вовсе.

Она вздымает грудь, еле дыша, чтобы зов мерцающих огней

не наслал проклятий.

Поле цветов, освещённое луной, которую обступили деревья

кругом — образуют зрачок голубого цвета. Хитрая игра с их

тенью голосов, и где-то нежно тянется сиренью.

Она скидывает своё одеяние, укрывая им раненую почву. Она

ступает босой ногой по траве, а в ответ её та щекочет,

не причиняя вред.

В самом центре мягкость земли принимает её хрупкое тело.

Изгнание

Ноги привязаны к булыжнику. Человек много нагрешил.

Святые руки скидываются за борт, чтобы кожаный не жил

всплеск

Небо выглядит иначе с обратной стороны, солнце, что

акварельный кадмий, а земля — рай, из которого изгнали.

кислородный крик

Дух выходит быстро, тело становится проклятьем.

Подплывшая русалка облизывает шею — завтрак свой.

Лёгкие набиты стеклом, слышен в голове затухающий

щёлк

В аду нет пекла, чертей и склепов. Есть только лик

набитых ватой кукол, не имеющих возможности говорить.

Непостижимость

В открытый час безмятежный, ты так беззащитен,

так наивно открыт под удар, что стоит незнакомцу

захотеть, и оборвётся биение сердца.

Мысли твои отфильтрованы, помыслы чисты. Видишь

вокруг грязь без возможности подарить своё прозрение.

А если бы и мог отдать себя, как часть очищенного

ландшафта; если бы рискнул, поставив на человека все

свои надежды… рулетка снова выбрала б зеро, и на лугу

твоём не выросли вишни.

Отпусти возможность, перестань быть безмикробным.

Организм не создан для невинности. Человек рождается из

влагалища просто так, без цели. Он блуждает во тьме, так и не

постигнув выдуманную сущность времени.

Она в фиолетовом пальто

Ты надеваешь чёрную футболку, чёрные штаны, чёрный плащ.

У тебя солнцезащитные очки даже в плохую погоду.

Траурные цвета тебя делают неприметным на фоне жертвы.

Последний день сентября зачёркнут сигаретным пеплом. Время –

самая пора доставать охотничий нож и гулять.

Так куда надёжней думать.

Она в фиолетовом пальто. Сама нанизывается на твоё остриё.

Она говорит: «я жертва твоя, охотник должен быть более

обстоятельным с дамой».

Ты несёшь её обмякшее тело на алтарь уединения своего крова.

Ополаскиваешь нож, омываешь ей ступни. Её глаза смотрят

с прищуром. Ей невтерпёж узнать, что значит быть отобеданной.

Чужие планы

Мне всегда твердили, что жизнь — это не просто дар,

что она хорошо спланированная игра. Что каждый шаг

просчитан и даже боле, что мысль всякая — подсказка свыше.

Но, извините, в чём суть такой игры? Если высший знает всё,

и про убийцу, про маньяков, психов, то это рук его венец творенья,

что также в рай пойдёт, а если в ад, то это что,

какая-то договорённость с чёртом? Где плюс и минус батарейки

заодно.

Грош цена такой напасти. Игра должна веселить. Сегодня я

чистый и трезвый — планирую за людей поставить свечку,

а завтра пьяный и смешной, с закрытыми глазами (ни о чём не думая)

побегу пораненными ногами в неизвестность.

Спасаться от

Белеет в море парус. Уходит в зелёный картина маслом.

В витринах мёртвые цветы продают, говоря о прекрасном.

Зима приходит, а вместе с ней и холод. Стынет суп

на столе под грубой ссорой. Старик откладывает рубль

на корм подъездной кошки — он до последнего добр.

На сердце бывает тяжесть от силы мозга.

Ясность мышления встречается бунтом.

Голоса телевизионного народа сдабриваются ложью.

В случае чего — ещё нарожают тех, кто будет собирать

овёс.

Ежедневный крик — типичные будни. Люди изменяют

таким же людям, не научившись разговаривать и вовремя думать.

Дружба слепого — дороже зрячего. Мысли в головах — сложнее слова.

И если кто-то сказать хочет умное, то второй их в пустоту кидает.

Круг — всего лишь замкнутый отрезок. Вдруг — вероятность и хороший

расчёт. Тут — не бывает просто, одни сорняки, но вдруг, ими можно набить

мозги, спасаясь от нахлынувшей тоски.

Под карнизом

Вжавшись в стену, силясь слиться с нею,

стою под карнизом дома.

А небо темнеет, всё пускает капли своих

детей, собравшихся в ясель-речек.

Завтра будет солнце, теплее станет погода,

но кто его знает? Люди полны предположений.

Стою под карнизом, а кепка всё мокнет,

в свежести чувств утопая.

Новый приход весны

Берег лунных огней отражается на асфальте.

Сон рождённых детей охраняют взрослые

у кровати.

Печаль (когда холодней) приходит осознание

любви к лету.

Порча чужих умов — публичная система.

Снова приходит весна, тает лёд, умывая дороги.

Снова рождается чувство надежды на новое утро.

Стебли прорывают путь (они находят силы сражаться)

Ты идёшь, не пропуская луж. Улыбаешься солнцу.

Гора Сэнкше

Сидит за окном старик.

Последний раз его взгляд проходит по головам людей.

Сколько лет ему? А знать уже пора, время собирать

Дорожный рюкзак в один конец

(последняя дорога — всегда дальняя)

Исчезает голова за окном, и вот он уже с порога

кричит: «Пока!» детворе,

улыбаясь энергией звонкой.

Асфальт, земля, тропки, дикая трава. Путь далёк,

но ноги смело топчут, идут на гору Сэнкше,

не забывая о прошлом

(дорогие воспоминания)

На самом кончике горы уже стоит стул,

а на нём пистолет. Старик устал, тело его угасает.

Рука же сжимает рукоять, палец на крючке.

Так хорошо смотреть свысока на свой город.

Хождения

Пустые дворы. Нынче на улице завеса невидимой дряни.

Мы понатыканы в улей, в одиночные камеры.

Затворники добровольных решений, но от часа к часу

не легче.

Сходим дружно с ума без хождений.

Гавань

Не войти мне больше в гавань кораблей, не сойти на землю

народных танцев.

Здесь кругом разверзлась метель подменённых интерпретаций.

Качество слова и силы мыслей оборачиваются в сумбур проказы.

Максимум, что единицам дано — принять слова, как игру

в ассоциации.

Так крепнет уверенность внутри о невозможности перемен идей.

Ценности иные внутри, и это не вопрос времени.

Сохнет море для кораблей, выкладываются кирпичом стены.

В следующий раз не доплыть до оторванной пристани, окутанной