Кирилл никогда не считал себя романтиком, но с ней ему захотелось им стать. Он обнимал ее на рассвете и целовал на закате, постоянно писал эсэмэс и тратил все деньги на пионы, которые она так любила. Но самым удивительным для Кирилла было другое. С ней он мог делать то, чего не мог делать ни с кем – говорить о чувствах. Без оглядки на осуждение или непонимание рассказать, как прогулял лекцию по экономике, соврав друзьям, что был с очередной девушкой, а на самом деле – бродил по Москве и фотографировал прохожих. Признаться, что скучает по жареным куриным грудкам в сметанном соусе, которые родители, когда он был маленьким, готовили каждое воскресенье. Доверить страхи из прошлого, мысли о настоящем, мечты о будущем.

Он называл ее Анитой, она его – Киром: эти имена стали кодами, открывающими их души.

Кирилл до сих пор вспоминал то время как одно из самых счастливых и одновременно самых трудных. Видеть ее рядом с другом было невыносимо. Притворяться, что они с Аней – всего лишь знакомые, сложно. Кирилл ревновал настолько сильно, что даже позволял себе при ней флиртовать с другими девушками – назло. Она никак не реагировала, а только пристально смотрела. Ему становилось противно, и он резко прекращал любезничать с девушками, которым пять минут назад говорил комплименты, оставляя их в недоумении, а потом, когда они с Аней оставались наедине, извинялся перед ней за свое поведение. Она прижималась к нему и говорила, что ей очень плохо, что устала от всего этого.

Так продолжалось полгода, вплоть до летней сессии. Стасу они не признавались – никто из них не мог. Впрочем, Кирилл был уверен, что тот рано или поздно догадается сам: слишком уж часто ее ночевки у Даши совпадали с его отсутствием дома. И друг в итоге догадался.

– Я знаю про вас с Аней, – сказал он, не глядя на Кирилла, в один из вечеров, после того, как они выпили бутылку темного рома.

– Откуда? – мрачно спросил тот, чувствуя, что его начинают заполнять боль и стыд.

– Видел, как она на тебя смотрит. И как ты смотришь на нее, – усмехнулся Стас, поднимая на друга глаза. – Да и из Даши актриса так себе.

Кирилл молчал: он не знал, что говорить. Следующий вопрос смутил окончательно.

– Ты ее любишь?

Пауза.

– Люблю.

– И она тебя любит.

Стас произнес это очень тихо, но у Кирилла в тот момент буквально заложило уши.

– Я… Прости… – запинаясь, с трудом различая звук собственного голоса, начал он.

– Просто будь рядом с ней, – перебил его друг, резко встал со стула и вышел из кухни.

Это был их последний разговор.

Стас переехал через час – к знакомому. Кирилл – через неделю – в соседний район: он не мог оставаться в квартире, где они с другом (бывшим другом) провели год. Отложенных на всякий случай денег хватило, чтобы оплатить первый и последний месяцы аренды. Что делать дальше, Кирилл не представлял.

Аня совсем перестала улыбаться, часто плакала.

Друзья осуждали, многие – перестали с ним общаться.

Стас не проявил ни злости, ни агрессии, ни раздражения – он вообще не проявил эмоций: замкнулся в себе, завалил три пересдачи из трех и много пил. Все это пугало Кирилла. Ему казалось, Стас запустил программу самоуничтожения и скоро перестанет существовать. Он хотел ему помочь, но не представлял, как говорить с ним об Ане, а другие темы в этой ситуации выглядели настолько неуместными, что Кирилл просто не знал, о чем, а главное, как теперь разговаривать с бывшим лучшим другом.

Он смотрел на парня, с которым они в третьем классе разыграли учительницу естествознания: наловили лягушек и подкинули в ящик ее стола (ох и влетело же им тогда от родителей), в шестом – впервые попробовали сигареты (на этот раз от родителей им влетело сильнее), а в десятом – отказались писать годовую контрольную по физике: это был их протест на недопустимое, как они считали, поведение учительницы – она оскорбляла учеников, называя их тупыми (после этого они еще месяц не выходили из дома в наказание), и чувствовал, что закончилась казавшаяся бесконечной эпоха. Эпоха их со Стасом дружбы.

Он смотрел на Аню, которая поддерживала его, постоянно была рядом – тихо, молча, лишь бы не потревожить, выслушивала длинные пьяные монологи о том, какая он сволочь, отпаивала куриным бульоном, обещала, что они со всем справятся, и почему-то злился на нее.

С каждым днем ситуация становилась запутаннее. Кирилл не понимал, как себя вести. С одной стороны, все разрешилось: они с Аней теперь могли быть вместе. С другой – вес цены, которую они заплатили за эту свободу, оказался неподъемным.

Неясно, чем бы все закончилось, если бы не вмешалась Даша Меркулова.

– Соберись и будь мужиком, наконец! – жестко сказала она Кириллу по телефону. – Если ты не сделаешь что-нибудь прямо сейчас, убьешь вас троих.

И он сделал. Сделал то, что убило только двоих (ведь третий и так уже был мертв): бросил любимую девушку.

Прошло двенадцать лет, а он, как ни пытался, так и не смог убедить себя в том, что тогда поступил правильно.

Со Стасом они с тех пор не общались: Кирилл забрал документы из института и перевелся в другой. От общего знакомого (единственного из их компании, с кем поддерживал связь) он узнал, что на третьем курсе друг женился. Позже узнал, что у него родился сын.

А Аня…

Наверное, она так и осталась бы для него девушкой из прошлой жизни, непрожитой несчастной любовью, и он никогда бы не стал искать ее в социальных сетях, если бы сегодня утром не услышал ее голос.

Кирилл ехал в такси на съемку и злился, потому что забыл дома наушники: ему уже пятнадцать минут приходилось слушать какое-то глупое радио вместо своей любимой музыки. Когда заиграла очередная попсовая песня с очередным попсовым текстом, Кирилл не выдержал.

– Можно переключить? – раздраженно сказал он таксисту.

– На какое? – спокойно спросил тот.

– На любое другое, – сквозь зубы бросил Кирилл, чувствуя, как теряет терпение.

Водитель тут же поменял волну, и в этот момент мужской голос бодро произнес: «Утро с Аней Тальниковой».

– Друзья, ну не верю я в приметы, – рассыпалось через секунду по салону мягким песком. – Вот сегодня – пятница тринадцатое, а как день хорошо начался…

– М-можно сделать п-погромче? – запинаясь, произнес Кирилл.

Водитель прибавил громкость. Ее голос стал ближе.

– Муж завтрак приготовил, бариста – латте на идеально-пониженной температуре сварил. У лучшей подруги сегодня день рождения, представляете? И даже дождливая погода какой-то особенно романтичной выглядит.

Кирилл слушал и думал только об одном: хоть бы она говорила вечно. Он почти не сомневался: это та самая Аня. Вместе с тем в подобные совпадения не верил (как и она – в приметы). Впрочем, через пару минут, поискав информацию о ведущей в интернете, убедился: это его Аня. Бывшая его Аня, то есть.

Он посмотрел на дымящийся окурок: как быстро можно промотать в голове двенадцать лет жизни – всего за одну сигарету, потушил его, вернулся в комнату и взял в руки телефон.

Снова ее страница.

Новая фотография – выложила пять минут назад. Стоит на танцполе в черном коротком платье и обнимает за талию рыжеволосую девушку в белом корсете и белых джинсах. «С днем рождения, моя. Буду эгоистичной и пожелаю тебе всегда быть рядом со мной, потому что если не будет тебя, не будет и меня», – написала она под фото.

Кирилл непроизвольно улыбнулся: узнал Дашу Меркулову. (Надо же, они до сих пор дружат…) На него вдруг накатила такая ностальгия (возможно, именно такая ностальгия накатывает на людей, которым есть по чему ностальгировать, после того, как они выпьют почти целую бутылку темного рома), что ему захотелось написать Ане.

«Привет, как дела?» – напечатал он и тут же удалил.

– Бред. Ты не видел ее двенадцать лет, а пишешь так, будто вы вчера вечером кофе вместе пили, – вслух сказал Кирилл.

«Привет, мы так давно не виделись. Как дела?» – исправился он, а в следующую секунду подумал о том, что первый вариант был гораздо лучше.