– Кто Вы? – Зоя Васильевна упала к лапам кота и зарыдала, удивившись тому, что слезы производить ей по-прежнему дано.
– Конечно, а чем, Вы думаете, наполнен Ахерон? Я же – первый и ближайший помощник Сатаны, левая рука их Величества, так сказать. Обращаться ко мне следует не иначе как Господин Кот.
– Почему я здесь? За собаку? Г-г-господин Кот…
– Ну что Вы? За него будет платить Ваше дитя.
Зоя Васильевна испытала облегчение, услышав эти слова, но тут же устыдилась. «Моя Софочка попадет в Ад, а я радуюсь», – промелькнуло у нее в голове. Нерадивая мать покосилась на Кота, но тот лишь снисходительно улыбнулся.
– Не переживайте, mon cher, за всю жизнь Вы никого, кроме мух, не убивали, Вы не воровали, а если бы за чревоугодие, гнев и зависть люди попадали к нам, то у нас не хватило бы котлов. Так что уверяю, Вы не сделали ничего дурного, Вас просто прокляли.
Зоя Васильевна от удивления раскрыла рот. Она попыталась представить, кого могла так сильно обидеть, но этот список оказался слишком большим, а возглавляли его, если не муж, то дочь.
– Нет, это не они, – Кот снова вмешался в ее мысли. – Я все покажу, идемте…
И они пошли дальше. Туда, где возвышалась огромная стена без конца и края. В стене – массивные черные врата, а над ними конструкция, похожая на строительные леса, занавешенная черными тканями.
– Господин Кот, что это? – Зоя Васильевна разглядывала черные материи.
– О, это наше главное правило, но оно на реконструкции, скоро доделают, – ответил Господин Кот и отворил врата Ада для Зои Васильевны Шнапс.
За воротами мирно спал трехглавый Цербер. На удивление, он оказался размером с обыкновенную овчарку. Правда на нем не было ни ошейника, ни цепи. Из собачьих атрибутов можно было заметить только будку и стоящую рядом с ней миску, доверху наполненную свежими костями. «Человеческие…», – в ужасе подумала Зоя Васильевна.
– Ну что Вы, собакам вредно сладкое! – поспешил успокоить ее Господин Кот.
Он повел Зою Васильевну по узкой каменистой тропинке вниз, вдоль горы, стоящей недалеко от ворот. Они спускались под крики, стоны и плач, доносившиеся отовсюду, но это не было похоже на хаос, напротив, у Зои Васильевны создалось впечатление, что они идут сквозь архив.
– Так и есть, – пояснил Кот. – Это огромное хранилище человеческих душ и судеб. Все строго упорядочено и имеет свое назначение. Так удобнее их Величеству. Тем не менее, мы существуем здесь вне времени и пространства, мы видим все, что было, есть и будет – единой картиной. Идем мы сейчас большей частью для того, чтобы Вам было проще привыкнуть, а на самом деле…, – Кот щелкнул когтями, и они тотчас переместились на зеленую поляну, вокруг которой росли Ясени, а между ними стояли маленькие бревенчатые домики с одним окном и дверью, все одинаковые, их было пять. В центре поляны росли мухоморы, окружавшие большой черный Котел с чем-то булькающим внутри.
– Это для меня? – Зоя Васильевна испуганно посмотрела на Кота.
Тот фыркнул:
– Здесь Вам не джакузи.
Вдруг дверь одного из домиков сама по себе открылась, и на нем прямо над входом проявилась черная надпись «Шнапс».
– Вам туда. Я вернусь позже и объясню цель, – сказал Кот и исчез.
Суетно бегая по поляне, держась подальше от Котла и уж тем более от сарайчика с ее фамилией, Зоя Васильевна вдруг поняла, что верит. Верит в Кота, в Ад, в бессмертную душу, обреченную на вечное страдание, и наконец, верит в Проклятие. Верит, потому что увидела… На этом ее мысль прервалась. Зоя Васильевна даже остановилась и вслух произнесла:
– Но Бога-то я не видела. А если он и существует, то как мог допустить, чтобы безгрешное (по меркам самого Ада) существо было кем-то случайно проклято и по глупости попало сюда, так сказать, ни за что?
Стоило ей домыслить это, как на сарайчике под ее фамилией проявилась надпись «Не в Бога, но в Черта. Староста». И в ту же секунду крышка Котла с грохотом отлетела. Зоя Васильевна неуверенно пошла к нему. Но чем ближе она подходила к Котлу, тем лучше ей становилось. От него пахло подснежниками и теплыми блинами со сливочным маслом, слышалось пение птиц и шум реки, дул приятный свежий ветер. В Котле бурлила Жизнь. Стоя рядом с ним, Зоя Васильевна и сама ощутила себя живой как никогда прежде. Она закрыла глаза и расплылась в блаженной улыбке. В мыслях у нее возник дуб посреди поля за деревней, где прошло ее детство. Она открыла глаза, заглянула в Котел и увидела… себя! Но не отражение той измученной жизнью и напуганной смертью женщины, которое рассчитывала увидеть в воде. Она увидела себя маленькую, когда ей было семь, бегущую к этому дубу, раскинув руки. Вот она обнимает его, говорит с ним, и ей хорошо. С тех пор ей больше не было хорошо. Жизнь пронеслась чертовым колесом обозрения. Муж, второй муж, аборт, Софочка, еще муж, еще аборт, диван, весы, холодильник, диван. И вот она уже толстая с сальными пальцами, волосами и боками, орет на почтальона за сушеный горошек… или за дуб, который больше не обнимет.
II
25 июля 2022 года
Глеб Михайлович Богуславский проснулся утром в своей квартире и почувствовал легкое недомогание. Он сразу же позвал из кухни жену, Люсю Семеновну, которая к тому времени уже несколько часов занималась уборкой и приготовлением завтрака. Градусник, одеяло, три подушки, телефон, и вот уже Глеб Михайлович ругается с сотрудницей единого центра обращений граждан, заподозривших у себя коронавирусную инфекцию:
– Глеб Михайлович, поймите, врачи сейчас перегружены, на каждого по полсотни вызовов в день, ко всем не успевают, хоть и работают без выходных. С температурой 36,9 мы очень просим Вас самостоятельно дойти до поликлиники.
– Если врач не хочет идти, пришлите мне скорую!
– Но Глеб Михайлович, вы же не умираете.
– В этой стране что, нужно начать умирать, чтобы тебя заметили? Я на вас жалобу напишу! В Минздрав!
– Глеб Михайлович, пожалуйста, успокойтесь…
– Упокоишься тут, а не успокоишься! Дармоеды! Работу свою выполнять не хотят, а еще халаты белые понацепили! Куда Минздрав смотрит? А если у меня ковид? А если я пойду всех заражать? Что за отношение такое к людям?
Потерпевший уже готов был перейти к монологу об уплате налогов и госпошлин, но сила воли молодой женщины на другом конце провода была сломлена. Дело тут не в Глебе Михайловиче, а в том, что к десяти часам утра ее смена длилась уже двадцать пятый час с трехчасовым перерывом на сон. Поэтому, в последний раз обещая себе бросить уже борьбу за гуманизм, патриотизм и взаимовыручку, она добрым механическим голосом сказала:
– Вызов врача на дом оформлен, ожидайте, пожалуйста.
Глеб Михайлович повесил трубку. Он был возмущен отношением к своей персоне, о чем тут же стал рассказывать Люсе Семеновне. Но она, к его удивлению, сказала: «Поликлиника ведь через две улицы, а температура и правда низкая. Может, сходишь?»
Тут Глеб Михайлович рассвирепел:
– Ты что, дура? А если я там заражу кого-нибудь? Что же я тогда за гражданин буду?
– Ты меня сейчас можешь заразить.
– Это другое! Ты, женщина, вообще не понимаешь ничего! Врачи эти совсем обнаглели! Работать не хотят, а ты еще и на их сторону встаешь!
Последние слова оскорбленный супруг сопроводил жестом, предписывающим Люсе Семеновне немедленно покинуть комнату, что она молча и сделала.
В шестнадцать часов тридцать минут того же дня в дверь позвонили, и Люся Семеновна побежала открывать. Это пришла Лолита Адольфовна, участковый терапевт. Встречена она была весьма дружелюбно, словами: «Дорогой доктор, как мы Вас ждем!» Сначала нашей Лолите Адольфовне даже показалось, что на этот раз пациент будет действительно болен, но тут в коридор вышел Глеб Михайлович в расстегнутом халате и трусах-парашютах.
Лишь взглянув на Лолиту Адольфовну, он тут же громко и обреченно утвердил:
– О-о-о-о-о, понятно, я сегодня умру.
