Наконец процессия двинулась дальше, и музыка стала затихать. Цицерон и Тирон выпрямились с явным облегчением. Потом знаменитый оратор вдруг передёрнулся и схватился за живот, всегда бывший для него ахиллесовой пятой. Видимо, съеденный завтрак восстал против него. Согнувшись, Цицерон стал медленно пробираться вверх по крыше. Тирон неотступно следовал за ним. Случайно оглянувшись, секретарь увидел нас с Белбо, тронул господина за рукав и что-то ему сказал. Цицерон обернулся. Я поднял руку в знак приветствия. Тирон помахал в ответ. Цицерон несколько мгновений простоял неподвижно; затем продолжил карабкаться вверх по черепичному скату и исчез за гребнем.

Внизу тем временем по двое и по трое пробегали одетые в чёрное люди, видимо, торопящиеся догнать траурный кортеж. Большинство бежали по Спуску, чтобы сократить путь на Форум. Я стал разглядывать Форум, пытаясь узнать, куда это все так торопятся; но видел по большей части лишь крыши, да ещё время от времени мелькание крошечных на таком расстоянии фигурок людей, бегущих между зданиями. Насколько я мог судить, все они собирались перед курией Гостилия, где проходили собрания сената - на дальнем конце Форума, там, где крутой каменистый склон Капитолийского холма образует естественную стену.

Мне была видна лишь часть пространства перед курией; но я вполне мог разглядеть и широкие мраморные ступени, ведущие к бронзовым дверям, сейчас наглухо закрытым; и Ростру – трибуну, с которой ораторы произносят свои речи. На всём пространстве между Рострой и мраморной лестницей сгрудились одетые в чёрное люди.

Стихшая было погребальная музыка зазвучала с новой силой, ещё более пронзительная и нестройная, чем прежде.

А потом её заглушил рёв толпы. Носилки с телом достигли Форума. Минуту спустя я увидел, как их внесли на Ростру и установили наклонно, чтобы все могли видеть тело – как на ступенях дома Клодия прошлой ночью. С такого расстояния оно выглядело совсем крошечным. Тем поразительнее было зрелище нагой плоти среди толпы одетых в чёрное людей и множества мраморных статуй.

Какой-то человек поднялся на Ростру и обратился к толпе с речью. До меня долетало лишь неясное эхо его слов; зато я хорошо видел, как он, жестикулируя, расхаживает взад и вперёд, то указывая на тело, то потрясая кулаками. В какой-то момент толпа взревела. С этой минуты рёв становился то громче, то тише, но уже не утихал.

- Что тут такое, папа?

Я повернул голову.

- Диана! Сейчас же спускайся! Если мама узнает, что ты здесь…

- Мама знает. Она держала мне лестницу. Но думаю, сюда она не поднимется. Побоится.

- И правильно сделает.

- А сам-то ты не боишься? По-моему, пожилой человек вроде тебя скорее может потерять равновесие, чем я.

- Как у меня может быть такая дерзкая дочь?

- И вовсе я не дерзкая. Мне просто интересно. Это похоже на осаду Трои, верно?

- Трои?

- Как Юпитер, когда он наблюдает с горы Ида за сражением. Они все кажутся такими маленькими. Если смотреть на них так, начинаешь чувствовать себя… богом.

- В самом деле? Юпитер мог метать молнии и посылать крылатых вестников. И слышал всё, что говорят внизу. А я только вижу, как они мельтешат. Непохоже это на бога. Скорее наоборот. Начинаешь чувствовать себя совершенно беспомощным.

- Ты можешь спуститься к ним.

- Я не самоубийца. Никто не знает, что взбредёт…

- Смотри, папа!

Точно озеро, разливающееся в половодье, чёрная толпа, которая до сих пор заполняла площадку перед Рострой, волна за волной стала подниматься на ступени и террасы окружающих храмов и общественных зданий.

- Смотри, курия! Сенат!

Чёрная волна хлынула вверх по ступеням курии и ударила в высокие бронзовые двери. Двери, запертые изнутри, устояли; но скоро до меня донеслись глухие, тяжёлые, повторяющиеся удары. Похоже было, толпа пыталась взломать двери с помощью импровизированного тарана.

- Не может быть! – сказал я. – Это же неслыханно! Да что они себе…

Меня прервал торжествующий рёв толпы – двери поддались. Я снова глянул на Ростру. Оратор всё ещё говорил, расхаживая и яростно жестикулируя; но носилок с телом уже не было видно. Куда они могли подеваться?

Я стал искать их взглядом – и нашёл. Похоронные носилки со свисающей чёрной тканью и нагим телом рывками двигались поверх толпы к ступеням курии – похоже, люди передавала их над головами. Мне вдруг показалось, что передо мной колония чёрных муравьёв, а Клодий – их царица. Почувствовав, что голова вот-вот пойдёт кругом, я одной рукой торопливо опёрся о плечо Дианы, а другой что было сил вцепился в черепицу.

Достигнув подножия лестницы, носилки на миг остановились, а затем накренились назад и двинулись вверх. Снова раздался рёв – победоносный и горестный одновременно.

Достигнув верхней площадки, носилки вновь замерли. Затем их установили вертикально, и рядом появился размахивающий факелом человек. Он явно произносил речь, хотя непонятно было, как его услышат в таком шуме. И хотя на таком расстоянии я не мог разглядеть его лица, но готов был поклясться, что это Секст Клелий – тот самый ближайший помощник Клодия, его правая рука, который прошлой ночью ратовал за бунт и расправу с Милоном.

Всё ещё размахивая факелом, Секст исчез в здании курии. Следом внесли носилки.

- Да что им в голову взбрело?

- Помните, что кричал тип, который колотил в наши двери, - откликнулся Белбо. – Мы сожжём его. Дотла спалим, вот увидите.

- Не может быть. Тот тип просто взбесился и орал, что в голову взбредёт. И потом, он наверняка имел в виду дом Милона. В крайнем случай Цицерона. Не могут же они…

Порой невозможное, если высказать его вслух, начинает казаться возможным. Я напряжённо уставился на крышу курии, пытаясь представить, что сейчас там, внутри вытворяет Секст Клелий. Не станет же он…

В воздухе появились струйки дыма. Первые, слабые, они пробивались из наглухо закрытых ставнями окон здания сената.

- Папа…

- Да, да, Диана, вижу. Похоже, они решили сжечь тело прямо в курии. Сумасшедшие. Малейшая неосторожность…

- Они непохожи на осторожных, - негромко сказал Белбо.

Из окон вырвались языки пламени. Вспыхивали ставни. Повалил густой чёрный дым – сперва из окон, затем из открытых дверей. Из курии выбежал Секст Клелий, победоносно размахивая факелом. При виде его толпа смолкла на миг, явно поражённая случившимся, а затем испустила рёв, который наверняка был слышен до самых Бовилл.

В доме Цицерона его уж точно услышали. Краем глаза я заметил движение у них на крыше. Цицерон вернулся – вместе с Тироном. Оба стояли во весь рост, уже не скрываясь. Тирон закрыл лицо руками. Секретарь плакал. Сколько счастливых часов провёл он в этом здании, переписывая речи своего господина по изобретённой им системе скорописи, отдавая распоряжения писцам, наблюдая за великой карьерой великого человека, которой сам столь немало способствовал? Рабы бывают очень сентиментальны.

Цицерон же не плакал. Скрестив на груди руки, сомкнув губы, он угрюмо смотрел на разыгрывающуюся внизу оргию уничтожения.

- Смотри! – Диана указала на Цицерона. – Смотри, папа! Вот так, наверно, выглядел Юпитер, когда смотрел на уничтожение Трои.

Зная Цицерона дольше и лучше, чем моя дочь, я был убеждён, что совершенно ничего божественного в нём нет, и уже собирался сказать это Диане, когда вмешался Белбо.

- Точно, - сказал он. – Совсем как Юпитер.

Их слова заставили меня поглядеть на Цицерона ещё раз. Моя дочь и мой раб были правы. Стоя на крыше, угрюмо созерцая, как толпа уничтожает здание, где заседал сенат Рима, Цицерон очень походил на Юпитера, когда тот наблюдал с горы Ида за безумной вознёй смертных вокруг обречённой Трои.

Глава 4

Холодный порывистый ветер раздувал пламя, и скоро всё здание курии было охвачено огнём. И приплясывающие на ступенях со смехом уворачивались, когда ветер швырял в их сторону золу и пепел.

Потом огонь стал распространяться к югу, на табулярий. Те, кто находился там, бежали заблаговременно, когда толпа только показалась на Форуме. Всё же теперь из дверей выскочили несколько остававшихся до последнего в здании писцов с охапками документов. Уворачиваясь от гоняющейся за ними с улюлюканьем толпы, они петляли, спотыкались, падали, роняли свою ношу. Восковые таблички рассыпались, как игральные кости; свитки разворачивались и трепетали на ветру, как флажки.