П-у стоило догадаться, что приглашен он был в эту передачу, на этот г-й к-л только затем, чтобы его публично смешали с грязью. Чтобы миллионы людей увидели, как целая орава таких же, как они, ненавидят человека, который развращает чужих детей, подставляя их под дубинки. И что хоть этот незаконный л-р является таким ужасным человеком, но посмотрите мол, на Вождя и всех, кто с-т г-у. Посмотрите, увидьте, господа, как мы т-ы. Как мы не стираем в порошок такого провокатора-террориста и изменника, а даём ему слово на всю с-у. Но с-а его не любит, не навести ему здесь свои pidorskie порядки.

— СТОП! Перерыв. — Это Лидия гаркнула всё в тот же микрофон, только переключив связь с наушника Андрея на общие колонки. — Зрители сидят на своих местах. Гости программы, и ты Андрюш, можете перекурить. Через десять минут продолжим. — Режиссер отключилась, а потом, вспомнив то, что хотела ещё добавить, снова включила. — И да, ещё. Обращение к залу: когда начинаете возмущаться, возмущайтесь по группам! Вам ясно? Когда слишком много голосов начинает кричать, то невозможно различить ни слова. А возмущение должно быть более конкретизированное. Это всё.

Лидия, Соловьёв, Несмеянов и актриса Таранова отправились перекурить на улицу. Нелюбимый всеми Полынкин увязался следом. П-в же остался сидеть на гостевом диване с круглыми глазами и непониманием на лице.

После перерыва были ещё всякие мелкие л-ы-о-ы, которые говорили на один манер. В основном цеплялись по всяким мелочам, например: в-я п-а. Но она мало кого интересовала. Все мнения сводились к тому, что главное, чтобы не было в-ы, а нынешний В-ь с этим блестяще справляется. В остальном можно потерпеть. Пыл Алексея поубавился, да и Соловьёв потерял к нему интерес по наставлению своего кукловода.

Громкий сет диджея обволакивает приглушенное пространство. Цветовой шквал стробоскопов бегает по стенам, вырывая различные лица, но только чтобы снова погрузить их в инкогнито.

Из люксовой уборной выходит Андрей со спутницей. Они познакомились пятнадцать минут назад. Если говорить совсем уж откровенно, то «спутницей» назвать её тяжело. Скорее образ жизни этой красивой блондинки соответствует слову «нахлебница», а ещё «вертихвостка».

Очередная провинциальная юбка, которая не прочь перепехнуться со знаменитостью, нахаляву [ЦЕНЗУРА], а в самом идеальном случае, ещё поехать к нему домой, чтобы окончательно воткнуть свои коготки в толстый кошелек и жизнь, о которой так все мечтают.

Но как обычно бывает, после [ЦЕНЗУРА] вперемешку с грязным сексом в очень чистом туалете, каждый умный мужчина теряет интерес к такой особе. Есть даже негласное правило поведения, когда нужно ещё немного поговорить, посмеяться, заказать ей дорогой коктейль, а затем, под общий шум и гам веселья, раствориться в толпе, ища себе новую жертву. Так случилось и сейчас. Соловьёв обнимал эту стройную тушку, услужливо шепча комплименты, но мысленно был давно недосягаем.

Их тени накрыли стойку бара. Ведущий заказал её любимый коктейль (на этой информации они и познакомились), а через десять минут уже вытанцовывал с другой особой, шепча уже ей обольстительные речи.

Вход в такой клуб стоил немалых денег. Основным контингентом, как уже догадался зритель, были богатые, зачастую небезызвестные люди. Также в список посетителей входила золотая молодёжь и их друзья. Если походить по столикам, да заглянуть в разные тёмные уголки, то можно встретить п-в, дикторов радиопередач, писателей третьей свежести, а ещё управляющих различных забегаловок.

Андрей снова отлучился в туалет. Словно в кино, он в очередной раз достал маленький пакетик с дрянью, всё с той же театральностью, с особо аккуратным отличием, свернул крупную купюру в трубочку, благополучно [ЦЕНЗУРА]. После, как ни в чём небывало, он воспользовался туалетной комнатой по её изначальному функционалу.

Ледяная вода из крана перебила приглушенный звук музыки за дверью. Прохладность озарила лицо ведущего своей ясностью. Он всё ещё продолжал стоять на одном месте. Торопиться было некуда.

Приглушенная музыка разорвалась шумом, но быстро вернулась в фоновый режим. Некто из сегодняшних гостей зашел в уборную. Андрей не стал поворачиваться в сторону незнакомца, продолжая изучать собственные черты. Послышался тихий звук струи. Шум воды в бочке. Лязг дверцы кабинки. Рядом с [ЦЕНЗУРА] мужчиной появляется силуэт.

Только сейчас, периферийным зрением, Соловьёв уловил внешность гостя. Лицо мужчины представилось истощенным, всё в морщинах, но глаза выражали только спокойствие и уверенность. Костюм на туалетном госте сидел отлично, фасон старомодный (как любят говорить культурные люди за тридцать плюс). Писк в голове ведущего прошел, способность мыслить вернулась к нему. Первый же электронный импульс напомнил ему, что это пожилое лицо является более чем знакомым.

Рядом с ним стоял Понтыненко Антон Арсеньевич. Лицо г-е, деловитое, играющее большую роль в медиапространстве. Сам лично он никогда не был знаком с этим большим человеком, но информации и слухов ходило много. Некоторые выступления Андрей видел по телевизору, когда был куда стройнее, моложе, а денег в кармане имелось намного скуднее.

Ведущий совсем забылся. Всё пялился на седоватого мужчину, немного хмурясь. Когда же его воспоминание закончилось, то он поймал вопросительный взгляд Антона Арсеньевича. Деваться некуда, это Андрей понял сразу, по крайней мере, в его представлении вся сцена, его это поведение, были крайне грубы с такой-то личностью. В голове мелькнула мысль, что за подобную грубость Понтыненко может снять его с поста голоса г-а.

— Антон Арсеньевич, верно? — Начал мужчина издалека, опустив глаза.

— А вы Андрей Соловьёв, один из самых знаменитых телеведущих. — С улыбкой ответил Понтыненко.

— Ну не так чтобы…

— Не прибедняйтесь, мы оба это знаем. — Сверкнули игривые глаза.

Повисла пауза, за которую Соловьёв успел обдумать не так, что уж очень много. Но за этот отрезок неловкого молчания он успел решить для себя, что сейчас есть отличная возможность спросить в-е лицо о чём-то таком, о чём в обычной ситуации было бы невозможным ввиду информационной этики.

— Вы уже видели на площадке, — старомодно выражаясь, начал Антон Арсеньевич, прервав умственные потуги своего собеседника, — Алексея П-а?

— Нет! — Удивлённо ответил ведущий. — А что этому врагу н-а делать здесь? Как его вообще сюда пустили?

— Ой! Снимите уже своё амплуа со своего [ЦЕНЗУРА] лица. Не нужно разбрасываться подобными выражениями, как «враг н-а». Вас ведь никто не снимает. Алексей, между прочим, очень даже умный человек. Хороший игрок.

— В каком ещё плане игрок? Да дело тут не в камерах и не моём сценическом образе. Мы ведь сейчас говорим не о тех актёрах, которых нанимает наш продюсер для бытовых душераздирающих историй. Здесь реальный о-р, чья главная слава складывается среди детей, да тех, кто не смог устроиться хорошо, кто вынужден прозябать на ужасной работе всю свою жизнь!

— Да ладно вам, бросьте. Неужели вы действительно так считаете? — Понтыненко достал из кармана пачку сигарет, учтиво предложив Соловьёву. — Курите?

— Да, спасибо, но здесь нельзя, придётся выходить на улицу.

— Не придётся. — Антон Арсеньевич плавно, но энергично ретировался к двери, приоткрыл её. Сквозь звуки громкой музыки послышался еле уловимый голос, а когда дверь снова закрылась, то мужчина стоял на прежнем месте.

Движения его выглядели обычными и естественными, но в то же время создавали чувство присутствия некой инфернальной значимости. — Так что, закурите? Уверяю вас, пока я не дам команды, ни один человек сюда не зайдёт, и ни один человек отсюда не выйдет. — Всё с тем же спокойствием продолжил он.

— Ну, раз вы так говорите, значит, так и есть. Благодарю. — Соловьёв принял сигарету, а в знак благодарности сначала поднёс уже приготовленный огонёк к сигарете своего властного собеседника, только потом подкурив себе. Словосочетание «ни один человек не выйдет» его особо не смутило.