– А это что у тебя? – Лазарь ткнул Анатолия чуть ниже подмышки.
– Шрам от осколка. Он там ещё сидит. Сказали, пока не беспокоит, не будут вынимать.
– А откуда? – спросил Лазарь. Он даже потерял свою деловитость.
– В Чечне служил. – Анатолий повернулся со спины на живот и подложил под голову руки. На потную уже спину, чуть съехав в сторону, закинулся его крестик на верёвочке.
– Что, крестик носишь, в Бога веришь? – спросил Лазарь. – Я тоже ношу, – и показал свой крестик.
От обиды на них, на эту жаркую баню мне вдруг захотелось закричать, как маленькому: «У меня тоже есть крестик! Я тоже крещёный!» Но я промолчал.
– Когда крестился-то? – спрашивал между тем Лазарь.
– Да я не знаю, крещёный или нет, но, наверно, крещёный. Когда служил, то ли прикладом, то ли ещё чем-то заехали. Может, даже свои. Из палатки вышел – и привет. Голову проломили. Я в детстве думал, что меня в армию не возьмут, потому что у меня голова квадратная, и квадратных касок не делают. А тут не спросили: квадратная – не квадратная, без всякой каски. Очнулся через два месяца в больнице, а на мне крестик, батюшка приходил, крестил меня. Ты давай, подкинь, подкинь.
Лазарь натянул на голову танкистскую шапку, оставшуюся от бывшего хозяина, видимо, тоже любившего париться. Набрал полковшика воды и плеснул в каменку. Она ухнула, вместе с ней ухнул и я, не выдержал, сел на пол. Быстро ополоснулся, сослался на то, что мне надо кое-что записать, и ушёл.
– Иди-иди, – сказал Лазарь, – всё равно места на полке нет. – И снова принялся хлестать Анатолия веником. – Ещё в озеро пойдем плавать.
Хорошо, что рюкзак мой был уже занесён в дом. Из него я достал чистое постельное бельё. Лазарю постелил на кровати, Анатолию на раскладушке, а сам решил разместиться прямо на длинном столе с толстыми, из целого бруска, ножками.
Потом достал из рюкзака коробку с набором для китайской чайной церемонии. Коричневый деревянный ящичек и маленькие чашечки, чайничек. Всё это мне недавно привёз друг из Китая. Я разместил ящичек на единственной табуретке, на него поставил три чашечки, в чайник насыпал специальной зелёной заварки. Пока грелся кипяток, несколько раз понюхал заварку в чайнике, а уже потом заварил. Пахло приятно. Свежие простыни придали домику уют. Вид не портил ни мой рюкзак, ни Анатолия.
На стенах из оструганного бруса ничего нет, только несколько гвоздей у двери да лосиный рог в три веточки. Рядом с ним ещё две дырки в стене – видимо, два рога вывернули и забрали. Занавесок на обоих окнах нет. На ржавой плите печки моя новая электроплитка, электрочайник, кастрюля. А сама печка красивая. Сложена из нового красного кирпича. Её не стали белить, а покрыли специальным лаком. Потолок прошит вагонкой. Нелепой кажется огромная энергосберегающая лампочка на проводе. Пол грязный, и даже слышно – под ногами хрустит что-то.
На улице скрипнула дверь бани, и я решил, что пошли купаться. Хотел вылить из чайника первую, уже остывшую заварку. Первую, согласно церемонии, надо сливать. Но вдруг услышал, что они копошатся на крыльце. Я быстро налил в каждую чашечку понемногу – пусть попробуют. Сам сел на раскладушку, положив руки на колени.
Раскрасневшийся Лазарь вошёл в одних штанах на помочах. На руках у него, слегка завёрнутый в куртку, лежал Анатолий. Голова его свисла, не держалась, как у малышей. Лазарь прошёл туда-обратно по домику, каким-то чудом не опрокинул табуретку и осторожно положил Анатолия на стол.
Я не успел ничего спросить.
– Может быть, умирает, – сказал Лазарь. Он все ходил туда-обратно. От его разгорячённого тела и быстрых шагов домик казался совсем маленьким. – Запарился, наверно. У него в голове пластина металлическая вставлена. Может, накалилась. Я хлещу, жару поддаю, а он молчит. Ну, думаю, хорошо. Потом смотрю – а у него волосы мокрые взъерошены, глаза закрыты, как у котят, когда топишь. Мы уже отдыхали в предбаннике, на второй заход пошли.
Он заметил на табуретке мой чайный набор, взял одну чашку и подозрительно посмотрел:
– А это что у тебя?
– Чайный набор для китайской церемонии.
– Ты что? Кто это чай из стопок пьёт? – искренне удивился Лазарь. Взял чайник и через носик выпил всё его содержимое. После чего повалился на кровать и почти сразу уснул. Видимо, чай на него сильно подействовал.
А я ещё долго не мог уснуть. Прикрыл голого Анатолия простыней. Его безволосые ноги все в шрамах. Я долго смотрел на его голову, квадратная она или нет, искал то место, где под кожей железная пластина, слушал, затаив дыхание, дышит ли Анатолий. Иногда я подходил к Лазарю, но тот дышал громко, и было сразу понятно, что он спит. Эта ночь в моём домике далась мне с трудом и оставила после себя одни тяжёлые воспоминания. Уснул я только под утро.
Слышно было, как проснулся Лазарь, ходил рядом с раскладушкой и ворчал. Но я не в состоянии был открыть глаза. Мне удалось это сделать, только когда Лазарь громко хлопнул входной дверью. Я вскочил на скрипнувшей раскладушке и первым делом взглянул на стол. Анатолия не было. На улице туман, находящийся в постоянном движении, бегущий откуда-то с озера. Солнце едва угадывается сквозь туман, придавая всему особенный цвет. На озере гудение, словно индейцы собрались у костра и ритмично поют своими гортанными голосами.
Вообще я не люблю раскладушек, особенно таких: продавленных и сломанных. С них встаёшь не человеком, а шахматным конём. Я вышел на улицу. Лазарь стоял около бани в накинутой на плечи куртке. На узеньких деревянных сходнях в воду угадывался голый Анатолий. Он сидел по-турецки и играл на каком-то инструменте. Я подошёл к Лазарю.
– Отморозит сейчас себе одно место, – сказал он. – Во выделывает. А ты что такое вчера мне в чай подсыпал, а?
Я даже обиделся на него, а заодно и на Анатолия и хотел пойти обратно в домик. Но тут к сходням, как к маленькому причалу, а, может, для этого они и были сделаны, неслышно подплыла лодка. В носу её стоял вчерашний Петуня.
– Бог в помощь! – сказал он громко. – Здесь женщина!
И я заметил, как тот, что сидел в корме, отвернулся, а тот, что на вёслах, беззвучно засмеялся. Анатолий встал, положил свой инструмент в чехол и спокойно прошёл мимо меня в домик.
Петуня выскочил на сходни и помог выбраться женщине. Она, словно от радости, что оказалась на земле, сказала весело:
– А мы кое-что привезли. В смысле, еды.
– Поесть нам бы не помешало, – обрадовался Лазарь. Посмотрел на меня и, громко топая по мосточкам своими тяжёлыми ботинками, побежал к сходням.
– Прошу, – перехватил пакет с едой и повернулся так, чтобы взять женщину под руку, но Петуня отстранил его и не дал.
Лазарь повернулся на одной ноге и вразвалочку пошёл от лодки.
– Тут у нас хороший завтрак, – говорил он, заглядывая в пакет прямо на ходу. – Пойдёмте в беседку кушать. Даже бутылка есть.
– А как же! – сказала женщина.
На ногах у неё чёрные обтягивающие рейтузы и блестящие резиновые сапоги, на плечах верхняя часть слегка великоватого энцефалитного костюма. Лицо приятное, волосы русые, собраны в какую-то, на первый взгляд, небрежную, но очень сложную причёску.
Мы сели в беседке. Парень, оставшийся в лодке, крикнул:
– Я тогда поеду проверю!
Он мне почему-то запомнился грузным телом и красным крепким затылком, переходящим в шею. На таком затылке можно орехи колоть, и ничего не будет.
Когда вернулся Анатолий в рубашке и брюках, Петуня представил свою спутницу:
– Алёна, корреспондент районной газеты. Хочет у вас интервью взять.
– Внештатный, – добавила она сглотнув и достала из большого нагрудного кармана блокнот и ручку. – Анатолий Сергеевич, давно вы пишете?
Для меня, конечно, было новостью, что Анатолий что-то пишет.
– Ну, писать? Стихи, небольшие заметки я начал уже давно. – В застёгнутой на все пуговицы рубахе, с взъерошенными, видимо, после неудавшейся бани, волосами, Анатолий и в самом деле походил на писателя-деревенщика. Только тощего. – А по-настоящему – когда стал путешествовать. Появилась потребность понять, что происходит со мной и вокруг. А для этого мысли необходимо зафиксировать. Без фиксации мыслей, событий – всё теряет смысл. Пока не остановишь мгновение, не проткнёшь его иголкой, как жука, оно неуловимо. Я в детстве занимался жуками, собирал всевозможных жуков. А ещё день за днём записывал уличную температуру, есть ли ветер, солнце, осадки. Я думал, что когда-нибудь круг замкнётся и начнутся повторения. Ведь и Земля движется по кругу. Колёса у машины круглые. Вёсла у лодки при работе совершают круговые движения. А мне хотелось знать, что будет.
