этом можно было давно догадаться по дизайну и антуражу «станции Комсомольская» и отсутствию окон дома у Дрозофилы. — И глубоко?

— Здесь глубина около двухсот пятидесяти метров, — сообщила Дрозофила. — На вершине — центр управления и технического обслуживания самой «пирамиды». Этот пентакль-пирамида обслуживает Москву и ближайшие области. Там, наверху, работают ауты высшего уровня. Они способны воспринимать такое…

Дрозофила не договорила.

— Что? — рискнул поинтересоваться Страхов, раз уж намекнули.

— Я даже не знаю, — с девичьей непосредственностью ответила Дрозофила. — Но не исключаю, что они могут регулировать вулканическую активность, к примеру… движение материковых плит, какие-то климатические параметры…

— Ядерные процессы на Солнце… Скорость движения Солнечной системы в Галактике… — экстраполировал Страхов.

— Может, и это тоже, — даже не улыбнулась Дрозофила, по чему Страхов и решил, что дело вселенского аутсорсинга зашло куда дальше, чем можно себе представить. — Ведь Солнце не вечно, и надо эту проблему как-то решать… Наверно, для этого нас природа и сотворила, как ты думаешь?

— «Нас» — это аутов? — уточнил Страхов.

Дрозофила была сама политкорректность:

— И аутов тоже.

— И ты считаешь, что вас для этого именно природа сотворила? — чем-то — еще сам не понял чем — не удовлетворился Страхов.

— Ну а кто?.. — пожала плечами Дрозофила. — Бог Единый, в которого христиане верят?

— Мусульмане, иудеи… — продолжил Страхов.

— Это же так давно было! — удивилась Дрозофила. — Теперь так только на Луне думают, разве нет? Разве они не все там?

«Может, все-таки чего-то ауты не знают…» — с надеждой подумал Страхов.

Дрозофила спросила уже явно с исследовательским интересом:

— А ты что, думаешь, как они?

Страхов хотел было соврать для пущей путаницы, но не стал, подумал, что не пройдет, и он расколется потом на каком-нибудь хитроумном тесте.

— Я не знаю, — сказал он. — Меня не учили в Бога верить. Я не знаю, как это делается. А как подключиться к аутсорсинговой колонии на Луне, я пока тоже не знаю.

— Меня тоже не учили… И что происходит на Луне, я тоже не знаю. Может, в стадии проекта… Еще какие-нибудь вопросы на этом уровне остались? — повела она рукой, охватывая пространство вокруг.

— Может, потом возникнут, — предположил Страхов.

— Еще вернемся, — сказала Дрозофила и добавила: — Торопиться некуда.

«Проговорилась!» — подумал Страхов и представил себе старое время, спецколонию и осужденного на пожизненное заключение, который с такими вот словами — «торопиться некуда» — уходит с прогулки обратно в помещение.

И он снова, куда отчетливей осознал, что его главная задача — сбежать отсюда. Вопрос — куда?! И еще вопрос — не запланированы ли его мысли и намерения кем-то? С целью какого-то теста… Или еще с какой-то неизвестной целью. Старая история. Еще Лао Цзы подозревал, что не ему бабочка снилась, а это он снится бабочке, затеявшей какой-то заговор против его реальности.

Информации не хватало, и Страхов решил пока удовлетвориться тем, что хотя бы на завтрак будет есть блины с черной икрой, запивая их Периньоном, пусть и лишенным «маршальского мундира» — его законной этикетки.

Думая, он шел к дверям, на которые указала Дрозофила. Двери раздвинулись перед ним, он вошел в какой-то длинный тамбур, остановился, не зная, что делать дальше, и повернулся к Дрозофиле, которая тихо двигалась следом.

Теперь она стояла и смотрела на него так пристально, как будто он что-то украл, а она заметила… Только застала ли она те времена, когда еще кто-то, кроме патологических клептоманов, что-то прихватывал, что плохо лежало? Наверно, сравнение было некорректным.

— Что-то не так? — честно и откровенно спросил Страхов.

— Все так, очень даже так, — протяжно проговорила Дрозофила. — Ты что сейчас сделал?

— Что? — не понял Страхов.

— Ну, перед тем, как войти… Ты же руки не поднимал.

— А что я должен был сделать? — перешел в наступление Страхов.

— Я не знаю…

— А я знаю?! — уже начал злиться он.

— Ну, например, представил себе, как эти двери открываются… — предложила идею Дрозофила. — Как это ты делал раньше у себя, там? Может, ты вспомнил, как смотрел прямо в сканер сетчатки… или, допустим, машинально представил себе какой-нибудь другой биометрический сканер? Было?

— Я ничего не вспоминал, я думал о своем… — И тут Страхов прикусил язык и, бестактно повернувшись к Дрозофиле спиной, спросил: — Мне и дальше идти впереди тебя?

— Если хочешь, — как бы безразлично сказала Дрозофила. — Там, по-моему, тебе все будет понятно. Просто эскалатор.

Страхов пошел вдоль короткого коридора, поводя плечами, — вся его спина вспотела.

Его опять подловили! И на чем! Он поражался сам себе, не знал, то ли радоваться, то ли страшиться, а на заднем плане сознания еще мигала тревожная лампочка вопроса: видит ли Дрозофила, что он догадался о том, что произошло.

А произошло, по всей видимости, необычайное. Опять произошло! В его мире, мире креаторов, ходили слухи-легенды о людях, у которых открылся дар ключа от всех дверей. Их называли «свободными», этих уникумов якобы принимали за своих все биометрические системы допуска… И якобы ООН уже подумывает о том, чтобы ввести кое-где старинные системы допуска вроде ламинированных персональных фотографий с набором данных, а на входах там поставить специальных аутсорсеров, знающих в лицо конкретных персон с допуском… Страхов был когда-то уверен, что, если бы хоть один свободный существовал, он бы знал его имя.

Теперь, могло статься, он одно такое имя узнал…

Но если его дрим-тренинг привел к возникновению еще одной новой способности, то имя этого свободного кое-кто узнал раньше него. Крепко его взяли в оборот, ничего не скажешь!

У эскалатора он вежливо подождал Дрозофилу, она удивилась, улыбнулась мило и шагнула на подъем в паре с ним.

Наверху он также галантно сделал “Ladiesfirst”, не дойдя шагов пять до закрытых дверей. Она не смутилась, не стала настаивать на повторении эксперимента, подняла руку, сканер считал ее ладонь…

Декор этого уровня Страхов определил не сразу, но когда увидел на всех экранах «приставок» сплошной футбол, догадался, что приехал на «станцию «Спортивная», некогда приглашавшую болельщиков в «Лужники».

Здесь «платформа» почти совпадала со стандартными размерами платформы метро, и все «приставки» были заняты аутами в униформе такого же цвета, как на Страхове, только другого оттенка.

«Это, конечно, интереснее, чем кабели тянуть и канализацию сканировать», — объяснил он по-своему местный аншлаг и спросил кстати:

— А что они делают?

— Работают, — ответила Дрозофила. — Попробуй, это интересно.

Она подошла к ближайшей «приставке», поздоровалась с аутом-«болельщиком» и подняла руку так же, как перед дверью. Аут посмотрел на ее руку так, будто сканер был встроен в его глаза, освободил место и вразвалочку отошел к «шведскому столу», не обратив на Страхова никакого внимания.

— Ты лучше сядь, здесь надо расслабиться, — сказала Дрозофила.