Часть вторая
11
Вспышка. Настроенные софиты разрывают тьму. Разговоры и смешки затихают. Все эти головы замерли в ожидании. Сколько их?
Рассаженные с математическим промежутком. При таком освещении их личность, их физическое различие — исчезло, оставив только общие черты, приравнивая каждую единицу в стройный ряд с нулями в промежутке.
Тишина нарушается. С другой стороны (невидимой картинной плоскости, чья граница проходит прямо перед носом единиц с первых рядов); там, со стороны сцены, слышны тихие шаги.
Две спокойные ступни выходят на сцену, что залита искусственным светом. Фигура в белом занимает позицию ровно посередине, как по горизонтали, так и в глубину. Этот человек — женщина. Она стоит на сцене под пеклом театральных софитов и очень натурально начинает всматриваться в стройный ряд единиц, где каждый думает, что он первый. Женщина делает вид, что видит лица. Её мимика меняется. Для каждого её мышцы реагируют по-разному.
Каждая присутствующая единица забывает, что перед ней актриса. Каждый забывает, что он живёт во тьме, и что его лицо никому неинтересно и ненужно. Возникает некая неловкость, когда взгляд женщины будто кого-то узнаёт. Кто-то ей симпатичен, а кого-то она считает подозрительным. Это ощущение настолько реально, что стройность единиц разбивается. Происходит разлад.
Мужчина с задних рядов покашлял. Парень слева посмеялся, а ребёнок обрывисто хныкнул, словно выстрел через глушитель. Все вдруг забылись, почувствовав себя живыми и беспомощными. Но вот со сцены доносится топот. Шесть фигур в белом, во все свои двенадцать ног, подбегают к женщине и ударом меча протыкают ей сердце. Без лишнего шума тело её обмякает в руках шестёрки. Белоснежное одеяние становится полностью красным, а жар софитов тут же закрепляет цвет.
Один держит её ноги. Двое держат руки. Ещё один туловище. Предпоследний бережно сжимает голову, а крайний (тот, что шестой) падает на колени, начиная громко плакать. Тело убитой держат над головой. Десять ног и рук ходят по сцене в хаотичной замкнутой линии. Запах железа (да ещё и при такой жаре) начинает дурманить голову каждой единице.
Сначала страх заставляет всех притихнуть, а плач шестёрки вынуждает конечности содрогнуться. «Справедливость должна восторжествовать. Нужно покарать виновных!» — думает про себя каждый, но слёзы и почести заставляют бездействовать.
Так проходит время. Сценка превращается в зацикленную запись. Она программирует единицы, заставляя поверить в важность содеянного. Эти шестеро будто говорят, что причастен каждый, кто мог остановить действие, но не остановил. Мог каждый, но каждый предпочёл бездействовать…
Соучастие добавляет вины присутствующим, но убавляет гнев. Теперь уже слышен общий плач. Каждый считает нужным показать соседу, как он потчевает жертву. Он хочет показать свою гостеприимность.
Доходит до того, что один мужчина отрезает своим ножом большой палец левой руки. Он громко взвизгивает, а затем кидает кусок плоти на сцену. Его сосед (единица справа) вежливо просит нож, затем отрезая себе ухо и тоже кидает жертве своё подношение.
Уже через мгновение зрительный зал начинает кромсать и отрывать плоть у ближнего. Единогласно делается вывод, что так более сподручней. Помочь ближнему и равному. Точно. Кто не хотел получать такой помощи — пытались покинуть зал, но у них это не вышло, края замкнулись.
Теперь пространство разрывает общий гам голосов. Запах крови совсем спутал мысли, а духота не даёт возможности остановиться. Каждый старается вознестись в собственных глазах. А затем… весь этот «каждый» просто делает то, что и все. Единица пытается угодить непонятно кому, забыв про истинную жертву, которая без слов наделяла их смыслом.
«ЗАНАВЕС»
12
Вот он, куст. Куст — это он, то есть, человек. Низкорослый мужчина. Его лицо обсыпано ужасными шрамами. Глубоко посаженные маленькие глазки. Вечно так бегают по всему и вся. Эта врождённая вороватость Куста всегда отталкивала людей, даже собственную мать.
Сейчас ему сколько? Тридцать пять, сорок? Да и какое его настоящее имя? Куст и сам уже не помнит. Вот как много лет назад он стал тем, кем на самом деле и является — уличным кустом, бродягой.
Куст не столь кличка, сколько часть действительности. Никто не станет называть себя кустом от праздности. Куст вечно бьют и общипывают дети. Пьяницы и мужики с дороги справляют в кустах свои нужды. Уличные кусты никто специально не поливает. Они просто незаметно существуют, как воздух. А даже если кто-то попытается срезать кусты, решив их полностью извести, то у него это не выйдет. Кусты очень нетребовательны и крайне живучи. Его (никому ненужные) ветки и лепестки вырастут заново. Только бы дождь, да и то, можно перебиться хлебом всухомятку. Так и проходит бытие кустов, и никто не знает, куда они потом деваются. Просто в какой-то момент куст решает, что с него хватит, пожили, пора и честь знать. Вот и Куст вчера понял, что время его пришло.
Стоял свежий день, который плавно склонялся к закату. Куст же склонялся над очередной урной, в надежде найти хоть какую-то еду. Неподалёку маленькое хулиганьё, вот уже как с четверть часа следило за Кустом. Через каждую минуту расстояние между «бомжом» (так называют благородные граждане таких, как Куст) сокращалось.
Пятеро хулиганов свирепо изучали Куста. В их планы входила программа по унижению и издевательству. Бездомный тоже не дурак, даже больше. Он бродяга, хищник. Всю жизнь прожил в общественной анафеме. Даже уличные псы остерегаются этих голодных глаз.
Куст знает, эта «дикая мелочь» задумала недоброе. Его маленькие глазки ещё ловчее и опытнее сжались в щёлки. Они следят за подрастающим отребьем. Вон тот, что самый высокий, руководит остальными. Феромон преизбыточного адреналина сочится через поры, оставляя на коже зловонный смрад, заставляя прыщи плодиться, как дождь заставляет плодиться грибы. Этот малый обожает неприятности, хлебом не корми. Его уважают и боятся, но только сверстники. Для взрослых он просто трудный ребёнок переходного возраста. Для Куста же — просто жертва. Хорошая добыча.
На этом пустыре кроме их шести голов — никого. Будний вечер. Вот Куст специально меняет своё положение. Он полностью поворачивается к шакалам спиной, пристально начиная смотреть в бездну пустой урны. В руке он держит огрызок от стеклянной бутылки. И когда самый главный подбегает на цыпочках к бездомному, только чтобы вдарить зажатым камнем под рёбра, сбив тем самым дыхалку, а уже после наброситься всей стаей, Куст резко разворачивается. Его рука, словно циркуль, спокойно прочерчивает дугу в области шеи.
Когда из сонной артерии во всю уже бьёт фонтан рвотной крови — жертва ещё улыбается. Она не успела осознать свой конец, да и это неудивительно. В самом страшном сне ни один из этих молодых и представить не мог, что смерть может настигнуть в момент потенциального веселья. Появляется чувство глубокого снится.
Четвёрка, что по счастью осталась в стороне, начинает молча распадаться кто куда. Собственное мясо особо не слушается. Ребята спотыкаются, плачут и не понимают, как же так вышло? И самое главное: что же это получается? Их предводитель уже перед самым финишем предсмертной агонии. Сознание отключилось. Только избыточный адреналин дёргает мышцы, словно пьяный кукловод, который не прочь поиздеваться.
Куст спокойно осматривает горизонт. Затем его маленькие глазки смотрят на добычу. Стекло аккуратно прячется в карман засаленного пиджака. Из-за пазухи бездомный достаёт металлический нож. Отлично заточенный, с зубцами и чёрной нескользящей ручкой. Он спокойно наклоняется над парнем, раздевает его, а затем, получше перехватив нож и облизнув губы, начинает разделывать добычу на небольшие аккуратные кусочки, выбирая только самые дорогие филейные части.
Он вырезает у добычи щёки и ягодицы, складывая их в приготовленный пакет. Заворачивает. Дальше нож вырезает сердце и печень. Они идут во второй пакет. Глаза, губы, пальцы рук, и уши — кладутся в третий. Ненужный остаток тела Куст переносит под ближайшее дерево. Обливает бензином тело, собирает расфасованное мясо в сумку, затем чиркая приготовленной спичкой. Огонь моментально вспыхивает, но его природа днём неочевидна. Она таится, не выражая себя в той полной мере. Слышен только треск сухих веток, да разве ещё начинает чувствоваться запах мяса. Птицы с красными глазами слетаются в надежде урвать хоть какую-то кроху.
