Какой пример для нас, нередко прикрывающих свои чисто мирские, корыстные, узкоэгоистические интересы хоругвями религии! И не требовалось ведь в Российской империи устраивать экуменические радения, только провоцирующие глухое недовольство части церковной общественности. Чистота сердца и добрые нравы верующих различных конфессий – вот истинное основание симфонии мировых монотеистических, да и всех прочих религий, по-своему славящих Творца и существующих на Земле, подобно лицам Св. Троицы – нераздельно и неслиянно.
Это же касалось и сосуществования национальностей. Кунаком Л.К. Артамонова был чеченец, старшина одного из аулов; русский поручик обучал грамоте его сына, присутствовал в качестве почетного гостя на чеченской свадьбе, и никого это не смущало, несмотря на недавно закончившуюся Кавказскую войну. Как часто мы забываем ответ на вопрос, кто ближний впавшему в разбойники из евангельской притчи о самарянине, – «оказавший ему милость» (Лк. 10:37)! Оказал милость поручик Артамонов маленькому чеченцу, защитил от нападок казачьей ребятни в станице, – и вот уже сердца суровых горцев открылись для ответной милости. И никакие «кровники», каких было немало в горах Кавказа в то время, не посягнули на жизнь офицера-гостя, приглашенного на свадьбу их соплеменника.
Точно так же полагался Леонид Константинович на честь и добрые нравы своих проводников-мусульман, подчас отчаянных контрабандистов, путешествуя по Турции и Персии, во всем полагаясь на собственный такт и умение находить общий язык с представителями разных наций и народностей. И снова мы видим огромную пользу культуры и образованности, приучающей человека мыслить широко и непредвзято, избавляясь от всевозможных бэконовских «идолов»: знал Артамонов, что местное население не питает любви к пограничникам-казакам и вызывает ответные чувства у последних, – и не взял с собой в многодневную поездку положенный ему казачий конвой, чтобы не провоцировать возможные бытовые осложнения и конфликты среди представителей простонародья. И не обманулся в своих расчетах: его мусульманские спутники честно исполняли все свои обязательства.
В-третьих, поражает необыкновенное трудолюбие и работоспособность Л.К. Артамонова. По своему происхождению, точнее, по более чем скромному достатку и связям, своей, как он пишет, «коренной» семьи, он не мог рассчитывать ни на кого, кроме себя. Пример не только его семьи, но и описанной им семьи безымянного украинского станционного смотрителя опровергает широко распространенную в годы советской власти ложь о том, что к высшему образованию в императорской России были допущены представители только привилегированных классов. На самом деле, упорный труд, настойчивость, желание дать детям образование зачастую обеспечивали доступ в средние и высшие учебные заведения. Конечно, путь этот был не прост, но зато на дорогу, ведущую к высшему образованию, выходили самые талантливые, мотивированные и трудолюбивые, знающие чего они хотят от жизни и умеющие воспользоваться открывающимися перед ними возможностями. И никто не сетовал на трудности учебы или предъявляемые требования. Не все устраивало в организации образования, это верно, но все были благодарны профессуре и начальникам за полученные знания. Падение качества современного образования, дерзну предположить, да об этом неоднократно уже и писали, во многом обусловлено потребительским отношением к нему со стороны учащейся молодежи, воспринимающей возможность учиться на коммерческой основе как образовательную услугу, которую они изволят получать за свои или родительские деньги.
Ну а уж умению пробиваться в жизни своим трудом мы смело можем поучиться у Л.К. Артамонова, неизменно бравшегося за все самые трудные предприятия, от которых старались отказаться его более «благоразумные» сверстники и сослуживцы: от добровольного участия в Ахал-текинской экспедиции до служебных командировок и секретных разведывательных миссий по территориям сопредельных с империей государств.
Великая добродетель, как говаривали святые отцы, никогда и никого не осуждать. Артамонов беспощадно судил судом своей совести прежде всего самого себя: «Каюсь в своем честолюбии, излишнем самоуверенности и желании сделать часто самому то, что можно было бы поручить другим; – записывал он 21 марта 1916 г. – каюсь в моем иногда небрежению к чужому мнению, некоторой нетерпимости, а потом излишней речистости и неразумной откровенности с хитрыми и лицемерными людьми. Каюсь также в неумении настоять на том, чтобы мне были даны необходимые средства для выполнения поставленной задачи; очень часто, не имея нужных людей и средств, я все-таки брался за дело и вел его, но с тяжким надрывом и для себя, и для моих немногочисленных сотрудников. Ложное самолюбие не позволяло сознаться, что дело непосильное: хотелось показать во что бы то ни стало, что я, мол, его сделаю. Вот главнейшие причины моих недостатков»[9]. Все причины своих неудач и недостатков он искал в самом себе.
Мне недавно подумалось, что ведь ни в одном из Евангелий мы не найдем ни одного осуждающего или бранного слова даже в адрес Иуды-предателя, кроме разве что «сына погибельного». Точно так же нигде в воспоминаниях Артамонова мы не найдем ни одного укора, ни одного едкого или язвительного слова в адрес своих недоброжелателей, завистников, даже врагов, которых у него, щедро награждаемого начальством чинами и орденами за его экстраординарные труды, было немало. Он скорее винит себя, что «возмечтал о себе», «вознесся», «возомнил о себе очень высоко» после служебных успехов, невольно спровоцировав недоброжелательное к себе отношение со стороны сослуживцев. Самым распространенным эпитетом по отношению к собственным трудам у него является «скромный»: «мой скромный доклад», «мое скромное мнение», «моя скромная личность» – встречается тут и там. И эта личная скромность – очень симпатичная черта в характере Л.К. Артамонова, заставляющего по-другому посмотреть на себя самих, сегодняшних, так склонных навешивать оскорбительные ярлыки, нетерпимых к иному мнению, бестрепетно бросающихся самыми ужасными подозрениями и обвинениями.
Нетрудно заметить, что перечисленные во-первых, во вторых, в третьих передают мою позицию как педагога по отношению к воспоминаниям Л.К. Артамонова. С исторической точки зрения его автобиография интересна тем, что в ней находят отражение трактовка известных исторических событий и личностей, в первую очередь Ахал-текинского похода 1880–1881 гг. и «Белого генерала» Михаила Дмитриевича Скобелева, имя которого Леонид Константинович нередко упоминает с добавлением «незабвенный», считая его своим учителем в военной службе.
Другим человеком, с которым Артамонов имел счастье соприкоснуться в годы обучения во Владимирской Киевской военной гимназии, стал действительно для него незабвенный Павел Николаевич Юшенов – выдающийся педагог, имя и опыты деятельности которого, к сожалению, мало известны широкой публике. Между тем, это был один из тех истинных педагогов по призванию, сродни описанных Н.С. Лесковым, которые по праву могли считаться благодетелями своих воспитанников, оставившие глубокий след в их душах.
Интересно и неоднозначно восприятие Л.К. Артамоновым широко известного военного педагога генерала М.И. Драгомирова, с которым он столкнулся во время учебы в Николаевской академии Генерального штаба (НАГШ). Впрочем, Михаил Иванович был человеком сложным, отзывы о нем современников не всегда были восторженными.
Воспоминания проливают свет на обстоятельства жизни и службы генерал-лейтенанта Вильгельма Адольфовича фон Шака, героя Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., настоящего кавказского отца-командира, на его глубоко самобытную и оригинальную личность мудрого начальника, у которого Л.К. Артамонов прошел хорошую школу служебной деятельности.
В этой связи нельзя не обратить внимание, что национально-религиозная терпимость, по крайней мере, в официальной политике империи (мы здесь оставляем в стороне отдельные проявления шовинизма в простонародье) составляла одну из самых привлекательных черт дореволюционной России и обеспечивала успешное ее развитие. На государственной службе ревностно трудились и немец В.А. фон Шак, и азербайджанец генерал Исмаил Хан Эхсан Хан оглы Хан Нахичеванский, и армянин генерал И.Д. Лазарев, и швед И. Пиппер, и многие другие представители слагающих империю народов. Культура России обогащалась от развития малорусской культуры – гастроли на Кавказе театра М.Л. Кропивницкого Артамонов описывает буквально с восторгом, – вбирала в себя элементы традиционной культуры кавказских народов, несла свет цивилизации народам Закаспийского края.
