Он закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не проронить ни звука, голова резко пошла кругом, словно карусель, которую раскрутили до того сильно, что ее посетители рисковали в любой момент вылететь из своих мест. Сильный образ врезался в голову, превратившись на несколько секунд в настоящее действие, которое он мог наблюдать со стороны и это сопровождалось болью, идущей из самого центра мозга и распространявшейся по всему телу.

В своем видении Матвей увидел человека в джинсах и коричневой кожаной куртке, он шел по улице поздно вечером, засунув руки в карманы. Его походка была неторопливой и легкой, словно мужчина, возвращаясь, домой после тяжелого рабочего дня позволил себе расслабиться и переключиться на приятные мысли. Он свернул в темный проулок, где остановился, увидев, как человек в черном плаще, ломает замок двери, ведущей в здание.

– Эй, ты что делаешь? – выкрикнул мужчина и человек в плаще, посмотрев на него, отошел от двери. Но он даже и не собирался убегать, а наоборот, шагнул вперед, вынув из кармана нож.

Лезвие сверкнуло в темноте, отразив блики уличного фонаря, но мужчина в кожаной куртке заметил его блеск слишком поздно. Лезвие прошло по горлу и, хватаясь за шею, мужчина упал на колени.

Затем Матвей увидел, как человек в черном плаще, загружает в багажник автомобиля, завернутый в полиэтилен сверток и, бросив на него сверху лопату, уезжает в сторону леса.

Матвей раскрыл глаза и, отталкиваясь от земли руками и ногами, стал отползать подальше от могилы, хватая воздух ртом. Он отползал до тех пор, пока не наткнулся спиной в дерево и в этот момент, размахивая руками, словно отбиваясь от невидимых птиц, напавших не него с ветвей деревьев, поднялся на ноги и побежал в сторону поселка, огибая деревья и спотыкаясь о корни. Он бежал, не разбирая дороги сдерживаясь от крика, который стремился вырваться наружу вместе с ужасом и паникой, порождающими в его голове невероятные мрачные образы.

Вадим Сенчин и Кирилл Самойлов расположились с доской шахмат на улице, неподалеку от своих домов. Деревянный стол и две скамейки по бокам, сделанные из досок и стволов деревьев, уже много лет служили им местом для отдыха. Два пенсионера, честно отработавшие на местной фабрике по тридцать с лишним лет, теперь часто наслаждались безмятежностью своей жизни, играя партию за партией, в бесконечном споре сильнейшего.

В это утро было еще относительно тепло, не смотря на осень, но мужчины предпочли одеться потеплей, опасаясь простудиться, и Кирилл прихватил с собой свою излюбленную фляжку, которую бережно наполнил перед выходом.

– Это для сугрева, – сказал он, заметив на себе строгий взгляд супруги, а затем поспешил на улицу, пока она не начала задавать ему тысячи вопросов, больше похожих на упреки. Несмотря не на что, жена продолжала пилить его как в молодости, даже в те моменты, когда Самойлов, казалось бы, уже ничем не был ей обязан. Он простой старик на пенсии, который отдал свои лучшие годы работе и семье, вырастив троих сыновей, теперь был волен заниматься тем, чем считал для себя нужным.

– Постарайся опять не застудить спину, старый ты болван, – сказала она ему напоследок и Кирилл, что-то пробормотав невнятное в ответ, вышел на улицу. Вадим уже стоял возле калитки его дома с потертой от времени шахматной доской под мышкой.

– Отпустила? – спросил, улыбаясь, Сенчин и Кирилл, махнув рукой в сторону своего дома, ответил:

– Мне шестьдесят восемь лет, а я все еще должен отпрашиваться для того, чтобы сыграть с другом в шахматы?!

Вадим рассмеялся и, открывая другу калитку, добавил:

– Ты всю жизнь был каблуком.

– Это не самое страшное для мужчины, поверь мне. Куда страшнее стать импотентом как ты в тридцать лет.

В ответ Кирилл рассмеялся, хлопнув по плечу приятеля, оценив сарказм. Конечно, Сенчин имел неосторожность развестись со своей единственной супругой в тридцать лет и с тех пор, Самойлов не упускал возможности подколоть своего друга по этому поводу. Тем более масло в огонь добавляло еще и то обстоятельство, что мужчина с те пор так больше и не женился. Предпочитая вести образ жизни закоренелого холостяка, он дотянул до пенсионного возраста и остался один в своем доме. Лишь иногда навещаемый дочерью, давно переехавшей в большой город, Сенчин ощущал себя в меру счастливым. Временами одиночество давало о себе знать и в такие моменты, мужчина уходил в воспоминания, которые словно возвращали его к молодости, где он находил для себя призрачные утешения.

– А ведь были времена, когда ты мне завидовал, – сказал Вадим, раскрывая шахматную доску и вынимая из нее фигуры.

– Это было давно. Сейчас все поменялось, – пробубнил ворчливым голосом Кирилл, забирая белые фигуры. Он всегда играл белыми, любил ходить первым и Сенчин всегда был уверен, что игра в шахматы раскрывает внутренний мир человека. По его наблюдению, от стиля игры всегда зависел характер человека. Например, Самойлов всегда ходил первым, что подтверждалось его характером, особенно, в молодости, когда мужчина часто делал первый шаг в направлении решения проблем. Он никогда не отсиживался на вторых ролях и часто рисковал, что помогло Кириллу дослужиться на фабрике до заместителя цеха. Так и в шахматах, риск, всегда был его основной стратегией и нередко, она заставляла Вадима уйти в долгие раздумья над следующим ходом.

– Ничего не поменялось, просто мы постарели. Если хочешь знать, то у меня есть за кем ухаживать, даже в моем почтенном возрасте.

Самойлов посмотрел на приятеля взглядом изучающим, как смотрит преподаватель на студента, когда тот пытается найти правильный ответ.

– И кто она? Продавщица из магазина?

Вадим перевернул доску игровым полем вверх и, расставляя черные фигуры, ответил, не поднимая глаз:

– Все-то ты знаешь.

– Я так и думал, старый ты кабель. Она же вдова уже как пять лет и вряд ли кого-то пустит к себе под подол.

Самойлов взялся за свои фигуры и Сенчин решил не продолжать. Все, что он хотел сказать по вопросу своей личной жизни, уже сказал, а дальнейшее поддержание их разговора может привести только к новым остротам со стороны Кирилла. Но Самойлов не успокаивался, продолжая развивать тему, словно она и вправду могла быть ему настолько интересной.

– А знаешь, кто был ее муж?

– Да, он местный участковый, говорят, воевал в Афганистане и был награжден.

Вадим сделал жест, предлагая ходить Кириллу первым, но мужчина даже не пытался начать игру, он вынул из внутреннего кармана фляжку и, открутив колпачок, сделал пару больших глотков, морщась от высокого градуса напитка. Затем, скривив лицо, скрипучим голосом проговорил:

– А еще он голыми руками забил до смерти одного парня, когда поймал того за воровством.

– Это всего лишь легенда, не более того, – отмахнулся Вадим, уже точно зная в какую сторону пойдет развиваться этот разговор.

Речь шла о продавщице из магазина продуктов, и Самойлов заклеймил пятидесятилетнюю Екатерину Дыбову как новую пассию своего друга. Сам же Вадим в действительности довольно часто заходил в магазин и иногда даже не с целью приобрести что-нибудь из продуктов. Ему нравилось общаться с довольно интересной женщиной, которая, не смотря на свое тяжелое прошлое, сохранила в себе страсть к жизни. Екатерина любила посмеяться над остротами Сенчина, а мужчина все никак не мог решить перевести их общение за приделы магазина.

– Легенды на чем-то строятся, – сказал Кирилл и сделал первый свой ход королевской пешкой.

Вадим усмехнулся и, погрузившись в шахматную игру, подумал о том, что говорил его друг. Погибший при исполнении супруг Екатерины Дыбовой, был местным героем, если не сказать большего. О нем часто говорили в региональных новостях, а в администрации поселка фото этого человека висело на доске почета. Конкурировать с ним, равносильно борьбе со стихией, но Сенчин видел в общении с Екатериной перспективы дальнейшей дружбы и к старости лет, проведя большую часть жизни в одиночестве, ему нравилось думать, что однажды в его доме появится женщина.