44

Печ. по автографу (РГБ. Ф. 245. К. 6. Ед. хр. 20). Опубликовано: Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, В мире книг.

Ответом на это письмо и письмо № 43 явилось письмо Гумилева от 8 декабря 1916 г. (№ 154 наст. тома).

Дат.: начало декабря 1916 г. — по дате письма № 147 наст. тома и по содержанию (праздник св. Николая, епископа Мирликийского, чудотворца — т. н. «Николы Зимнего» — 6/19 декабря).

45

Печ. по автографу (РГБ. Ф. 245. К. 6. Ед. хр. 20). Опубликовано: Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, В мире книг.

Ответ на письмо Гумилева от 15 января 1917 г. (№ 157 наст. тома). Ответом на это письмо явилось письмо Гумилева от 22 января 1917 г. (№ 158 наст. тома).

Дат.: между 15 и 22 января 1917 г. — по датам писем №№ 157 и 158 наст. тома.

...Микель Анджело жил почти рядом с Содомой, после Леонардо, после женщин, неспособных держать даже Лебедя... — Упоминается современник создателя Сикстинской капеллы в Ватикане Микеланджело Буонаротти (1475–1564) Джованни Антонио Бацци, известный как Содома (1477–1549) (см. об этом художнике № 81 в т. II наст. изд. и комментарий к нему), а также — картина Леонардо да Винчи «Леда с лебедем» (см. № 95 в т. II наст. изд. и комментарии к нему).

...Брюсов, учившийся искусству, как Мазаччио перспективе... — Мазаччо (наст. имя Томмазо ди Джованни ди Симоне Гвиди, 1401–1428), итальянский живописец, творчество которого приходится на рубеж раннего Возрождения (т. н. кватроченто, т. е. XV век) и «Высокого Возрождения»; упоминаемое введение им в свои полотна законов перспективы уводило живопись от символической условности Средних Веков и стало прологом к «реалистическому» изображению человеческих фигур и интерьера на полотнах последующих итальянских мастеров — Леонардо, Микеланджело, Рафаэля. «Мазаччо пользуется линейной перспективой, изображая объемные фигуры в трехмерном пространстве, которое обладает реальной протяженностью, шириной и глубиной. Изображение отличается логической ясностью и зрительной достоверностью, оно ориентировано на реальное восприятие. Писатель конца XV века Ландино отмечал, что Мазаччо “превосходно передавал натуру, так как он стремился изобразить только действительность и моделировку фигур и был сильнее своих современников в перспективе”» (см.: Шрамкова Г. Искусство Возрождения. М., 1977. С. 11). Упоминание о «боевых тяжелых конях», вероятно, относится к картине последователя Мазаччо флорентийского художника Паоло Учелло (1397–1475) «Битва при Сан Романо» (1457): «Для Учелло, как и для многих современных ему мастеров, живописная перспектива стала необходимым средством познания реального мира и выражения его закономерностей в искусстве» (Там же. С. 12).

...ученый, как болонец... — В городе Болонья был открыт один из первых европейских университетов (см. № 97 в т. II наст. изд. и комментарии к нему).

...сикстинская капелла еще не кончена... — Интересно, что образ Возрождения ассоциировался у Л. М. Рейснер с русской революцией (см. ее письмо М. Л. Лозинскому, март 1920 г.): «Что будет дальше? Не знаю, по-моему, то величественное и спокойное восхождение Солнца Духа, тот новый Ренессанс. О котором мы все когда-то мечтали...» (Дружба народов. 1967. № 4. С. 245).

46

Печ. по автографу (РГБ. Ф. 245. К. 6. Ед. хр. 20). Опубликовано: Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, В мире книг.

Ответ на письмо Гумилева от 22 января 1917 г. (№ 158 наст. тома).

Дат.: конец января 1917 г. — по содержанию. Возможно, письмо не сохранилось полностью.

Застанет ли Вас это письмо... — 23 января 1917 г. приказом по полку Гумилев был прикомандирован к корпусному интенданту 28 корпуса для закупки сена частям дивизии и направлен на станцию Турцевичи Николаевской железной дороги (близ Окуловки, где и остановился Гумилев). Оттуда он отправился в Петроград 28 января, где был арестован за неотдание чести генералу, сутки просидел на гауптвахте и затем был препровожден обратно в Турцевичи, согласно предписанию (см.: Соч III. С. 399). Очевидно, он успел повидать Рейснер и между ними произошел роковой конфликт, радикально изменивший отношения «Гафиза» и «Лери» (ср. нарочито «официальное» обращение Гумилева к корреспондентке в письме от 6 февраля (№ 159 наст. тома). Не исключено, что и инцидент с неотданием чести как-то связан с этим конфликтом и, возможно, аффектированным состояние поэта.

47

Печ. по автографу (РГБ. Ф. 245. К. 6. Ед. хр. 20). Опубликовано: Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, В мире книг.

Дат.: февраль-июнь (?) 1917 г. — по времени ссоры корреспондентов, после которой Гумилев вернул Л. М. Рейснер ее письма к нему, и дате последнего письма Гумилева к Рейснер (см. № 165 наст. тома).

Письмо не было отправлено. Надпись на конверте: «Если я умру, эти письма, не читая, отослать Н. С. Гумилеву», позволяет заключить, что это — «посмертное» послание Рейснер, которое должно было сопровождать возвращение писем Гумилева в случае смерти «Лери». Нужно отметить, что с февраля 1917 г. переписка шла только «в одну сторону» — Рейснер не отвечала на письма Гумилева, так что наличие в общей подборке ее писем ноября 1916 г. — января 1917 г. означает, что при их ссоре Гумилев вернул все письма, которые у него были с собой. Больше до отъезда поэта во Францию они, очевидно, не виделись.

48

Печ. по: СС IV (С. 546–548).

Автограф — Архив Струве.

Опубликовано: СС IV, СС IV (Р-т), Полушин.

Энгельгардт Анна Николаевна (в замужестве — Гумилева, 1884 или 1885–1942) — вторая жена Гумилева, ей посвящен «Огненный столп». А. Н. Энгельгардт была дочерью Л. М. Гарелиной-Бальмонт и Н. А. Энгельгардта. Ее отец начинал как поэт (Стихотворения. СПб., 1890), сотрудничал в газете «Новое время», журналах «Вестник иностранной литературы», «Книжки недели», «Русский вестник», «Исторический вестник» и др. как прозаик, переводчик, публицист и литературовед. Он был автором двухтомной «Истории русской литературы XIX столетия» (СПб., 1902–1903). Мать ее, первая жена К. Д. Бальмонта, ушла к Н. А. Энгельгардту от мужа, после того как Бальмонт влюбился в невесту Н. А. Энгельгардта Е. А. Андрееву. В результате возникшего в 1893–1894 гг. «любовного четырехугольника» возникают de facto две новые пары — К. Д. Бальмонт и Е. А. Андреева и Н. А. Энгельгардт и Л. М. Гарелина, — «формальный статус» которых оставался долгое время крайне запутанным. Так как Л. М. Гарелина не давала развод К. Д. Бальмонту, тот вынужден был «узаконить» родившуюся у нее от Н. А. Энгельгардта дочь. Отсюда и уверенность Гумилева, что его жена — дочь любимого им в юности поэта-символиста. Впрочем, Бальмонт хорошо относился к Анне Николаевне («Мне дорога эта девушка со всем своим очарованием и грустной судьбой...»), тем более что она была очень дружна со своим сводным братом, сыном поэта Н. К. Бальмонтом, который тоже жил в семье Энгельгардтов вместе с матерью.

А. Н. Энгельгардт училась в частной гимназии Лохвицкой-Скалон (вместе с О. Н. Арбениной — см. комментарии к №№ 175, 178 наст. тома). По воспоминаниям ее младшего брата, Александра Николаевича Энгельгардта, семья жила «очень уединенной жизнью», тем более что Н. А. Энгельгардт страдал с 1910 г. нервным заболеванием. «Сестра Аня особенно ничем не увлекалась. Читала много. По своему характеру была очень непосредственна, не по летам наивна и всегда — неожиданно обидчива». Закончив гимназию, А. Н. Энгельгардт поступает на Курсы сестер милосердия и, закончив их, работает в военном госпитале, расположенном в том же Эртелевом переулке, где жили Энгельгардты. «...Ей очень шел костюм сестры милосердия с красным крестом на груди. Она любила гулять в Летнем саду... в этом костюме...» Ее «роман» с Гумилевым начался после их встречи на брюсовском вечере в Тенишевском училище 14 мая 1916 г. В 1916–1917 гг. А. Н. Энгельгардт, вызывая бешеную зависть и ревность подруги — О. Н. Арбениной, — переписывается с Гумилевым и регулярно встречается с поэтом во время его отлучек в Петербург с фронта. Сведенья об этом имеются в дневнике О. Н. Арбениной (хотя и в специфической интерпретации): «24 ноября [1916 г.] Письмо... от Ани <...> Она пишет: «Г<умилев> пришел с фронта, я была оч<ень> вероломной по отношению к нему; но все же я его не оч<ень> не люблю!...» Дрянь! <...> И за что это мне, Господи! Мы в один день с нею с ним познакомились; одинаково и очень ему понравились (это-то я наверное знаю); и вот — он пишет ей, а я забыта им, как снега прошлых зим, как зелень старых весен... <...> Мне — мелкие радости, мелкие печали, мелкие волнения, — а ей — любовь и письма прекрасного, великого, бурного поэта!.. 27 ноября [1916 г.] <...> А Ане пишет любимый поэт, и ей жизнь улыбается. 30 ноября [1916 г.] <...> Он ей нравится. Хоть она и говорит — нет, как я. Он возил ее на острова в автомобиле, они ели в Астории икру и груши, приехал к ней в Вознесенск (в Иваново-Вознесенск, где Энгельгардты проводили лето; этот визит состоялся 10–13 июля 1916 г. — Ред.) и грозой, в беседке с настурциями, безумно целовал ее... <...> Он посвящает ей стихи и посылает розы! <...> 27 декабря [1916 г.] <...> Не на радость, а на горе я ей звоню! Незадолго до меня был ей звонок: он. Он просит уделить ему «10 минут». Только что приехал с фронта...» Нужно отметить, что А. Н. Энгельгардт именно в качестве второй жены поэта, «Анны Второй», и адресата его лирики конца 1910-х — начала 1920-х гг. (адресата «Огненного столпа!) была впоследствии излюбленной «мишенью» мемуаристов (прежде всего — «мемуаристок»), которые стремились всячески дезавуировать ее роль в последний период жизни Гумилева, представить ее «недалекой», «сварливой», «мелочной», а ее замужество — результатом случайного стечения обстоятельств. Между тем, как пишет современный исследователь, «все, что известно ныне об Анне Энгельгардт, заставляет думать о ней как о способной, даже одаренной девушке, но не сумевшей (может быть, не успевшей) раскрыться в насыщенной талантами атмосфере тех лет. Близкая к людям выдающимся (Бальмонт, Гумилев), она — в отличие от той же Ахматовой — осталась незамеченной в их тени» (см. подборку материалов: Анна Энгельгардт — жена Гумилева (по материалам архива Д. Е. Максимова) / Публикация К. М. Азадовского и А. В. Лаврова // Исследования и материалы. С. 358–398). См. также комментарии к письму № 60 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома.