Если бы только он вспомнил, что смотреть нельзя.

Стены наверху были тусклого цвета красного мяса, а в воздухе витал кислый, затхлый запах нечищеного рта. В настенных бра застыли погасшие лампочки. Это показалось мне странным, но какая разница для слепой?

– Мисс Ипполита? – позвала экономка, постучавшись в бледно-золотую дверь прямо у лестницы.

Изнутри в ответ раздался скрип кровати.

– Он здесь, один, – проговорила миссис Реванд, бросив на меня виноватый взгляд. Слишком поздно я понял, что Индиго это не понравится, но не смог заставить себя развернуться и уйти. – Как вы и просили.

Я зашёл. Окна были закрыты тонкими занавесями, а высокий потолок комнаты был едва подсвечен. На стенах висели странные картины в золочёных рамах – деревья и завитушки, сердца, кресты, чёрно-белые розы. С десяток ваз, полных цветов из неизвестного мне материала, были задвинуты в угол. В центре комнаты располагалась огромная круглая кровать с алыми, как кирпич на фасаде, простынями.

– Ты красивый? – раздался хриплый голос, оборвавшийся резким смехом. – Она всегда коллекционировала изысканные вещи.

Мои глаза всё ещё привыкали к свету, потому Ипполита показалась мне не больше чем маленькой извивающейся фигурой на кровати. Повернув голову, она заговорила с чем-то невидимым рядом:

– Нет, тише-тише, я знаю. Времени совсем мало. – Она принюхалась в моём направлении. – Подойди, подойди. Ближе.

Я подошёл к постели, и Ипполита предстала передо мной.

Она была миниатюрной, лысой, тёмной, как каштан. Ночная рубашка с оборками кукольно-розового цвета обвисла на её теле, словно тряпьё. Тонкую шею и ещё более тонкие запястья украшали плетёные бусы и браслеты. Её лицо не было красивым, но привлекало внимание. Эти широко расставленные глаза мученицы, которые я видел в публикациях, теперь стали молочно-голубыми с крапинками. Рот представлял собой кривую щель в обрамлении морщин. Из-за толстых выпуклых шрамов кожа казалась странно сложенной, а когда она открыла рот, чтобы заговорить, я почувствовал зловоние её дыхания.

Ипполита склонила голову набок.

– Ну и как?

– Простите?

– Ты красивый?

Я задумался над этим – вопрос меня слегка позабавил. Я знал, как смотрели на меня мужчины и женщины, как смотрела на меня Индиго в вечер нашей встречи и в ночь после.

– Да.

Серый язык Ипполиты, словно змея, проскользнул по её губам.

– Говорят, тебе хорошо удаётся находить разные вещи, – проговорила она. – Безделушки, сказки… тайны.

– Стараюсь, – ответил я, полагая, что она имеет в виду мою работу историка.

– Видишь ли, я потеряла тайну… очень скверно с моей стороны – Ипполита покачала головой. – Терять такую тайну мне было нельзя. Может, это и вовсе не тайна, а скорее идея, выросшая в темноте, подпитанная закатами и сумерками. Что думаешь?

Вопрос был адресован не мне, а невидимому нечто рядом с ней. Мне показалось, что Дом играл со мной, и стены изогнулись под углом. И снова я подумал, что Индиго это совсем не понравится, и эта мысль заставила меня распрямиться, посмотреть через плечо на дверь.

Та была закрыта. Я не припоминал, чтобы закрывал её.

– Не думаю, что могу помочь вам, мэм, – ответил я, отступая назад.

Рука Ипполиты метнулась вперёд с необычайной скоростью и схватила меня. Браслет соскользнул с её тонкого запястья, ударившись о мою кожу. Материал казался каким-то неправильным. Тёплым. Слишком мягким. Не похоже на нитки или шёлк. В горле защекотало.

– Ты ошибаешься, красавчик, – сказала она. – Скажи, насколько хорошо ты знаешь свою невесту?

Я облизнул губы, силясь сглотнуть что-то, застрявшее в горле, сдвинуть ближе к зубам. Может, это была шерстинка с шарфа.

– Она любит тебя? – спросила Ипполита, и её молочные глаза нашли мои. – Индиго любит тебя?

– Да, – сумел выговорить я.

Ипполита рассмеялась.

Я больше не мог выносить этого. Потянувшись к губам, я нащупал то, что застряло на языке. А когда вытянул, увидел прядь длинных чёрных волос.

И осознал, что видел их прежде.

Прядь волос, свёрнутых в браслет, и зуб, свисающий на конце, с вырезанной на нём буквой «Л».

Лазурь.

Прежде всего вы должны понять, что я любила её.

Я полюбила Индиго с того момента, как только увидела её у Дома Грёз. В руках она держала хрустальную чашу пунша с молоком и кровью; её тень и ритм её шагов призывали магию.

Мы с матерью переехали в городок Хок Харбор две недели назад. Наш дом в штате Орегон был маленьким, красным, окружённый полями подсолнухов. Может, мы бы так там и жили, если бы Юпитер не явился однажды в закусочную, где моя мать работала официанткой по выходным.

Юпитер, похоже, обладал своей собственной магией, потому что хватило одного его взгляда на алый рот моей матери и пустые глаза, как он втиснулся в эти впадины, и всё, что я видела, был только он.

При нашей с Юпитером первой встрече он пытался вручить мне пакет конфет. Я очень хотела конфеты, но не приблизилась к нему. Мне стало отвратительно от того, как его взгляд следил за мной и как он улыбался закрытым ртом. Словно пытался спрятать зубы. Через месяц моя мать вернулась домой, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, и показала тусклый камешек на руке.

Несколько недель мы планировали переезд в тощий квадратный дом Юпитера. Я видела его только на фотографиях. Он скрывался за затопленной дорожкой, а окна выглядывали поверх травы, словно полуприкрытые глаза хищника.

Я не ожидала от этого городка ничего особенного в день, когда Юпитер встречал нас на пароме. В том месте, где я провела раннее детство, тоже не было ничего особенного. Хозяйственный магазин, церковь, белая решётчатая вывеска с объявлением о школьной игре, лодочный причал, верфи.

И потому, когда мы свернули за угол и показался Дом Грёз, я подумала, что он просто нереальный. Втянула воздух, прилипнув к окну машины.

– Это, – проговорил Юпитер, замедляя ход машины, – фамильный дом семьи Кастеньяда. Они его назвали как-то вычурно на латыни. Ну, вы же знаете, какие они, эти богатеи.

Моя мать приоткрыла окно и недобро глянула на дом.

В тот самый миг, когда я увидела Дом, я поняла, что в нём заключена магия. Под дверными половицами дремлют драконы, в саду растут деревья с фруктами, исполняющими желания, а в самой высокой башенке живёт королева, и когда она расчёсывает волосы, на землю осыпаются драгоценности. Впервые я поняла, какой была моя жизнь в сравнении с этим. Грязная дешёвая картонная конструкция рядом с этим чудом, выложенным из алых кирпичей. Если бы я только знала, как всё обернётся, – закрыла бы глаза и никогда больше не посмотрела на Дом. Но я не могла отвести взгляд.

– И всё это для одной семьи? – Моя мать сморщила нос.

– Даже не для семьи, – ответил Юпитер. – Родители напились и разбились на частном самолёте. – Он со смехом покачал головой. – И теперь всё это принадлежит десятилетней девчонке и её полоумной грёбаной тётушке… ой. – Юпитер замолчал, словно только вспомнил, что я ехала на заднем сиденье. – Извини, принцесса.

– Я думаю, он безвкусный, – заявила моя мать, закрывая окно.

Юпитер посмотрел в зеркало заднего вида, встречаясь со мной взглядом.

– А ты что думаешь про дом, принцесса? Девочка, которая там живёт, примерно твоего возраста. Ты только представь, если бы мы жили в этом месте? Можно было бы играть в прятки часами напролёт. – Он улыбнулся, сверкнув своими слишком белыми зубами.

Моя мать промолчала. Помада в её руке замерла на полпути.

– Она ненавидит эту игру, Ю, – сказала мама. Я не понимала, почему в её голосе было раздражение, словно меня откуда-то исключили. – Она скорее спрячется под кровать, чтобы почитать очередную книжку. И ты её будешь искать целыми днями.

– Я не против подождать, – сказал Юпитер, постучав себя по носу.

Машина продолжала движение.

При каждом удобном случае я проезжала на велосипеде мимо Дома Грёз. От дома Юпитера было не больше пятнадцати минут пешком, но даже воздух здесь казался совсем иным. Всё казалось ярче, лучше, когда я оказывалась у Дома. Я могла себе только представить, каково было бы жить там, читать у огромного камина, находить в чашке с чаем золотые монеты, выманивать ручного леопарда на послеполуденную прогулку.