Личные уроки от чемпиона мира

В 1984 году, в своем первом матче за шахматную корону я встретился с чемпионом мира Анатолием Карповым, который владел титулом почти десять лет. Это был безлимитный матч до шести побед одного из соперников. В 21 год я взлетел к шахматной вершине столь стремительно, что казалось, будто и эта последняя высота должна покориться мне без особых трудностей. Начав матч без разведки, стремясь захватить игровую инициативу любой ценой, я совершил грубую стратегическую ошибку. Для меня стало большим потрясением проиграть четыре из первых девяти партий, не выиграв при этом ни одной (представьте: за предыдущие два года проиграть всего три партии, а тут сразу четыре!). Я оказался всего в двух шагах от унизительного разгрома. Таков был итог моего непонимания борьбы на чемпионском уровне. У меня не было не только необходимого опыта — не было даже верного представления о том, что такое этот опыт.

Стало ясно, что надо срочно менять матчевую стратегию, иначе всё закончится очень скоро. Мне важно было прийти в себя, обрести спокойствие и уверенность. И я, не отчаива-

ясь, заставил себя подготовиться к длительной войне на истощение сил. Отныне я стал действовать предельно осторожно, стараясь исключить в игре даже малейший риск. Не в моем характере играть бесцветно, но я знал, что иного выбора нет. Когда тонешь, не время думать о том, красиво ли ты плывешь.

И тут Карпов нарушил непреложный закон борьбы — противника надо добивать. Решив, что я сам дозрею и свалюсь, как спелый плод, он ослабил напор. Карпова подвела легкость, с которой ему удалось достичь подавляющего перевеса. Можно предположить, что, опьяненный успехом, он поставил перед собой сверхзадачу: непременно выиграть с сухим счетом 6:0 и надолго вывести из строя опасного конкурента. Это уже было соревнование не только со мной, но и с тенью предыдущего чемпиона мира, легендарного американца Бобби Фишера, в свое время выигравшего с таким счетом (правда, без ничьих) претендентские матчи у Тайманова и Ларсена. Видимо, поэтому Карпов решил не рисковать, а дожидаться ошибки соперника.

Моя новая стратегия постепенно начала приносить свои плоды. После 9-й партии мы установили рекорд, сделав 17 ничьих подряд! Интерес к неожиданно затянувшемуся матчу достиг апогея, сотни людей выстраивались в очередь за билетами в Колонный зал. Это было похоже на стремление попасть на казнь — вот только жертва отказывалась умирать… Напряжение было немыслимое; до сих пор удивляюсь, как я мог выдерживать его в течение нескольких месяцев. Мы с членами моей команды так много обсуждали особенности игрового почерка Карпова, что порой у меня возникало жутковатое чувство, будто я превращаюсь в своего соперника.

Именно тогда, за те сотни часов подготовительной работы и игрового времени я составил весьма четкое представление о своем собственном стиле и складе ума. До матча моя шахматная карьера продвигалась легко, и победы были для меня в порядке вещей. Теперь же пришлось заниматься анализом своих решений и выяснять, что было сделано неправильно.

Но, едва обретя равновесие, я проиграл 27-ю партию, и счет стал 0:5. Похоже, я недостаточно быстро учился на своих ошибках… Это был тяжелейший момент! Невозможно описать словами всё, что мы пережили в те дни; конец 1984 года — время, когда я окончательно стал взрослым. Каждый шаг по нелегкому пути наверх, шаг, сопряженный порой с безрассудным, но неизбежным риском, вызывал в моей памяти ассоциации с миром Высоцкого — так глубоко сумел он проникнуть в психологию борьбы и противостояния.

Слушая песни Высоцкого, я обретал дополнительную энергию и начинал понимать, что за подчас нарочитой простотой изложения скрыты ценности, находящиеся в абсолютно другом измерении, нежели, скажем, шахматы, спорт или даже литература и искусство. Они уводили меня в глубины тех общечеловеческих ценностей, которые живут в нас и вокруг нас независимо от нашей воли и на которых, наверное, держится мироздание. Иным до всего этого нет дела, другие,. почувствовав что-то необычное, стараются оградить себя от излишних волнений. Кто-то, согласившись пожертвовать покоем и уютом, делает первые шаги по нелегкому пути, но, столкнувшись с непредвиденными трудностями, сходит с него. И только немногие безоглядно идут вперед, подчиняясь неистребимому инстинкту борьбы за торжество справедливости…

Комментаторы сравнивали меня с «человеком, повисшим над пропастью на одной руке». Один неверный ход — и всё кончено. Но удивительным образом именно в этот момент я почувствовал облегчение: матч проигран, терять нечего, постараюсь держаться до последнего. Единственное, что мне хотелось, — доказать шахматному миру, что я все-таки умею играть, но прежде всего я хотел доказать это самому себе.

Как бы то ни было, я по-прежнему играл от обороны. Завершался уже третий месяц матча, в итоге побившего все рекорды продолжительности матчей за титул чемпиона мира. Карпов выглядел всё более усталым и раздраженным. В 31-й партии чемпион получил большой позиционный перевес и вскоре выиграл пешку. Но тут случилось нечто из ряда вон выходящее: он просто запаниковал. В принципе паниковать должен был я, но я был как раз совершенно спокоен и «даже снял для верности пиджак». Неожиданно мне удалось создать серьезную контригру, и преимущество Карпова улетучилось. В цейтноте у него дрожали руки, и он согласился на ничью, казалось, с каким-то странным облегчением.

В 32-й партии плотину наконец прорвало: я одержал первую победу. Инициатива в матче перешла на мою сторону. Новая серия ничьих затянулась на полтора месяца, но по ходу игры уже я имел больше шансов на выигрыш, чем мой соперник (хотя в 41-й партии такой шанс представился и Карпову). А тем временем мир задавался вопросом: закончится ли когда-нибудь этот поединок? Ни один шахматный матч еще не длился больше трех месяцев, а мы сражались уже пятый! Видя, что Карпов почти выдохся, я усилил давление. И хотя упустил огромное преимущество в 46-й партии, но выиграл 47-ю, проведенную Карповым на удивление слабо. Счет стал 2:5.

Неужели случится чудо? В этот момент организаторы объявили о переносе матча в гостиницу «Спорт» и отложили следующую партию на несколько дней. Карпов получил для восстановления целую неделю — роскошь, совершенно недоступная мне в начале матча, когда я так нуждался в передышке, — и, однако, в 48-й партии он опять проиграл! Вот так сюрприз — 3:5 при моей нарастающей игровой инициативе!

Почва под ногами чемпиона заколебалась. Шахматные руководители неожиданно оказались перед пугающей перспективой моего конечного успеха в матче: «труп» не просто ожил, но начал подниматься на ноги! Рисковать они не могли. Доску с фигурками убрали в сторону — это было уже ни к чему: начиналась другая игра. События приобрели неожиданный и скандальный оборот.

После очередных проволочек и попыток закулисных переговоров 15 февраля 1985 года под давлением советских спортивных властей президент Международной шахматной федерации (ФИДЕ) Флоренсио Кампоманес созвал пресс-конференцию и объявил о прекращении матча «без выявления результата» и о начале через полгода нового матча, со счета 0:0 и с лимитом в 24 партии.

Случай беспрецедентный: после пяти месяцев борьбы, 48 партий и тысяч часов, проведенных соперниками за доской и анализом, матч так и не выявил победителя! При этом Карпов избежал непосредственной опасности и временно сохранил свой титул. В официальном пресс-релизе сообщалось, что Карпов «согласился» с таким решением, а Каспаров ему «подчинился». Эти слова точно отразили отношение соперников к случившемуся… Гостиница «Спорт», где состоялась эта печально известная пресс-конференция, уже снесена, но тоталитарный дух той эпохи навсегда сохранился в моей памяти. Даже сейчас, вспоминая события тех дней, я испытываю горечь, оставшуюся от попрания спортивных принципов.