Ужас! Я вздрогнул.
– А какое первое правило суд-э? Если под твоим скальпелем cadaver очнулся, значит, тебе прямая дорога в хирургию – там твоё истинное призвание. Ну и, так сказать, обратная сторона медали – врач, у которого непозволительно высок процент смертности среди пациентов, бездарно загубил в себе толкового патологоанатома.
– И вот тебе экскурс к истории вопроса, – к разговору подключился Разен, – во время эпидемий холеры девятнадцатого века в Париже наряду с, так сказать, истинными покойниками частенько попадались и граждане, которые начисто теряли сознание от банального обезвоживания. И назначенные для массовых захоронений специалисты, слабо разбиравшиеся в нюансах пато-физиологии, дружно закапывали под скорую руку всех удачно подвернувшихся. Некоторым «ожившим» счастливчикам удавалось затем выбираться из внезапно наскучивших им захоронений, видимо, не нравилось слишком молчаливое соседство. После чего и вошли в эксклюзивную моду для богатых гробы с элементами обратной связи в виде колокольчиков. А прикладбищенскому персоналу вменялось в обязанность регулярно обходить территорию кладбища, прислушиваясь, не раздаются ли где настойчивые переливы бубенцов.
Суд-э развеселились, и без колокольчиков продолжая ощущать себя живее всех живых.
Я же решил поддержать столь нескучную тему:
– Вы хотите сказать, что три доставленных в наш холодильник сейчас пребывают там в состоянии вирусов? Так сказать, в переходном состоянии из живой природы в мёртвую?
Веселье мгновенно сошло на нет, а три пары глаз замерли на моей физиономии.
– Хм-м. Самаэль, а твой подопечный начинает чего-то шарить в этой жизни…
Утроенный острый взгляд, профессионально скользивший в линиях абрикосовского разреза, пугал. Чтобы перевести созерцание со своей персоны на иные пределы, спросил корифеев:
– А почему по Абрикосову? Вроде, ныне этим порядком исследования не пользуются ввиду его непропорциональной сложности…
– Это ты откуда взял? – Троица переглянулась между собой.
– На лекциях Лю-, кхм-м… – я сбился, так как вовремя сообразил, что упоминание здесь институтской клички шефа будет не совсем к месту, – Лю… Лю-безный профессор Пестов.
– На то у человека и два глаза, – Жозев назидательно указал мизинцем в потолок, – чтобы иметь две различных точки зрения на один вопрос.
Смущать своих учителей неожиданными вопросами я, похоже, так и не научился.
– А два полушария головного мозга тогда зачем?
– Эх, морячок, морячок. Да, чтобы всегда было про запас минимум два противоположных мнения на любое проявление кармических принципов Вселенной. Что, безусловно, повышает выживаемость отдельно взятого индивида в условиях жестокой конкуренции за ограниченное количество тёплых мест под Солнцем…
Все помолчали… Я открыл было рот, но меня опередили:
– А чтобы предупредить следующий каверзный вопрос, поясняю: duo testis позволяют репродуцировать особей обоих полов.
Не в силах прикрыть открытый рот, уставился на Разена:
– Это каким таким образом?
– Правило буравчика знаешь? – Он покрутил указательным пальцем по часовой стрелке, придав при этом поступательный ход руке.
– Да, что-то такое помню из физики… Но не из физиологии же!
– Спрашивать о направлении закручивания ductus deferens, так понимаю, бесполезно… А это как раз и является определяющим в распределении X и Y хромосом.
Избыточность информации, на корню разрушавшей институтские познания о репродуктивной физиологии человека, вызвала некое подобие ступора. Но вовремя осознав, что бедная голова идёт кругом именно по часовой стрелке, я удачно склонил её в сторону открытых дверей и благополучно ретировался по правилу буравчика. Благо, очередной рабочий день закончился…
И вот однажды, через пару месяцев упорного труда на ниве мальчика на побегушках, минуя утренний турникет с необычайно строгим дядей Васей, я приметил некую странность в окутавшей Бюро атмосфере. Местные старожилы тихо бродили по коридорам, заговорщицки вполголоса переговариваясь меж собой. На меня поглядывали искоса, иногда посмеиваясь. А Люциус лично перехватил на турникете – я даже чуток испугался, что получу нагоняй за ставшее дежурным пятиминутное опоздание – и проводил под ручку до кабинета, надменно расспрашивая о несущественных вещах. Окружавшая обстановка странным образом напоминала утреннюю суету в день свадьбы… Или похорон. На попытки расспросить, что случилось, коллеги отмалчивались и старались побыстрее отвалить в сторону. Сюрпризы продолжались и далее…
– Боец! – СамСамыч привычно обратился с этим уничижительным для моремана прозвищем, словно я два года месил грязь сапогом-мотострелком, и зачастую используемом наставником, когда требовалось проявить неординарную смекалку. – Сегодня у тебя, так сказать, впускной экзамен – индивидуальная эс-эм экспертиза. Посмотрим, что за бабочка вылупится из этой неказистой личинки…
Ого! Я замер, открыв рот – неужели произошло невероятное чудо? Начал в спешке собираться, от волнения никак не попадая трясущимися руками в рабочий халат. Борьба со спецодеждой продолжалась недолго – случайно надорвав оба рукава, я всё-таки умудрился облачится, как того требовала неумолимая техники безопасности. Покидая кабинет, обратил внимание на странную деталь – кто-то куском белой марли завесил кабинетное зеркало. К чему бы? Или это такая несмешная шутка? Но стоило протянуть руку, чтобы отдёрнуть покрывало, в дверном проёме нарисовался Терёха – самый молодой, не считая меня, конечно, суд-э.
– Идёшь на вскрытие? – Загадочность, прозвучавшая в голосе, никоим боком не подходила этому оптимистичному здоровяку с вечно красно-довольной мордой.
– Чего сегодня все какие-то странные? – задал я вопрос прямо в блестевший от пота лоб.
Обретший звание суд-э лишь два года назад неопределённо пожал плечами и, на мгновение высунувшись проверить обстановку в коридоре, быстро достал железную фляжку из внутреннего кармана. Отвинтив пятидесяти граммовую крышечку, плеснул в неё темную жидкость:
– На, выпей. Спирт на кадровых орешках. Снимает лишнее напряжение на раз-два.
Пожав плечами, я принял дар и опрокинул залпом в рот. Хм-м-м. Хватая обожжённой глоткой воздух, убедился, что в рюмочке действительно было неразбавленное «шило».
– Ну давай… – Терёха, также замахнувший вслед, попытался было меня перекрестить, но вовремя спохватился.
Действие чудного напитка наступило незамедлительно, слегка скрасив сурово аскетичную обстановку.
Пока шёл в секционную, отмечал странную пустынность ранее оживлённых коридоров. Салатовый, после недавнего ремонта, цвет стен долженствовал наполнять всякого идущего в секционку зарядом энергии для трудовых свершений. Во всяком случае, так нам втирала психолог из отдела живых экспертиз. Внезапно осознал, что путь в цоколь, обычно занимавший не более пяти минут, всё длился и ветвился, а я шагал и шагал, и… Шагал… При том не сдвигаясь с места. Что там у Терёхи за кедровые орешки? Со спорыньёй, что ли?
Лестничный пролёт вниз и ни собирался заканчиваться, хотя до распашных дверей в секционный зал оставалось не более пары-тройки метров. Но только-только я начал припоминать молитвы, изгоняющие козни потусторонних сил, как стеклянные двери в секционную распахнулись, и в обрамлении искусственного освещения в проёме явился сам Люциус. Он таинственно поманил указательным пальцем, и я вошел в уже знакомый зал…
Переступив порог, рефлекторно прикрыл глаза рукой – обычно серое грязноватое помещение престранно сияло нереальным порядком. Кафель блистал, лампы дневного света трудились на полную катушку, ряды металлических столов замерли в торжественном ожидании, а рядом почётным караулом молча стояли все суд-э нашего Бюро. Клеёнчатые фартуки, обычно заляпанные биологическими отходами, пребывали в первозданной чистоте и топорщились аккуратными складками, напоминая шедевры мне непонятного кубизма. Объекты вскрытия, неподвижно лежавшие на столах вытянувшимися во фрунт, придавали мизансцене некую инфернальную окраску. Расположение фигур на этой "шахматной доске" странным образом сводило внимание на центральной стол, подле которого эксперт пока отсутствовал. И холодный блеск металла оттенял обнажённую женскую фигуру. Люциус легонько подтолкнул меня в спину…
