Зигберт Тарраш (5.03.1862 — 17.02.1934), Германия

Эмануил Ласкер (24.12.1868 — 11.01.1941), Германия

Соперничество великих умов, мысливших по-разному

Противостояние двух германских шахматистов — второго чемпиона мира Эмануила Ласкера и претендента на этот титул Зигберта Тарраша, творивших в конце XIX — начале XX веков, выходило за пределы шахматной доски. Они придерживались совершенно различных взглядов не только на природу шахмат, но и на саму жизнь.

В 1908 году между ними наконец состоялся долгожданный матч на первенство мира. Легенда гласит, будто перед началом 1-й партии Ласкер сделал шаг к примирению, но Тарраш ответил: «Аля вас, герр Ласкер, у меня есть только три слова: шах и мат!» К огорчению Тарраша, в матче ему представилось слишком мало случаев повторить эту фразу. Ласкер одержал безоговорочную победу — 8:3 при пяти ничьих.

Эмануил Ласкер удерживал мировую корону дольше, чем кто-либо еще, с 1894 по 1921 год. Когда он завоевал титул, выиграв матч у Стейница, шахматный мир не спешил признать силу молодого чемпиона, поскольку стареющий Стейниц находился явно не в лучшей форме. Да и на крупнейшем турнире в Гастингсе (1895) Ласкер занял лишь третье место. Но за следующие пять лет он развеял любые сомнения в своей силе, с блеском выигрывая все турниры, в которых участвовал.

Ласкер обладал большим математическим даром. В 1902 году он защитил докторскую диссертацию по математике и впоследствии сделал несколько важных открытий в этой области. Он также проявлял живой интерес к философии и социологии. Благосклонное предисловие к посмертной биографии Ласкера было написано хорошо его знавшим Альбертом Эйнштейном, который заметил: «Немногие люди испытывают интерес ко всем великим проблемам человечества и в то же время сохраняют неповторимый склад личности». Любопытно, что в том предисловии содержался комментарий к эссе самого Ласкера, в котором он пытался опровергнуть теорию относительности.

Для Ласкера шахматы в первую очередь были психологической битвой между двумя противоборствующими характерами. Он сознавал, что ошибки неизбежны и что победа достается тому, кто создает более сильное давление и лучше противостоит давлению соперника. Недоброжелатели Ласкера обвиняли его в том, что он умышленно выбирает «плохие» ходы, приводящие его соперников в замешательство. Это, конечно, преувеличение, но Ласкер и впрямь искусно менял стиль игры, переключаясь на самый неудобный для данного соперника.

Сочетание глубокого знания человеческой психологии с многогранной шахматной одаренностью позволило Ласкеру играть на очень высоком уровне и после 50 лет. Хотя он в 1921 году уступил чемпионский титул кубинскому гению Капабланке, но затем занял первое место на крупнейшем турнире в Нью-Йорке ( 1924), опередив и Капабланку, и будущего чемпиона мира Алехина.

Зигберт Тарраш больше известен своими классическими литературными трудами и остроумными афоризмами, но «добрый доктор» был также современником первых двух чемпионов мира, Стейница и Ласкера, и бескомпромиссно соперничал с обоими. Не будет преувеличением сказать, что он был их достойным соперником и по своему вкладу в развитие теории шахмат. На его книгах выросли целые поколения шахматистов — несколько догматичный стиль его наставлений ценился в те времена больше, чем сейчас.

Во многом подобно Стейницу, чью теорию он развивал, Тарраш пытался внести порядок в кажущийся хаос на шахматной доске. В своих сочинениях он тщательно изложил строгие принципы развития игры и готов был заклеймить любого, кто осмелится нарушить эти правила. В комментарии к одной из партий он написал: «Легче найти оправдание за зевок фигуры, чем за непонимание духа шахмат». Этот приговор сильному английскому мастеру Блэкберну был вынесен уже на восьмом ходу! Через несколько ходов по поводу собственной слабой игры Тарраш заметил: «Нижеследующие слабые ходы можно объяснить лишь моим замешательством, вызванным плохой игрой Блэкберна».

Его, казалось бы, догматичный ум обладал и новаторскими качествами. Игра Тарраша бывала превосходной! И, продолжая карьеру практикующего врача, он тем не менее в течение 20 лет оставался одним из трех-четырех ведущих шахматистов мира. Такое долгое пребывание у вершины было бы невозможным, если бы он не умел приспосабливаться к меняющимся условиям.

«Никто из великих шахматистов не был настолько непонятен для подавляющего большинства любителей и даже мастеров, как Ласкер» (Капабланка).

«На шахматной доске лжи и лицемерию нет места. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру» (Ласкер).

«Игра Тарраша была острой, как бритва. Несмотря на приверженность к научным тезисам, его партии были блестящими и остроумными» (Бобби Фишер).

«Шахматы, как любовь и музыка, обладают способностью делать человека счастливым» (Тарраш).

«Тарраш учит знанию, Ласкер учит, мудрости» (Фред Рейнфельд).

Призвание

Звание шахматного гроссмейстера раньше носили лишь самые лучшие игроки в мире. Царь Николай II ввел его для пяти финалистов крупнейшего международного турнира в Петербурге, проведенного под его патронажем в 1914 году. А в середине века Международная шахматная федерация (ФИДЕ) учредила это звание официально, установив квалификационные нормативы. Сегодня в мире насчитывается уже около тысячи гроссмейстеров.

Меня часто спрашивают, что отличает действительно сильного шахматиста, одного из первой десятки, от множества сильных гроссмейстеров, которым никак не удается попасть в двадцатку или даже сотню. Но нет какого-то одного отличия: у неудач столько же причин, сколько и у побед, причем у каждого игрока имеются собственные причины! В том числе такое неуловимое, но горячо обсуждаемое качество, как талант.

Существует так много аспектов в определении таланта, что порой трудно отличить талантливого человека от бесталанного. Гении — совсем другое дело, и мы можем лишь восхищаться Моцартом, уже в пять лет сочинявшим симфонии, или двенадцатилетним Паскалем, чертившим на стене своего дома схемы к доказательству сложных геометрических теорем.

Шахматы, наряду с музыкой и математикой, относятся к тем немногим человеческим начинаниям, где оригинальное мышление и превосходные способности могут проявляться в очень юном возрасте. Хосе Рауль Капабланка познакомился с шахматами в пять лет, наблюдая за игрой своего отца, и вскоре уже побеждал опытных игроков. В 1918 году семилетний уроженец Польши Сэмми Решевский вышел на сцену в матросском костюмчике и начал триумфальное турне по Европе, побеждая одного за другим сотни взрослых шахматистов. В поисках источника чудесного дара Решевского психологи исследовали особенности его личности: как мог ребенок овладеть столь сложной игрой?!

Все мы знакомы с историями о чудесах раннего развития и в целом готовы признать, что некоторые люди рождаются с особыми талантами. Но даже их необыкновенные способности нуждаются в благоприятных условиях для проявления. Пресловутый вопрос «природа или воспитание?» не имеет простого ответа. Если бы отцом Моцарта был художник, а не учитель музыки, может быть, мы никогда бы и не услышали о гениальном композиторе.

Мое собственное раннее развитие, безусловно, зависело от внешних факторов. Природный шахматный дар у меня обнаружили родители, когда мне было пять лет. Они любили решать публиковавшиеся в газетах шахматные задачи. Играть я не умел, но всегда был рядом и внимательно следил за передвижением фигур на доске. Однажды я подсказал решение задачи, чем крайне удивил родителей. «Если уж он знает, чем кончается игра, надо показать, как она начинается», — сказал отец и стал объяснять мне правила. Вскоре меня нельзя было оторвать от шахмат.