Сегодня я послал Вам книгу для Ваших замечаний. Стихи мои, которые я посылал, посылаю и буду посылать Вам, всецело отдаются в Ваше распоряжение (всегда свободны), и я буду Вам всегда очень благодарен за напечатанье их, где бы Вы ни пожелали.
Нельзя ли хоть купить № 11 «Весов», который не был доставлен почтой (я писал об этом г<осподину> Ликиардопуло), а то мне крайне важно знать, как отнеслась Рената к раненному Рупрехту.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Больная Земля
Меня терзает злой недуг,
Я вся во власти яда жизни,
И стыдно мне моих подруг
В моей сверкающей отчизне.
При свете пламенных зарниц
Дрожат под плетью наслаждений
Толпы людей, зверей, и птиц,
И насекомых, и растений.
Их отвратительным теплом
И я согретая невольно,
Несусь в пространстве голубом,
Твердя старинное: «довольно».
Светила смотрят всё мрачней,
Но час тоски моей недолог,
И скоро в бездну мир червей
Помчит озлобленный осколок.
Комет бегущих душный чад
Убьет остатки атмосферы,
И диким ревом зарычат
Пустыни, горы и пещеры.
И ляжет жизнь в моей пыли,
Пьяна от сока смертных гроздий,
Сгниют и примут вид земли
Повсюду брошенные кости.
И снова будет торжество
И снова буду я единой,
Необозримые равнины,
И на равнинах никого.
* * *
Я уйду, убегу от тоски,
Я назад ни за что не взгляну,
Но руками сжимая виски,
Я лицом упаду в тишину.
И пойду в голубые сада
Между ласково-серых равнин,
И отныне везде и всегда
Буду я так отрадно один.
Гибких трав вечереющий шелк
И второе мое бытие.
Да, сюда не прокрадется волк,
Там вцепившийся в горло мое.
Я пойду и присяду, устав,
Под уютный задумчивый куст,
И не двинется призрачность трав,
Горизонт будет нежен и пуст.
Пронесутся века, не года,
Но и здесь я печаль сохраню,
И я буду бояться всегда
Возвращенья к жестокому дню.
Н. Гумилев.
35. В. Я. Брюсову
<Париж. 10/23 февраля 1908 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич!
Я давно не писал Вам и теперь хочу искупить этот проступок, посылая Вам несколько новых стихотворений, из которых первое кажется мне не очень плохим, хотя в нем, пожалуй, я воспользовался Вашей темой. Второе обращение к себе самому; в нем я высказываю кое-что пришедшее мне в голову относительно конструкции стиха. Так что взгляните на него скорее как на рассуждение, чем как на стихотворение. Третье я считаю пустяком, но его захвалили, и, может быть, оно понравится и Вам. Недавно случайно в № «Образования» я нашел Вашу «Жизнь», и она мне понравилась больше каждого стихотворенья «Венка». Теперь уже, когда у меня спрашивают, какая Ваша книга наиболее вырисовывает Ваше творчество, я принужден отвечать, что все уже более или менее устарели и что Вы уже обогнали их на очень-очень многое. Никогда бы я не стал Вам писать всего этого, если бы у меня не было корыстной цели: побудить Вас издать новый сборник Ваших последних стихов.
В самом деле, мы (т. е. русские читатели) получаем Блока и Городецкого по нескольку книг в год, а Вас — раз в три <года> и даже больше. Но я, конечно, не говорю здесь о распространении книг для поддержания или увеличения Вашей славы, надеюсь Вы меня не заподозрите в этом, нет, но просто для современного читателя важно быть au courant[4] Вашего творчества. Тогда бы и русская литература очистилась от мелких гениев, которых приходится хвалить за неимением лучшего, и Георгий Чулков бросил бы перо к великой радости г<осподина> Андрея Белого, и Городецкий подумал бы, что теперь писать левой ногой стало как-то неловко. И я бы поучился.
Все это я пишу Вам как читатель и с его точки зренья мечтаю о Вашей книге, но как писатель должен сознаться, что Вы своей строгостью к себе лучше, чем словами, учите нас тактичному обращенью с литературой. Но мне кажется, что эта Ваша последняя задача уже выполнена: кто хотел, понял, а горбатого исправит могила. Простите мою многоречивость.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Андрогин
Тебе никогда не устанем молиться,
Немыслимо-дивное бог-существо,
Мы знаем, ты здесь, ты готов проявиться,
Мы верим, мы верим в твое торжество.
Подруга, я вижу, ты жертвуешь много,
Ты в жертву приносишь себя самою,
Ты тело даешь для великого бога,
А я ему душу мою отдаю.
Спеши же, подруга! Как духи, нагими
Должны мы исполнить священный завет,
Шепнуть, задыхаясь, забытое имя
И, вздрогнув, услышать желанный ответ.
Я вижу, ты медлишь, смущаешься... что же?
Пусть двое погибнут, чтоб ожил один,
Чтоб странный и светлый с безумного ложа,
Как Феникс из пламени, встал андрогин.
Уж воздух, как роза, и мы, как виденья,
То видит отчизну свою пилигрим...