За ужином ел он мало и без аппетита – из головы не выходила опустевшая фляга с мылом. Как ни пытался он себя убедить в нелепости своих страхов – ничего не получалось. В ушах звучал голос Маковея: "Как закончится – умрёт!", ржали кони, под треск костра шуршали цветастые юбки, звенели мониста, как бубенцы на лошади, впряжённой в катафалк.

На кухне, на подоконнике стояла большая глиняная миска с плачинтами, накрытая чистым рушником. Замфир натянул войлочные чуни и бесшумно выскользнул в прихожую. У Виорики было тихо. Он прокрался мимо спальни Маковея и Амалии и занёс уже ногу над кухонным порогом, как услышал приглушённые всхлипывания. За дверью хозяйской спальни тихо плакала Амалия. Замфир замер, прислушиваясь. Заскрипели половицы под тяжёлой ногой, и Василе похолодел, но Маковей ходил по комнате, не приближаясь к двери.

– Ну не реви ты, – непривычно ласково сказал он. – Там больше половины осталось, на какое-то время хватит, а там… – Маковей красноречиво помолчал. – Не в моей воле.

– Неужели нигде нет? – сдавленно спросила сквозь рыдания Амалия.

– Лазареску сказал: всё идёт на нужды фронта. Может, в Яссах есть, но он туда поехать не может.

При упоминании Лазареску волосы на затылке Замфира зашевелились. Сомнений больше не было: он стал жертвой цыганской ворожбы. Василе хотел уже ворваться в спальню Сырбу и потребовать объяснений, но представил, как он, образованный человек, офицер королевской армии, признаётся в своих суевериях.

"Не существует никаких проклятий!" – не слишком уверенно сказал себе Василе и, больше не скрываясь, зашёл на кухню. Зажёг свет, налил молока в кружку. Только сел за стол с остывшей плачинтой, скрипнула дверь и в проёме появился Маковей. Он зачерпнул из кадки воды и жадно, в несколько глотков, выхлебал.

– Что, не спится, господин сублейтенант? Переживаете, понимаю, – ехидно сказал он, вытирая рукавом мокрую бороду. – Пока ваши товарищи на фронте гибнут, вы пироги в тылу лопаете.

Кусок натурально застрял в горле у Замфира. Пока Василе, с пылающими ушами, пытался его протолкнуть и дать отпор, Маковей повернулся к нему спиной и скрылся в спальне. Хлопнула дверь.

Аппетит пропал.

– Я служу там, куда меня направило командование! – с досадой сказал Замфир месту, где только что стоял Сырбу. Посмотрел на холодную плачинту с тыквой и доел без удовольствия, из чистого упрямства.

Потом Василе лежал на пуховой перине и смотрел на полную луну в окне. Он думал, как ярок и безжалостен свет невидимого сейчас солнца, что тени от бесконечно далёких кратеров видны даже в забытой Богом Гагаузии. Василе закрыл глаза. Перина под его спиной исчезла, больно врезались в тело перетяжки. Шесть цепких рук перенесли Замфира через изножье кровати и потащили куда-то. Окно исчезло, не было ни стен, ни потолка, небо открылось полностью. Шуршала, сминаясь трава. Луна прыгала в небе в такт шагам носильщиков и освещала их суровые бородатые лица, плечи, бугристые от разбухших мышц, просвечивала сквозь шёлк свободных рукавов алых рубах, бликовала на золотых серьгах. От похитителей исходил крепкий дух конского пота, сладковатый и тошнотворный. Василе попытался осмотреться, но тело не слушалось.

"Это сон, – подумал он. – надо только себя ущипнуть, и я проснусь."

Но вот беда – руки и ноги он чувствовал, но даже шевельнуть ими не мог. Выпитое молоко плескалось в животе и мягко толкало в горло. Стрёкот цикад растворился в треске множества костров. Лица носильщиков из бледно-палевых стали охряными. Они замедлили шаг. Между их плечами появлялись и исчезали любопытные лица: смуглых детей, лукавых женщин, улыбающихся мужчин со сросшимися бровями.

– Шувано! – непонятно крикнул один из носильщиков и торопливо заговорил на незнакомом языке, грубом и раскатистом. Василе сразу вспомнил чудовищный акцент поручика Сабурова.

Над ним появилось перевёрнутое лицо Маковея. В его буйной, кудрявой шевелюре справа качнулось массивное золотое кольцо. Губы стрелочника сжались в узкую полоску, на побагровевшей шее вздулись жилы. У Василе в голове что-то начало со скрипом проворачиваться, макушка похолодела, и Василе показалось, что лёгкий ночной ветерок забрался ему в голову. Маковей кивнул носильщикам, и ноги Замфира поползли вверх. Он узнал луг за железнодорожной насыпью, вокруг стояли люди в цыганских нарядах, за их спинами, среди пылающих костров, – расписные фургоны, вардо. Перед ним на корточках сидел Маковей со сложенным рушником. У его правого сапога валялась огромная притёртая пробка, как от флакона с жидким мылом. Что-то полилось из головы Замфира, прохладная жидкость заструилась по стенкам его черепа, и чем больше её вытекало, тем холоднее становилось Замфиру. Похолодели кончики пальцев, лодыжки, бёдра, ладони рук. Следом за холодом накатывало онемение. Когда оно дошло до пояса, Маковей хлопнул в ладоши. Цыганёнок в алой, как у взрослых, рубахе привёл серого коня – очень худого, с острыми рёбрами, выпирающими сквозь шкуру. Маковей протянул мальчику рушник, и тот начал натирать лошадиные бока белой пеной.

– Пока хватит, – сказал Маковей по-румынски и вставил Замфиру в голову пробку.

Утром Василе стянул рубаху и долго рассматривал в зеркале своё тонкое, не слишком развитое тело, щупал торчащие, как у больной лошади из сна, рёбра. Под тонкой полупрозрачной кожей проступили синие вены. По босым ногам, бледным до голубизны, можно было изучать анатомическое строение стопы. Но больше всего Замфира пугало ощущение ветерка в голове. Он помнил его так отчётливо, что казалось, прохладный воздух и сейчас струится по извилинам его мозга.

– В мозге нет нервных окончаний, – сказал Замфир. Он слышал об этом от кого-то из друзей отца. И сам себе ответил скептически: – Да неужели?!

Он нагнулся за сапогами, и в голове зашумело, пол качнулся под ногами. Замфир упал на колени и пару минут стоял, уткнувшись лбом в край кровати и глубоко дыша. Когда головокружение прошло, он пообещал себе есть в два раза больше, даже если аппетита нет, и каждое утро делать гимнастические упражнения. На кухне гремела посудой Амалия, что-то тихо напевала Виорика, голосом низким, но не лишённым приятности. Вышел на крыльцо Маковей, судя по тяжёлым шагам. Василе с трудом поднялся и прислушался к себе: сердце колотилось, колени заметно дрожали, его подташнивало. Причины этой слабости он понять не мог. С полотенцем на шее и несессером под мышкой он вышел из комнаты и остановился у двери в кухню.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.