– Ну так чего? – Ей явно было любопытно.

– Ко мне клещ присосался.

– Клещ? – Она сразу стала серьёзной. – Куда?

Я сказал куда.

– Ну, пошли, – и повела меня в другую комнату, на двери которой было написано: «Акушерское отделение».

– Не обращай внимания, – сказала она, увидев, что я прочёл. – Акушерского отделения давно уже нет, а койка одна.

Я улёгся на эту койку и заметил, что руки фельдшерицы, хотя и помыты под звякающим рукомойником, пахнут внутренностью резиновых перчаток. Она вытащила клеща пинцетом и обработала ранку. Я оделся, краснея и обливаясь потом.

– Теперь температуру надо мерить каждый день, – сказала, садясь за стол.

Записала все мои данные в тетрадь. А я всё сидел на койке.

– Теперь у меня паралич может быть? – спросил зачем-то.

– Какой паралич?

– Ну, паралич. От укуса. – У нас в городе, где многие мужики работают на лесозаготовках, часто можно было услышать, как действует энцефалит.

– Чего паралич?

– От укуса.

Вдруг она расхохоталась, отвернулась от меня и спросила:

– А что, проверить, что ли, хочешь?

Бесцеремонность её вопроса так поразила, что я не сразу встал с кушетки. А она всё хохотала. Я выскочил на улицу, ветер приятно обдул пот на лице. Собака, сидевшая на крыльце, тявкнула раза три, как механическая. Старик опять выглянул из-за забора:

– Увезут девку, за косу да в город и утянут.

Благодаря этой выходке фельдшерицы я остался без градусника. Пришлось мне заезжать в соседний городок, петлять по улицам в поисках аптеки, тратить время. Вообще, я всегда встречаю на своём пути женщин (начиная с многочисленного медперсонала) и чем-то задеваю их, выбиваю из колеи, а они на мне ставят своё клеймо, чтоб я не забыл, чтоб мог отыскать их. Но где бы найти тихую, спокойную? Таких не бывает. Неужто во всей стране нет пары женщин? Или одной?

На следующий день я порадовался, что проснулся нормальным. Измерил температуру утром, несколько раз днём.

На фотографии Лысый отвернулся, и его почти не было видно. А так хотелось увидеть, обнять. Это желание, нервы, настоящая трясучка от них долго не давали найти дом по адресу на маленькой бумажке. Город, в котором жил Лысый, небольшой, ещё меньше моего. И почему-то нет номеров некоторых домов. Как-то всё перепутано, словно специально законспирировано, чтоб враги не догадались. Просто в городе стали строиться новые дома, но они не вписывались в нумерацию и оказывались в самых неожиданных местах. «Номера погуливают». Это всё рассказал словоохотливый мужик, объяснил, как поступать, как искать. Он ещё долго бы болтал, но я сел в машину и смотался. Не знаю, кому он выложил свой нерастраченный словарный запас.

Я зашёл в магазин, купил тортик, винограду и зачем-то мягкую маленькую игрушку, какую-то зверушку. Я засунул её в задний карман джинсов.

Лысый жил в пятиэтажке. За ней, похоже, располагалась котельная, так как были видны две торчащие трубы. От этого дом походил на огромный многопалубный пароход.

Лысого дома не оказалось. Когда я нажал кнопку звонка, открыла его жена. На фотографии в «Фейсбуке» она выглядела намного моложе, словно я в дороге уже десять лет. В длинном платье, с белыми волосами, со свисающей чёлкой, чуть сутулится и по квартире ходит на каблуках: цок-цок, цок-цок.

– А Алёши нет, он в командировке.

Я уже собрался уйти, как она вдруг вскрикнула громко:

– Толя, это же вы! Я вас узнала. И Алёша про вас рассказывал. Проходите-проходите, – она буквально схватила меня за руку. – Вы, Толя, не представляете, как вы хорошо сделали, что зашли.

Жена представилась Гулей, отобрала тортик и виноград и повела мыть руки. Чтобы дойти до ванны, пришлось пройти через дверь из первой прихожей во вторую, поменьше. В ванной комнате всё старое, местами заржавленное, словно установлена сантехника и раковины ещё со времён постройки дома. А так всё чистенько, аккуратно, зубная щётка, зубная паста, шампуни, женский пушистый халатик, полотенце на сушилке. Мне Гуля выдала специальное – для гостей.

Когда я вышел из ванной, хозяйки не было. Куда идти, было неизвестно: слева две двери, прямо две и справа одна. Оставалось ждать. Пахло какой-то старостью и нежилым, по стенам висели огромные иконы, которые обычно бывают в храмах.

Наконец Гуля появилась в одну из дверей:

– Ну что, небольшая экскурсия по квартире. Я вижу, вы заметили, что она довольно большая. Эта квартира досталась мне от отца, а отцу от деда, который был, как бы это сказать, большим политическим деятелем, ну, конечно, местного значения. Пойдёмте. Здесь у нас кухня.

На большой кухне мне стало комфортнее. Тут всё новенькое и современное. Есть микроволновка, хлебопечка, мультиварка и даже посудомоечная машина, которой хозяйка похвалилась.

К двери следующей комнаты она только прикоснулась рукой:

– Здесь спальня, – и повела дальше.

– А вот и кабинет Алёши. Войдите, пожалуйста, войдите, – и для убедительности, чтоб я это сделал, она зажмурила глаза и энергично закивала. Я заметил, сколько у неё морщинок на лице.

Со стены, с большого плаката, прямо на меня глядел Лысый в камуфляже и с автоматом. Ещё армейская фотка. Стрижка короткая, волос почти не видно. Глаза колючие, упрямые, глядящие немного надменно. По стенам всё фотографии в рамках, а на них всё Лысый, Лысый, с людьми, без. И везде он в рубахах с длинными рукавами, в водолазках. Я знаю почему. Обе руки у него изуродованы. Правую он обварил в детстве манной кашей, а левую ожёг, когда горел в окопе. Пехтя рассказывал, что теперь Лысый говорит, что он обе обварил манной кашей. И верят. Среди фотографий большой пенопластовый стенд со множеством георгиевских ленточек разных оттенков, словно это бабочки. Внизу его значки. Такие давали нам всем. На тумбочке, на столе, на полу изоржавевшие патроны, гильзы, гранаты, какие-то осколки, две каски, штык от винтовки.

Я обернулся назад. Гуля всё так и стояла в дверях и не хотела войти.

– Фотографии и предметы – это всё из поисковых экспедиций. Алёша долго этим увлекался. Каждое лето. Вообще, в кабинете он редко бывает. У него на работе есть служебный. Он ведь правая рука владельца фирмы, занимающейся карельским гранитом. Гранитные памятники.

В углу около окна стояла двухъярусная кровать из казармы. Она была застелена обычным верблюжьим одеялом, таким серым, с голубыми полосками. Рядом валялись берцы. Я сел на кровать. Немного поскрипел, покачался. В головах лежала книга: Эрих Мария Ремарк. «Три товарища».

– Всё ещё читает? – спросил я. Это была моя книга. Я её попросил у матери и подарил Лысому, когда мы ехали в Чечню.

– Я ему то же самое говорю. Эта книга для подростков, а он читает. Вообще у нас большая библиотека в спальной и гостиной.

Следующая комната была гостевой, и я почувствовал, что мне не выбраться из квартиры без карты.

– Гостевую мы оборудовали под старину. Отец собирал антиквариат. Шкафы, стулья, кресло, часы-ходики с боем…

Я не слушал. От посещения «кабинета» мне стало нехорошо. Правда, заметил, что половину потолка в гостевой занимает огромная люстра медного цвета, а на стенах картины и опять большие иконы.

– Единственная вещь, которая здесь современная, – это электрокамин. Чтобы создать уют для гостей. Правда, никто у нас пока ещё не ночевал: может быть, вы станете первым.

Мне стало ещё хуже. Ночевать вдвоём в одной квартире с женой друга совсем не хотелось. Мне казалось, что Гуля схватила меня мёртвой хваткой и душит.

– А теперь, собственно, гостиная, где мы встречаем гостей и друзей. Прошу! – Она пропустила меня вперёд в открытую дверь.

Посерёдке просторной комнаты стоял накрытый стол. На нём салаты, маринованные помидоры, нарезка из ветчины, сыра и колбасы. В центре печёная крупная рыбина, осётр, трёхэтажная ваза с фруктами, две бутылки вина и бутылка водки. Сервирован стол на двух человек.

По стенам комнаты книжные шкафы до потолка. Над диваном висит оружие или имитация его: сабли, ножи, пистолеты. Напротив дивана, между двумя окнами, огромный жидкокристаллический телевизор. Кое-где ещё мягкие пуфики, расставленные беспорядочно.