- Нет!

Диана расплакалась.

- Ты такой же, как и мама! Вы оба ничего не хотите понимать! Так вот: я вам не весталка! Вы не можете похоронить меня заживо лишь потому, что я полюбила и отдалась любимому! И мне не стыдно, что у меня будет от него ребёнок!

- Громче кричи, пусть тебя ещё и в доме Цицерона услышат. Что ты ещё сделаешь – выбежишь из комнаты?

- И не подумаю. Какая мне разница, в какой я комнате? Я несчастна. Ты мужчина, ты не можешь этого понять. Если бы не ребёнок, я бы хотела умереть.

Ну вот; а ведь так хорошо начинался день.

- Мы поговорим об этом, когда я вернусь.

- А куда ты уходишь?

- Уезжаю, а не ухожу. У меня осталось одно незаконченное дело на Аппиевой дороге. К тому же мне не вредно уехать из дому ещё на одну ночь.

Всхлипывая, Диана ушла к себе. Я вышел в сад, обошёл всё ещё лежавшую на земле расколотую Минерву, стараясь избегать её укоризненного взгляда, и по приставной лестнице взобрался на крышу.

Давус сидел ближе к фасаду, обхватив колени руками. Завидев меня, он весь дёрнулся, так что на какой-то миг мне показалось, что он вот-вот сорвётся.

- Во имя Геркулеса, Белбо! Осторожнее!

- Давус, - пролепетал он, торопливо вскочив и глядя себе под ноги.

- Что?

- Давус, а не Белбо, хозяин.

- Ну, конечно же. У Белбо хватало ума быть осторожным на крыше. И он никогда бы не воспользовался доверчивостью моей дочери и не опозорил бы мой дом.

Давус рухнул передо мной на колени. Те, кто были в комнате, наверно, вздрогнули при звуке глухого удара по крыше.

- Хозяин, смилуйся надо мной! Убей меня, если хочешь, но только не пытай. Я слишком сильный. Слабым лучше, они быстро умирают. А сильных пытают много дней, и они мучаются и не могут умереть. Любой раб это скажет. Я не боюсь умереть, хозяин; но я боюсь пыток.

- И какую же казнь ты предпочитаешь?

Он побледнел и глотнул.

- Отруби мне голову, хозяин.

- Ты не головой меня опозорил, Давус.

Он содрогнулся, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.

- Не надо оскоплять меня, хозяин! Только не это! Я не выдержу, если стану евнухом! Сжалься надо мной!

- Перестань, Давус. Ну же, перестань. Что мне с тобой делать? Неужели ты действительно думал, что я собираюсь тебя убить?

- А чего мне ещё ждать? Это самое лёгкое наказание за то, что я сделал.

- Что ты здесь сидишь?

- Хозяин?

- Почему ты до сих пор здесь? Почему сидишь, сложа руки, и ожидаешь своей судьбы вместо того, чтобы сигануть вниз и бежать, куда глаза глядят? Шансов у тебя, конечно, немного, но это всё же лучше, чем смерть. Добрался бы до Остии, а там спрятался на каком-нибудь корабле, уходящем из Италии. Почему ты не сбежал этой ночью?

- Потому что…

- Почему?

- Потому что…

- Ну же? Что держало тебя здесь в ожидании кары?

- Хозяин, ты хочешь, чтобы я сказал, почему? Из-за неё. Из-за Дианы. Я не могу покинуть её. Я не могу без неё жить.

- Давус, Давус. – Я тяжело вздохнул. Минерва лежала, поверженная и разбитая, и над моим домом властвовала Венера.

Мы отправились в путь в шесть часов, когда солнце уже стояло в зените. Конюх Помпея согласился дать нам лошадей, когда я напомнил ему, кто я такой, и сказал, что должен закончить для его хозяина одно дело на Аппиевой дороге – мелкая безобидная ложь, поскольку мои дела с Помпеем были закончены. По крайней мере, на тот момент я так считал.

Широко ухмыляясь, конюх вывел нам тех же троих вороных, что и в прошлый раз. Оказалось, что оставшись без всадников, они сами вернулись в конюшню. Странно было сознавать, что мне предстоит пуститься в путь на том же самом коне. Я не знал, счесть ли это добрым знаком или дурным, но отступать не собирался.

Путь мой лежал на виллу Клодия, откуда я собирался забрать Мопса и Андрокла – мальчиков-конюхов, которых выговорил себе в счёт платы у Фульвии. В этот раз я не стал брать с собой Эко и отправился вдвоём с Давусом. Третий конь предназначался для мальчишек. Я рассчитывал забрать их с виллы до захода солнца, а на обратном пути переночевать в Бовиллах.

Чем дальше мы отъезжали, тем беспокойнее становился Давус. Несколько раз он порывался заговорить и когда мы миновали гробницу Базилиуса наконец решился.

- Хозяин, ты уверен?

- В чём, Давус?

- В том, что тебе стоило взять меня с собой. Почему ты не взял вместо меня другого телохранителя?

- А в чём проблема, ты боишься ездить верхом? Но ведь ты уже научился. Это твоя вторая поездка на том же коне. Правда, в тот раз он тебя сбросил; но если тебя сбросили, остаётся лишь одно – снова сесть в седло.

- Нет, это не из-за коня. Конь мне нравится. По-моему, он меня признал и доверяет мне.

- Будем надеяться, что ему не придётся об этом пожалеть.

Давус помрачнел.

- И потом, - продолжал я, - дома я тебя оставить не мог, сам понимаешь.

- Это из-за твоей дочки…

- Нет, из-за моей жены. Мне совсем не улыбается вернуться домой и узнать, что пока меня не было, она тебя убила.

Давус глотнул.

- И всё же я не понимаю, почему ты взял с собой только меня.

- Да я и сам не понимаю. Доводы рассудка иссякли; я следую наитию. Посмотрим, куда приведёт нас эта дорога.

- Но мы же знаем это, хозяин.

- В самом деле?

- Ну, конечно. Она ведёт на гору Альба.

Я не мог не рассеяться.

- Какой у тебя редкий ум, Давус!

Давус тоже рассмеялся; но, как мне показалось, не совсем искренне. Возможно, виною тому был страх; а может, он просто не понял шутки.

Был тёплый весенний день, и щебет птиц наполнял воздух. По обочинам густо росла трава и цвели цветы. Полевые работы были в самом разгаре, да и сама дорога была оживлённой: в обоих направлениях гнали скот на рынок, торопились верховые гонцы, тянулись экипажи и носилки знати, сопровождаемые свитой. Окружающий мир пробуждался от зимнего оцепенения.

К тому времени, как мы добрались до Бовилл, я изрядно проголодался, но останавливаться не стал, торопясь забрать мальчиков с виллы Клодия и успеть вернуться в Бовиллы до захода солнца. Мы миновали алтарь Юпитера, возле которого я заметил Феликса – сидя на земле, привалившись спиной к стволу старого дуба, он дремал в негустой тени. Позади остались просёлок к новому Дому весталок и чуть дальше, по другую сторону дороги – святилище Доброй богини Фауны, где судя по стоявшим чуть поодаль носилкам и экипажам, как раз собрались почитательницы богини. Тут же в ожидании хозяек расположились служанки и телохранители. Изнутри святилища доносилось пение. Я узнал задорный голос Фелиции и подумал, что убийство Клодия могло взбаламутить Рим, но для неё ничего не изменилось.

На этот раз мы подъехали к вилле Клодия не через рощу, а по Аппиевой дороге, и были замечены задолго до того, как достигли вершины. Несколько угрожающего вида рабов преградили нам путь. Я предъявил им записку Фульвии, где она подтверждала, что передаёт мальчиков-конюхов в мою собственность. К счастью, один из рабов умел читать, хотя и с превеликим трудом. Он прочитал записку, шевеля губами, и вернул её мне.

- Ну и ладно, что избавились. Толку от этих двух сопляков чуть, а мнят о себе невесть что. Ты заберёшь их город?

- Я затем и приехал.

Он покачал головой.

- Ну, дай им только освоиться, а уж они там натворят дел. Ладно, идём. Они, наверно, на конюшне.

Мальчики узнали нас сразу же. Появление Давуса, «этого здоровенного слона», как назвал его Мопс, вообще привело их в полный восторг. Весть о том, что они теперь принадлежат не госпоже Фульвии, а мне, ребята встретили с удивлением; но на коня сели с готовностью. Мы тронулись в путь, и тут, сообразив, что они расстаются с охранниками виллы навсегда, Мопс обернулся, сунул в рот большой палец и щёлкнул языком в адрес остающихся на вилле рабов.

- Счастливо оставаться, пьянчуги никчёмные!

Андрокл повторил жест старшего брата, и мальчики отпустили несколько замечаний, касающихся телесных отправлений остающихся. Те, стоявшие у дороги и глазевшие на наш отъезд, прикинулись разъярёнными и сделали вид, что выискивают подходящие камни; некоторые, впрочем, вполне добродушно смеялись.