Женщины особо не разговаривали, но объединились, уходили по делам по очереди, досматривали детей друг друга.

Ночью Ольга не могла спать. Внушала себе, что днём потребуются силы. Но тревога и думы мешали воспользоваться ночным отдыхом.

Ольга ехала не по вызову. Иван завербовался на Колыму с товарищем, таким же геологом, как он. Брак Ольги и Ивана не был зарегистрирован. Но у них уже родились две девочки. Смерть одной из них они пережили. Горе спаяло их. Поэтому Ольга верила, что Иван устроится и вызовет её с детьми.

Сначала он часто писал письма, потом реже, ссылался на работу. Потом письма долго не приходили. И вдруг это письмо от его товарища, Григория, в котором он писал Ольге, чтобы не мешкала. Собиралась и ехала сама, если хочет, чтобы у детей был отец.

Ольга поняла. Собралась в дальнюю дорогу. После всех выпавших на её долю испытаний она ничего не боялась. Она знала, Иван никуда не денется, увидит её и девочек, и любое увлечение вылетит из головы.

После длинного утомительного пути от Томска до Владивостока на поезде надо было одолеть морской путь. В Магаданскую бухту прибыли через пять дней. Море было относительно спокойно. Обошлось без приключений.

Куда идти? Где искать Ивана?

«Должен же быть здесь отдел кадров», – подумала Ольга.

Города ещё не было. Но здание управления выделялось на фоне убогих построек. Ольга с детьми двинулась к нему и не ошиблась.

На следующий день запаслись дровами, и жизнь потекла дальше. Деревянные ящики из-под геологических образцов, прикрытые расписными китайскими коврами, служили диванами для гостей. Ольга быстро освоилась с колымской кухней. В закутках домов, как правило, стояли ящики иного формата, что закупались с китайскими яблоками и сладковатой подмороженной картошкой (сухой репчатый лук был, кажется, того же китайского происхождения). Любимым блюдом колымчан была тушенка с луком и картофелем. Регулярно на взрослых и детей экспедиции выдавались трехлитровые или пятилитровые банки сгущенного молока. Временами на столе была красная рыба, икру из неё вынимали и солили сами, с ястыками. К чаю подавалось варенье из голубики и жимолости, из ягод делали наливку. Торт по-колымски (слой печенья, слой сгущенки, слой печенья, слой сгущенки, сверху – присыпка из толченого печенья) изготовлялся из мягких сортов печенья накануне праздника, чтобы печенье успело за ночь пропитаться сладким густым молоком.

Но это всё осваивалось позднее, а сейчас состояние Ольги и Ивана было неопределённое.

Он лежал с открытыми глазами и словно наяву видел своё прошлое: безрадостное детство, вечно пьяные родители, они с братом под столом или под лавкой – маленькие грязные, неухоженные, голодные зверьки. Иногда мать брала их с собой на работу в семью богатого купца Громова. Тогда она была трезвая. Надевала чистое платье, брала с собой белый фартук. Вытаскивала из-под стола или лавки своих сыновей, умывала и причёсывала их. Но шла не рядом с ними. Они должны быть незаметны. Заходили с заднего крыльца, когда мать открывала двери и делала знак рукой. Тогда они быстро пробегали через тёмный коридорчик и оказывались в тёплой натопленной кухне. В углу за занавеской стоял стол и на нём еда. Это кухарка кормила их объедками. Было вкусно, сытно и тепло. Потом появлялась мать и так же незаметно выпроваживала их через задний ход. Они бежали домой в свою полуподвальную квартиру. В эти дни им везло. Деньги на пьянку заканчивались, и отец, сапожник Иван Фомич, садился за работу. Младший Андрейка садился рядом с отцом, подавал ему молоток, гвозди, учился ремеслу. А он, Иван, бежал на свою работу – продавать газеты. Когда ему исполнилось семь лет, он уже работал постоянно. Заработок отдавал каждый вечер матери. У них опять начиналась пьянка. Иван считал себя обязанным оберегать брата, прятал его, приносил куски с улицы. Так они росли, неухоженные, недолюбленные зверята, но закалённые и сильные. В 14 лет Иван работал грузчиком в порту. Постоянно хотелось есть. Бригада состояла из таких же голодных, неухоженных, но жилистых и сильных мальчишек. Питание они чаще всего находили на ресторанной помойке. Самое вкусное – это шкура от красной рыбы. Её заваривали кипятком, она становилась мягкой и вкусной, сытно, когда добавлялись хлебные огрызки.

Город лихорадило от Гражданской войны. Власть менялась. Но ничего не менялось от перемены власти в жизни этой беспризорной ватаги. Перемены пришли, когда в городе твёрдо установилась советская власть. Открылась школа рабочей молодёжи. Стала популярна грамота. Молодёжь посмеивалась:

«Пора, товарищ бабушка, садиться за букварь».

Но если говорили о бабушках, то молодёжи тем более нужна грамота.

Иван окончил школу рабочей молодёжи и поступил в политехнический институт. Хотелось увидеть мир, быть полезным для нового государства. К этому времени Иван ненавидел пьянку родителей и поклялся себе, что он будет жить не так.

Ольга возникла в их доме неожиданно. У неё было сильно обожжено лицо, клочьями обрезаны волосы. Рядом с ней была маленькая девчушка, её дочь. Первое время за ними ухаживала мать Ивана. Какая-то старуха ей заплатила за уход. Пригрозила, чтобы та не пила. Обещала хорошие деньги. Но что произошло, и почему женщина оказалась выброшенной из дома, ей не сказала. На месяц у Марии Ивановны, матери Ивана, хватило терпения не пить и выполнять свои обязанности. Но как только старуха перестала платить, она забросила Ольгу.

Иван был старше Ольги на шесть лет. Чёрная корка с её лица быстро сходила. Мария Ивановна утром и вечером делала ей компрессы из холодной чайной заварки. Кожа быстро восстанавливалась. Отрастали крупные кудри на голове. И однажды утром, зайдя на кухню, Иван увидал в своём неказистом полуподвале красавицу. Шапка густых крупных кудрей обрамляла нежное смуглое лицо с удивительными большущими голубыми глазами. Тоненькая, стройная, смуглая, но необыкновенно светлая маленькая женщина. Это было поразительно, от смуглой девчонки шёл свет. И эту её лучистость Иван прежде всего увидал. Как-то сразу он понял – ей нужна поддержка, защита. И он должен взять это на себя. Кто-то её крепко обидел. Теперь он не отдавал все заработанные деньги матери. Он приложил немало усилий, чтобы Ольга и её дочь стали его семьёй. Любовь пришла к нему как зов, как судьба, как праздник жизни. Любовь светилась в его глазах.

– Я становлюсь сильнее, когда ты рядом, – говорил он Ольге. – Ты не думай ни о чём плохом, ты – мой свет. Клянусь тебе, никогда не возьму в рот спиртного, даже пива. Клянусь, я буду оберегать тебя. Забудь прошлые обиды.

Иван работал, учился, делал всё для дома и семьи. От его родителей они ушли. Сняли квартиру. Ольга родила девочку. Через год – вторую. Иван окончил горный факультет в политехническом институте. Получил назначение на работу в Копейск, город на Урале. Шахтёрский посёлок, угольная пыль, холод и вечные ветры. Как молодому специалисту с тремя детьми ему дали жильё: комнату в общежитии. Две маленькие дочери заболели воспалением лёгких. Комната была холодная, мебели не было. Младшая дочь Женечка сгорела от высокой температуры за два дня. Где-то на помойке Иван разыскал чугунную печку. Вдвоём с соседом они её притащили в комнату, вывели трубу в окно. Благо этаж был первый. Затопили печь. Нагрелось. Температура у Катюши понизилась. Но она не открывала глаза, ничего не ела, даже материнскую грудь не брала в рот. Ольга сидела около печки, слёзы крупными горошинами текли из глаз. Забежала соседка Надя.

– Послушай, Ольга, – сказала пожилая женщина, – вчера мой старый хрыч принёс домой солёную селёдку. Дай ребёнку пососать, хотя бы губы смажь. Может быть, аппетит появится. Я сейчас принесу.

Соседка быстро сбегала домой за селёдкой. Отрезала кусочек от хвоста, сунула ребёнку в губы.

Мать сидела неподвижно. Сердце её сжималось. Ребёнок ничего не берёт в рот. От материнской груди отказывается.

И вдруг, чудо, девочка пошевелила губами. А потом её язычок заработал, сначала лениво, потом быстрее. Ребёнок открыл глазки. Солёная селёдка пришлась ей по вкусу. Соседка улыбалась. Мать плакала. Через некоторое время девочка захотела пить и взяла материнскую грудь. Ребёнок ожил. Постепенно температура спала. Она смогла спать, а затем сидеть в детской кроватке. Мать понемногу давала ей селёдку, поила молоком из соски, потом стала печь блины. А дочь ела и требовала: «Мажь». Потом засыпала. А проснувшись, требовала вновь масленые блины. Набиралась сил.