25

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 19. В стр. 21 после «и» ранее было «тогда».

Дат.: 24 ноября / 7 декабря 1907 г. — по датировке Р. Д. Тименчика (ЛН. С. 455–456).

Стр. 7–8. — См. № 7 наст. тома и комментарий к нему. Стр. 8. — Подразумевается Блудный сын (Лук. 15:11–32). Как Брюсову, так и Гумилеву принадлежит стихотворное произведение на тему этой притчи (см.: Брюсов В. Я. Собрание сочинений. В 7 т. М., 1973. Т. 1. С. 276; № 15 в т. II наст. изд.). О «типологическом сходстве» брюсовского ст-ния с «поэмой» Гумилева, не учтенном в комментариях т. II наст. изд., см.: Устинов А. Б. Поэтические прогулки Василия Комаровского или частный случай «Антиномичности поэтики русского модернизма» // В. Я. Брюсов и русский модернизм. Москва, 2004. С. 114–115. Стр. 11. — Имеется в виду заключительная часть «Радостей земной любви» (стр. 149–185 № 4 в т. VI наст. изд.). О герое «трех новелл», итальянском поэте Гвидо Кавальканти (между 1250/1260–1300) см. комментарий к стр. 9–10 № 4 в т. VI наст. изд. Стр. 16–17. — Новеллы были посланы с № 24 наст. тома (см. комментарии). Заметка Гумилева (№ 3 в т. VII наст. изд. о парижской «Выставке нового русского искусства» («Exposition d’Art russe moderne») была опубликована в ноябрьском номере «Весов» (Весы. 1907. № 11. С. 87–88). Вероятно, поэт был на открытии выставки 22 ноября / 5 декабря 1907 г. См. об этом также комментарий к № 26 наст. тома. Стр. 28–29. — О секретаре «Весов» М. Ф. Ликиардопуло и взаимоотношениях с ним Гумилева см. комментарий к № 46 наст. тома.

26

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 18.

Дат.: 3/16 декабря 1907 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — 16.12.07. Штемпель московской экспедиции городской почты — 06.12.07.

Стр. 3–4. — Ст-ние «Гиена» («Над тростником медлительного Нила», № 73 в т. I наст. изд.) было опубликовано Брюсовым в номере газеты от 29 ноября 1907 г. См. комментарий к стр. 13–14 № 21 наст. тома. Стр. 4–6. — Как уже говорилось (комментарии к стр. 13–14 № 21 наст. тома), «Раннее утро» было газетой кадетского направления. Ср. в этой связи шуточный отзыв Гумилева о Союзе 17 октября в стр. 34–35 № 5 наст. тома. Стр. 7–8. — Николай Константинович Рерих (1874–1947) являлся, по мнению Гумилева, «бесспорным королем» выставки нового русского искусства в Париже. В печатном отзыве об этой выставке, где Рерих «выставил 89 вещей», Гумилев отметил его «духовное родство с крупным новатором французской живописи Полем Гогеном» (см. стр. 9–35 № 3 в т. VII наст. изд.). Полтора года спустя, в заметке «По поводу «салона» Маковского» (1909), Гумилев еще более высоко оценивал творчество Рериха, назвав его «высшей степенью современного русского искусства» и заявив, что «Рерих открыл непочатые области духа, которые суждено разрабатывать нашему поколенью» (см. стр. 40–49 № 13 в т. VII наст. изд.). Такая оценка, безусловно, говорит о глубоком сходстве между Гумилевым и Рерихом, которое выявляется в особенностях их трактовки «русской» и, шире, «национальной» темы, — с точки зрения «великой сказки истории, смены двух рас» (стр. 24 № 3 в т. VII наст. изд.), раскрытия «влияний скандинавских, византийских и индийских, <...> преображенных в русской душе» (стр. 43–44 № 13 в т. VII наст. изд.). Однако тема «Гумилев и Рерих» все еще ждет своего исследователя. После возвращения в Петербург Гумилев поддерживал отношения с Рерихом, встречался с ним, состоял с ним в переписке. См. также комментарий к письму Рериха (№ 8 раздела «Писем к Н. С. Гумилеву» наст. тома). Мария Клавдиевна Тенишева (1858–1928; год рождения обычно дается как 1867: более ранняя дата была недавно уточнена в соответствии с метрической книгой церкви Святого Равноапостольского князя Владимира в Санкт-Петербурге) — известная художница, коллекционер и меценат, одна из основателей журнала «Мир искусства», устроительница парижской выставки нового русского искусства. Более всего она была известна «своей деятельностью по поощрению народного искусства и кустарных ремесел, основавшая для этой цели в своем имении Талашкино в Смоленской губернии художественные мастерские» (Неизд 1980. С. 170–171; см. также об этом книгу со статьями Н. К. Рериха и С. К. Маковского: «Талашкино. Изделия мастерских кн. М. Кл. Тенишевой» (Пг., 1905)). На выставке нового русского искусства, как сообщает Гумилев, «Княгиня Тенишева выставила свои эмали и керамику и, кроме того, работы крестьянок Смоленской губернии, сделанные под ее наблюдением. Она и проповедуемое ею крестьянское искусство имеют большой успех в Париже, так что многие вещи уже проданы, даже французскому правительству» (стр. 49–53 № 3 в т. VII наст. изд.). Рерих, впервые посетивший Талашкино в 1903 г. и немедленно включившийся в работу как учитель и художник-декоратор, впоследствии более подробно писал о ее «парижских» эмалях: «Работа в Талашкине затронула керамику, резьбу, вышивки; но разные условия не довели дело до еще одного старейшего производства — до эмали. Давней мечте княгини М. К. Тенишевой — вызвать к жизни заглохшее благородное эмальерное дело — удается осуществиться только теперь. В Париже идет работа над русскими эмалями. В Париже княгиня Тенишева устроила муфеля, обставила лучшими средствами мастерскую, нашла специалистов для совещаний о многих теперь утерянных красивых тонах. В библиотеках и архивах отыскиваются рецепты красок, самыми неожиданными поисками добываются разные материалы — камни и металлы — для соединения с эмалью. Уже целым рядом выступлений на выставках (Салон «Марсова поля», Осенний салон, Международная выставка в Лондоне) эмали княгини Тенишевой были очень оценены и получили известность. Блюдо было приобретено Люксембургским музеем. Очень удачны были ларцы (эмаль с амарантовым деревом; белая с зеленым), подсвечники, шкатулочки. Но, вспоминая о далекой колыбели эмали, о Востоке, хотелось идти дальше, сделать что-то более фантастичное, более связующее русское производство с его глубокими началами...» («Заклятое зверье» (1909)). Р. Д. Тименчик и Р. Л. Щербаков (ЛН. С. 457) указывают также на статью М. В. Фармаковского о выставке Тенишевой в газете «Одесский листок» (1907. 30 ноября). Стр. 8–9. — «Пятницы» Р. Гиля начались в ноябре; о намерении Гиля пригласить на них Гумилева см. комментарии к стр. 29–34 № 20 наст. тома. В числе регулярных участников этих «дружеских вечеров» были поэты «Аббатства» (см. комментарий к стр. 5 № 5 наст. тома). Следует добавить, что известная заметка Ахматовой о том, что «Рене Гиль проповедовал «научную поэзию», и его так называемые ученики с превеликой неохотой посещали мэтра», относится к более позднему периоду — 1911 г. (Ахматова А. Амедео Модильяни // Ахматова А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5. М., 2001. С. 13; первый манифест «научной поэзии» составило предисловие к книге Гиля «Легенда души и крови» (1885)). Стр. 9–10. — О французском поэте Nikolas Deniker (гумилевское написание фамилии — Denicer — орфографически ошибочно) см. комментарий к стр. 5 № 5 наст. тома. Стр. 11. — Деникер надписал гумилевский экземпляр своего единственного сборника стихов в ноябре 1907 г. (см. комментарий к стр. 5 № 5 наст. тома); рецензия Р. Гиля (процитированная нами в том же комментарии) была помещена только в № 3 «Весов» за 1908 г. Стр. 12–14. — Jardin des Plantes — парижский Ботанический сад, в котором, по восходящей к XVIII в. традиции, также помещался зверинец с редкими животными. В контексте приложенных к предыдущим письмам стихов Гумилева об «озере Чад», «садах души» и т. д. (см. №№ 20, 21, 24, 23 наст. тома), небезынтересны яркие впечатления от Jardin des Plantes, которыми открывается раздел «Письма из Парижа (1911 г.)» книги воспоминаний Г. И. Чулкова: «Я часто хожу в Jardin de Plantes, в этот прелестный уголок Парижа, сохранивший очарование прошлых дней. Мимо [вольера] «Martin» (мартышки — Ред.), вокруг которого всегда стоит толпа зевак, мимо невероятных павлинов, мимо гиппопотамов с мордой, похожею на чемодан, я спешу пройти к помещению, где дремлют змеи. Меня влекут к себе почему-то эти странные существа, с таким сильным и гибким телом, с таким изысканным рисунком на коже и с такими непонятными глазами, влюбленными в какую-то нам неведомую тишину...» (Чулков Георгий. Годы странствий. М., 1999. С. 255). Как уже было указано (см. комментарий к стр. 3–4 № 5 наст. тома), этот «прелестный уголок Парижа» был связан с семейством Деникеров, проживавшим в роскошном казенном доме в самом Jardin des Plantes. По воспоминаниям А. Сальмона, младшие брат и сестра Н. Деникера с большой охотой принимались его дразнить, обзывая его «единственным поэтом, родившимся в зверинце» (Salmon A. Souvenirs sans fin. Première époque (1903–1908). Paris, 1955. P. 66). Согласно тому же источнику, ночные посещения зверинца стали любимым времяпрепровождением парижской богемной молодежи: «...проживая в Доме Буффона, <Н. Деникер> держал в своем кармане ключ от Jardin des Plantes. Ключ от Jardin des Plantes! Можете ли вы себе представить, какие это предоставляло нам возможности, — нам, поэтам общества «La Plume», завсегдатаям кафе Closerie des Lilas, баров Taverne du Panthéon и Taverne Pascal <...> ресторанчика Lorraine, переделанного теперь в кинотеатр. Задолго до настоящего кино, для нас кино означало — проходить в два часа ночи на вершину лабиринта, под ветви ливанского кедра...» (Там же. С. 69; лабиринт был создан в Ботаническом саду графом Буффоном в 1739 г.). Как раз в 1907 г. одним из частых ночных посетителей Ботанического Сада был художник Анри Руссо (Rousseau, 1844–1910; «Таможенник»; см. № 4 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему), написавший под впечатлением этих прогулок картину «Мандрилл в девственном лесу» (выставлена на Осеннем салоне 1907 г.). На этой картине изображена содержащаяся в зверинце Jardin des Plantes огромная обезьяна Бу-бу, очевидно, пользовавшаяся особой популярностью у «декадентствующих» гостей Деникера из-за мрачных «зоофилических» легенд, связанных с этим видом («Мандрилл — крайне опасен и часто нападает на одиноких женщин», — сообщала «Энциклопедия Лярус» (Larousse de XXème siècle. Paris, 1904)). Возможно, именно этот «сюжет» послужил и «толчком» к созданию гумилевского рассказа «Лесной дьявол» (см. № 11 в т. VI наст. изд. и комментарии к нему), который появился в печати несколькими месяцами спустя. По сообщению М. В. Фармаковского, Гумилев в 1907 г. «постоянно посещает Jardin des Plantes, подолгу (иногда по ночам) наблюдает крокодилов, гиен, тибетских медведей, птиц и др. животных» (Труды и дни. С. 177). «Об этих медведях рассказывала <...> и Анна Андреевна Ахматова. По ее словам, Гумилев проводил с ними много часов и мечтал увидеть тех же животных на воле» (Бронгулеев В. В. Посредине странствия земного. Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева. Годы 1886–1913. М., 1995. С. 80). Стр. 15–16. — «В первом действии пьесы Г. Ибсена «Привидения» Фру Альвинг рассказывает пастору Мандерсу, что ее покойный муж, бездельник и пьяница, «день-деньской валялся на диване и читал старый адрес-календарь» (Ибсен Г. Собр. соч. М.: Искусство, 1957. Т. 3. С. 485)» (ЛН. С. 458). Стр. 17–19. — К письму приложены (стр. 34–81) ст-ние «Приближается к Каиру судно» (№ 84 в т. I наст. изд., автограф 2), ранее приложенное к № 22 наст. тома, и ст-ние «Как труп, бессилен небосклон...» (№ 96 в т. I наст. изд.). Неизвестно, было ли второе из них уже знакомо Брюсову. Стр. 29–31. — В «Раннем утре» заметок Гумилева о парижских выставках и театрах не появлялось; кроме публикаций в «Весах» и киевском «В мире искусств» (№№ 2–4 в т. VII наст. изд.), никакие корреспонденции Гумилева того времени не известны.