— А тебе участковый нужен, или инспектор детской комнаты? — поинтересовался я. Может, какой подшефный Веры Ивановны?

— А зачем мне инспекторша? Я о работе в милиции хотел поговорить.

— Чай будешь пить? — спросил Котиков, косясь на вазочку с сушками — осталось ли? Но мальчишка от чая отказался:

— Не-а, я быстренько, и домой побегу. А не то мамку голову открутит.

— Так ты в милицию хочешь пойти? — спросил я.

— Ага. Хочу узнать — со скольки лет берут, и какие условия?

Ишь ты, условия ему. Но ответил, раз спрашивает:

— Берут с восемнадцати, только парням сначала нужно в армии отслужить, поэтому получается, что с двадцати. А условия простые — зарплату платят, форму выдают.

— А форма красивая, — кивнул парень, поглядев на меня.

— Ты сам-то, кто будешь?

— А я Коля Зверев, — отозвался парень. — А футбольная команда у вас имеется?

— Как же без нее? — возмутился Александр Яковлевич. — Динамо-Череповец, неужели не слышал?

— Слышал, только Динамо-Череповец хреново играет. Третий раз вологодскому Динаме проигрывает.

Котиков, патриот местного спорта аж затрясся от возмущения, а я, слегка посмеиваясь, сказал:

— Коля, давай так с тобой договоримся. Как только подрастешь, в армии отслужишь, в милицию придешь, вот тогда наша команда всех в пух и прах разнесет. Договорились?

Я протянул парню руку, которую он пожал. Хмыкнув: «Договорились», Коля ушел.

— Вот ведь, приходят, всякие сопляки, начинают футболистов наших хулить. Попробовали бы сами!

Я улыбнулся про себя, потому что узнал Колю Зверева. Именно из-за любви парня к футболу. А ведь придет парень в милицию после армии, футбольную команду возглавит, а потом почти десять лет будет в ней играть, выводя наше «Динамо» в число лучших не только в области, но и на Северо-Западе. А еще Николай будет служить в патрульно-постовой службе милиции. Начнет с рядового милиционера, а закончит заместителем командира батальона. Только это будет позже. Но с футболом Николай будет дружить. Более того — выйдя на пенсию примется возрождать дворовый футбол.

А Александр Яковлевич, смотрю, аккуратно заносит в свой журнал фамилию и имя Николая. Может, вставит его в отчет как мероприятие, по «привлечению молодежи на службу в органы внутренних дел»?

Минут через десять после ухода Николая пришла еще не старая женщина — Людмила Сергеевна. У ней вопрос очень простой — как отправить любимого сыночка на излечение? Пьет, зараза, а с работы опять уволили. Вон, он полгода отсутствовал, пребывая в ЛТП, как хорошо было!

Быстренько беру у женщины заявление, помечаю себе — что тут дело перспективное, можно будет работать. Не прямо сейчас, чуть-чуть погодя, а в ЛТП мы пьющего сынка закатам. Думаю, что на этот раз судья влепит не полгода, а год, а то и два. Надо только парня по картотеке медвытрезвителя проверить, посмотреть — что там с наркологической экспертизой? Не помню — имеется ли какой-то срок действия? Или заключение бессрочное?

Уже заметил, что к участковому чаще всего приходят женщины. И сегодня, за исключением юного футболиста, идут заявительницы.

Я уже понадеялся, что больше никого не будет, ан, нет. Есть заявитель, и это опять женщина.

Молодая — лет двадцать семь, миловидная. Я ее не знаю, стало быть, ни она сама, ни ее семья ни в чем противозаконном не замечены.

— Здравствуйте. Мне очень нужно проконсультироваться с сотрудником милиции, — сказала женщина.

— Присаживайтесь, — показал я на стул для посетителей. — Я участковый инспектор, фамилия Воронцов, зовут Алексеем Николаевичем. Вы же с моего участка?

— С вашего, — кивнул женщина. Потом поинтересовалась: — Простите, а постарше никого нет?

Я немного обиделся — ишь, возраст ее мой не устраивает, потом сказал:

— Есть председатель Совета общественности, но он сотрудником милиции не является. Впрочем, — оживился я, — если вы так настаиваете, то можно проконсультироваться и с ним.

— Нет, мне нужен сотрудник милиции, который мне скажет — как действовать дальше.

— Я вас слушаю, — сделал я каменное лицо.

Женщина еще раз посмотрела на меня, видимо, снова оценивала мой возраст. Но все-таки решилась.

— Как действовать в том случае, если вас изнасиловали? Подавать заявление в отделение, или в прокуратуру?

Изнасилование? Вот чего мы не любим, так это изнасилований. Самые поганые преступления, и доказывать их чрезвычайно сложно. И не участковые этим видом преступлений занимаются, а следователи прокуратуры и уголовный розыск.

Но в сущности, узнав о подобном преступлении, я все равно должен принять меры. В первую очередь, конечно, убедиться, что жертва окончательно решилась на подачу заявления. Дело это деликатное, огласка нежелательна, и если отягчающих обстоятельств не было, то привлекать обидчика к уголовной ответственности или нет — решение исключительно за потерпевшей. Частно-публичное обвинение, так сказать.

Да-а, дело деликатное, огласке не подлежащее. Я тут же вспомнил, с каким придыханием некоторые наши звёзды из моего будущего вещали из телевизора на весь мир: Ах — ах, я была ещё совсем несмышлёной, а этот негодяй! Я его назвать не могу! (Тут же следовал такой толстый намёк на какую-нибудь знаменитость, что не догадаться было просто невозможно). Пользуясь моей зависимостью! Трогал меня за коленку! И выше! И сзади! И спереди! Вот здесь, здесь и здесь! Ах! Ах! А потом! Я не могу произнести это на камеру! Я все тридцать лет испытывала нравственные страдания. И, наконец, решилась. Об этом молчать нельзя!

И ни капли неловкости в невинных глазах. О, времена! О, нравы!

Однако, к делу. Можно, конечно, отфутболить девушку в отделение к дежурному без больших зазрений совести. Многие мои коллеги так бы и поступили. Но ведь она пришла за консультацией, так почему бы и не поразбираться?

Попробуем выяснить для начала, что к чему. И в первую очередь, а был ли мальчик? В смысле, дядя, который совершил это нехорошее дело. И было ли дело, как таковое? Смотрим — на жертву она не похожа. И одежда опрятная, не мятая, даже губы накрашены, а на веках тени. Волнуется, конечно. Но это другое волнение, неловкость перед сидящим напротив молодым парнем в форме. Доводилось мне видеть женщин, пострадавших от насильника. Выглядели они совсем иначе.

— В случае изнасилования, если вы твёрдо решились обращаться в милицию, вам нужно немедленно отправляться в отделение и подавать заявление. А там уже дежурный пришлет к вам инспектора уголовного розыска, потом подъедет следователь прокуратуры. — Подумав, предложил. — Если вам известно имя и адрес, я сейчас позвоню дежурному и мы немедленно задержим преступника.

Вот, сейчас я сморозил глупость. Если подходить чисто формально, то нужно вначале принять заявление от женщины. Но какие формальности, если где-то бродит насильник?

— Нет, звонить пока никуда не надо, задерживать тоже никого не нужно, — покачала головой женщина.

— Тогда в чем проблема? — удивился я. — Если вас изнасиловали, то следует подать заявление. Если нет — то к чему весь этот сыр-бор? И да, вы бы мне назвали свое имя и отчество, а также фамилию.

Женщина уставилась в потолок, потом посмотрела на меня.

— Моя фамилия вам пока не нужна. Если понадобится, я ее назову. А имя и отчество — Надежда Васильевна. Я хочу узнать — что нужно, чтобы привлечь человека к уголовной ответственности за изнасилование? Какие потребуются доказательства?

Нет, не мое это дело давать подобные консультации. Но в тоже время — вроде бы и мое. И не выгонишь, пока не узнаешь все подробнее. Если и впрямь имеет место изнасилование на моем участке, то я все равно несу ответственность.

— Доказательством могут быть порванная одежда — трусы там, колготки, телесные повреждения, м-м — я сделал паузу, — специфические повреждения, следы э-э… насильника в жертве и вообще акт вашего медицинского освидетельствования.

— Нет, ничего этого у меня нет, — покачала головой женщина. — И трусы я на ночь снимаю, а после изнасилования я пошла в душ, и помылась.