– По видеоинформации, представленной Советом, – здесь молодой человек сделал полупоклон головой в сторону Пеццая, – во время очередного облета темной стороны Терра Нова провалилась в «кротовую нору», в которой и проторчала, по расчетам ее экипажа, немногим больше одного года. Такой вывод сделал командир корабля, который тогда, – Эрик опять усмехнулся, – был еще в сознании. Подтвердить эту информацию невозможно. Сто пятьдесят лет назад сёрчеры еще не существовали, а зонды той эпохи никакой аномалии не зарегистрировали. Эту информацию по видеосвязи представил доктор, один из немногих, опять-таки, по его словам, кто сохранил дееспособность. Командир уже находился в коме.

– Подождите, – Зенон поднял руку, – вы хотите сказать, что вся информация, которая сегодня доступна, заключена в видеоблоке? А что насчет удаленного анализа баз данных?

– Первичный мониторинг баз данных, – парень немного надул щеки, – как и перевод на орбиту, был осуществлен в автоматическом режиме после получения сигнала бедствия. Когда звездолет неожиданно вышел на связь. Извините, – здесь Эрик неожиданно густо покраснел, – меня тогда еще не было в составе экспедиции, поэтому я могу представить сегодня только отчеты этого автоматического мониторинга.

– Давайте, – грек откинулся на спинку стула, – выводите их на экран.

– А выводить – то особенно нечего, – Эрик опять густо покраснел. – Базы данных корабля заблокировали входящий запрос, как и все последующие команды удаленного копирования.

– А почему – доктор? – спросила Инга. – Где были остальные члены экипажа?

– Терра Нова принадлежала к классу круизных комических кораблей расширенного радиуса. Все управление было автоматизировано. В ее штатном расписании значатся один инженер и один доктор. Все они – на всякий случай. Но зато в этом штатном расписании есть еще два официанта, две горничные, массажист, парикмахер и спортивный инструктор. У них там большой спортивный зал и сауна. И, конечно, командир, он же навигатор. Который в настоящий момент находится в коме. Причины в ходе видеосеанса рассказаны не были. Остальные члены экипажа, кроме доктора, потеряли дееспособность. Что это значит, также не было объяснено.

– И что, – прищурилась эстонка, он там один – дееспособный?

– Не один, – парень перестал краснеть и на его губах заиграла насмешливая улыбка. – По словам доктора, дееспособность сохранили два туриста. Один мужчина и одна женщина.

– А почему вы улыбаетесь, – Зенон наклонился к столу и сложил на нем руки, – вы находите в этом что-то забавное?

– А сколько всего остальных, как вы говорите, недееспособных? – эстонка явно не хотела отдавать лидерство в этом допросе.

– Недееспособными их называю не я, а наш источник, – Эрик вызывающе поднял голову, и на его щеках заиграли желваки. – Их всего тридцать четыре. Что же касается моей усмешки, то простите, это немного профессиональное. Если вам приходилось моделировать виртуальную реальность в условиях неопределенности, то вы наверняка сталкивались с уравнением Кёрнера.

– Молодой человек… – грек приподнялся со стула, но тут вмешался Пеццай и жестом руки указал Зенону его место.

Инга немного отодвинула стул, закинула ногу на ногу, вопросительно взглянула на карантинмейстера, тот кивнул головой, и женщина достала из кармана тонкую многоразовую сигарету, включила ее, сделала затяжку и покачало головой:

– Оптимальное всегда остается оптимальным. Я, кажется, вспомнила. Вы хотите сказать…

– Да, мужчина, сохранивший дееспособность – это сам Кёрнер.

– Подождите, – грек все-таки не удержался и встал со стула. – Это что, тот самый корабль?

Эстонка была удовлетворена тем, что догадалась первая. Она презрительно прищурилась сквозь кольца искусственного табачного дыма на своего коллегу. Но больше всего произведенным эффектом был доволен Пеццай. Именно ради этого эффекта они и поручил юноше сделать вступительный доклад.

Карантинмейстер не был ханжой, он позволял Инге курить с самого начала. Еще во время первой их встречи он буквально физически почувствовал ее внутреннее напряжение. Напряжение женщины, настолько презиравшей мужчин, что она считала ниже своего достоинства делиться с ними своим сокровенным. Даже своим телом. Уже во время первого собеседования с карантинмейстером она откровенно, без малейшего стыда, призналась в этом: «Так что, если, старшина, вы возьмете меня в команду, я думаю, что вы не из этих, кто подсматривает, вам будет лучше выключать аудио и видеонаблюдение моей каюты на время отдыха, а то мои сэлф-мэйд распугают всю галактику.»

И Пеццай понимал, точнее, знал по себе, что и работа может возбуждать организм. Поэтому у него везде, в ящике рабочего стола, на тумбочке в каюте, и, конечно, в кармане куртки, лежало такое же успокоительное – трубка и кисет. Но не с синтетическим табаком.

Еще во время их первой совместной экспедиции, когда они с Нугоа, покопавшись в архиве, сидели над расчетом динамики распространения вируса в инженерных системах транспортного корабля из туманности Андромеды, негр брезгливо поморщился – старшина, что за гадость вы курите? Агентство не просто разрешало употребление синтетического табака, он входил в неприкосновенный запас любого корабля, и – маленькой пачкой, вместе с папиросной бумагой – в стандартный пакет жизнеобеспечения. В космосе натуральный табак был запрещен, к тому же, его и на Земле практически не осталось. Но во время следующей экспедиции, когда они также вдвоем сидели за расчетами, и Пеццай достал трубку, негр загадочно улыбнулся и протянул другу пакетик сухого мыла. Карантинмейстер открыл его, снял со свертка внутреннюю обертку из фольги, а там оказался – табак. Нугоа еще раз улыбнулся: «У меня с детства небольшой кожный зуд, врачи мне прописали специальное сухое мыло, но кто на досмотре полезет его распаковывать? Это с моей плантации.» Оказалось, что Нугоа досталось в наследство от прадеда не только ретрокомпьютер, но и небольшой земельный участок в Луизиане, засеянный табаком: «Попробуйте, это настоящий перик. А я пока пойду, приглушу анализаторы воздуха. Зачем Агентству знать про мою плантацию? Еще прикроют. А у меня там пасется добрая половина музыкантов Нового Орлеана.»

Так у них и повелось. В каждую последующую экспедицию Нугоа брал с собой несколько пакетиков сухого мыла и после старта вырубал анализаторы воздуха в кабинете и каюте Пеццая. А по возвращении на Землю все помещения их спасательного корабля вычищались до нуля, так что никаких следов перика не оставалось. Маленькая уловка двух одиноких мужчин, ходящих, как на прогулку, по краю бездны. И когда один из них устал ходить по этому краю, то завещал другому, Пеццаю тогда принесли все официальные бумаги, позаботиться о музыкантах Нового Орлеана.

Поэтому сейчас Пеццай понял и сжатые ноги эстонки, и закуренную сигарету. Это позволяет снять напряжение. Кёрнер – это серьезно.

– Да, это тот самый звездолет, – Эрик тоже был доволен произведенным эффектом. – И, как вы знаете из всех официальных биографий Кёрнера, это не было подарком. Он тогда был никому не известным математиком, перебивавшимся случайными заработками. Для хозяев Терра Новы он рассчитал оптимальность сокращения экипажа при катастрофе, кстати, именно ее я использовал для расчета спасения экипажа, исследовавшего нижние слои атмосферы Венеры, вот они и наградили его туристической поездкой.

– Значит, Кёрнер жив? – грек повернулся к Пеццаю и хотел что-то еще сказать, но тут Инга выключила сигарету и громким голосом перебила Зенона:

– Молодой человек, мы отдаем должное вашему знанию теории оптимальности, но вы ведь улыбались не из-за этого?

– Мадам, вы ошибаетесь.

Пеццай уже слышал такое «мадам», когда сотрудница отдела кадров Агентства указывала новому сотруднику на ошибки при заполнении анкеты. Карантинмейстер тогда еще подумал – вот тот, кто сможет поставить Ингу на место. И он не ошибся. Это надо было видеть.

Руки эстонки непроизвольно собрали в складки форменную юбку, почти до самых бедер, и на ее ногах отчетливо проступили царапины от ногтей. Высокая грудь, казалось, сейчас вырвет с мясом пуговицы куртки. А взгляд…