- И сколько времени это продолжалось?

- Кто скажет? Может, несколько мгновений; может, целый час. Наконец сестра решилась выглянуть из-под одеял. В комнате наверху, кроме неё, по-прежнему никого не было. Снизу не доносилось ни звука. Сестра подошла к окну и выглянула наружу. По всей дороге валялись убитые. Но самое странное, что перед домом стояли носилки, а вокруг собрались люди.

- Носилки?

- Да. Не повозка и не закрытый экипаж, а носилки, которые носят рабы. Такие, с занавесками. Когда моя сестра их увидела, они стояли на земле, а рядом стояли носильщики. А над одним из упавших склонились мужчина в тоге сенатора и женщина. Мужчина и женщина что-то говорили.

- Твоя сестра узнала сенатора в лицо?

- Нет; но она узнала носилки. За много лет мы видели их много раз – когда их проносили мимо - то по дороге в Рим, то из Рима. Это носилки сенатора Секста Тедия – у него вилла на горе Альба. Самого сенатора я в лицо никогда не видела – он не из тех, кто заглядывает в придорожные харчевни.

- А склонились они над кем?

- Над Клодием.

- Твоя сестра сумела разглядеть это даже на таком расстоянии?

- Значит, сумела. По крайней мере, она сказала, что это был Клодий.

- Как же он оказался на дороге?

- Кто знает? Может, Эвдем и Бирра выволокли его, как собаки кролика.

Я вспомнил об отметинах на горле мертвеца. Кто знает; может, его и вправду тащили за шею.

Женщина глянула на наши тарелки.

- О, да вы даже не доели! В такой холодный день мужчине надо хорошенько набить брюхо горячей едой, чтобы хватило сил на дорогу. Вот хороший едок! – И она широко улыбнулась Давусу, который как раз высосал мозг из последней косточки и теперь жадно глядел на еду, оставшуюся на наших с Эко тарелках. – Неужели кролик был нехороший?

- Замечательный, - от души уверил я. – Зажарен, как надо. Мы просто слишком много съели твоего замечательного хлеба и сыра. – Я подвинул наши с Эко тарелки Давусу и снова обратился к женщине. – Значит, по всей дороге лежали мёртвые, а сенатор Тедий с женой…

- Не с женой. Он вдовец, а та женщина – его дочь. Она никогда не была замужем и очень привязана к отцу. Других детей у него нет.

- Значит, сенатор Тедий с дочерью стояли на дороге, решая, что делать с Клодием. А куда подевались люди Милона?

- Исчезли. Убрались восвояси. Они ведь сделали, что хотели; так чего же им мешкать? А когда моя несчастная сестра наконец отважилась спуститься сюда – о, я знаю, что она увидела, потому что сама потом видела это своими глазами. Полный разгром. Всё перевёрнуто вверх дном, дверь сорвана с петель, ставни разбиты в щепки. Можно подумать, здесь бесновались фурии. Марк лежал у самой лестницы, он был мёртв. У самой лестницы и весь изрубленный. Он до последнего защищал мою сестру, не пускал их наверх. Сестра даже не помнит, как она добралась до нашего дома – это дальше по дороге. Она едва могла говорить – так она рыдала.

- А Сенатор Тедий со своими людьми?

Женщина передёрнула плечами.

- К тому времени, как мы с мужем добрались сюда, их здесь уже не было. И тела Клодия тоже не было. Потом мы узнали, что сенатор отправил тело в Рим в своих носилках, что целая толпа собралась перед его домом, и костры жгли всю ночь. Несчастная Фульвия! Но я думаю, ей всё-таки легче, чем моей сестре. Тут не было ни соболезнующей толпы, ни костров. Нам и горевать-то особо некогда было. Надо было поскорее приводить здесь всё в порядок. На следующий день мой муж свёз убитых к конюшне. Какой-то человек приехал с виллы Клодия на подводе и забрал их. Кровь с дороги никто не смывал – отсюда до самого алтаря Доброй Богини полно пятен, сами увидите. И если вы думаете, что кто-то счёл нужным возместить нам убытки, вы ошибаетесь. А ведь пришлось ставить новую дверь и ставни. Я сказала мужу, что мы должны подать на Милона в суд; но он считает, что надо подождать, пока станет ясно, откуда в Риме ветер дует, иначе можно нажить себе беды. Как вам это? Честные люди должны терпеть несправедливость и даже пожаловаться не смеют, а Милон ещё и имеет наглость выставлять себя в консулы. Куда только катится этот мир?

Я сочувственно покивал.

- Значит, когда вы с мужем пришли сюда, тут уже никого не было?

- Никого кроме убитых.

- А в котором часу это случилось?

- Ближе к вечеру. Со слов моей сестры, Милон приехал в Бовиллы примерно в девять. Он напоил здесь коней и двинулся дальше. В десятом часу тут появился раненый Клодий со своими людьми, а уж потом – головорезы Милона.

- Значит, в десятом? Не позднее?

- Нет. А почему ты спрашиваешь?

- Просто в Риме говорят столько всякого…

У открытой двери послышался шум множества голосов. Я напрягся, но женщина широко улыбнулась вошедшим.

- Сегодня жареный кролик, если мой нос меня не обманывает, - весело сказал один из них.

- И к нему репа, в фирменном соусе нашей хозяйки! – отозвался другой, принюхиваясь.

Вся компания расселась за столами в углу. Я обратился к женщине.

- Сколько мы должны? – И отсчитывая деньги из кошелька Эко, добавил тихо, чтобы вошедшие не слышали. – Твоя сестра – как она теперь?

- По-моему, она сломлена. Не знаю даже, оправится ли она когда-нибудь от такого удара.

- А можно с ней всё-таки поговорить?

- Поговорить? – нахмурилась хозяйка.

- Да. – Я понизил голос ещё больше. - Извини, что не сказал тебе сразу. Я не знал, могу ли тебе доверять. Теперь вижу, что могу. Я здесь по поручению Фульвии.

Её брови удивлённо взлетели кверху.

- Вдовы Клодия?

- Да. Пожалуйста, говори тихо. Теперь, когда я узнал, как ты относишься к Милону и его жене…

Нас прервал шум.

Компания в углу, которой наскучило ждать, увлечённо скандировала:

- Кролика! Кролика! Кролика!

В такт выкрикам они стучали по столам, то и дело заливаясь добродушным смехом.

- Да погодите, сейчас! Ишь, расшумелись! – прикрикнула хозяйка со строгостью, которую завсегдатаи явно сочли напускной, потому что продолжали.

- Репу! Репу! Репу!

Хозяйка подалась ко мне и заговорила почти шёпотом.

- А, понимаю. Ты здесь, чтобы помешать Милону в его планах.

- Я бы не стал так говорить. Всё, что я могу сказать тебе – это что Фульвия поручила мне детально выяснить обстоятельства смерти её мужа.

Она понимающе кивнула.

- Вот почему мне очень нужно поговорить с твоей сестрой.

- Мне очень жаль, но это невозможно.

- Я понимаю, она сейчас в таком состоянии…

- Не в этом дело. Она уехала.

- Уехала?

- Да, вместе со своим сыном. К нашей тёте в Регий. Мы решили, что ей лучше уехать подальше отсюда на некоторое время.

Я кивнул. Действительно, куда уж дальше. Регий на самой оконечности полуострова.

- Жареный кролик и репа в соусе! Жареный кролик и репа в соусе! - Завсегдатаи и не думали утихомириваться.

Хозяйка пожала плечами.

- Сам видишь, я должна заняться ими. Удачи тебе. Всякий, кто против Милона…

- Жареный кролик и репа в соусе!

- Ещё только один вопрос…

- Да?

- Ты знаешь Марка Антония?

- Нет.

- Уверена?

- Впервые слышу это имя. Должно быть, кто-то нездешний.

- Жареный кролик…

Хозяйка возвела очи горе.

- Пойду задам им корм, пока они тут всё не разнесли. – И улыбнувшись на прощание Давусу, заторопилась на кухню.

Глава 16

- Что теперь? – спросил Эко, когда мы вышли из харчевни. – Я бы не прочь вздремнуть после трапезы.

Давус потянулся и зевнул.

- Глупости. День в самом разгаре, а нам ещё многое надо успеть. Давус, приведи коней.

Мы двинулись дальше по Аппиевой дороге, миновали конюшни, затем уборные, которые Фауста Корнелия некогда сочла недостаточно чистыми.

- Думаешь, жена Милона и вправду такая привереда? – со смехом спросил Эко.

- Не имею чести знать её лично; но наслышан более чем достаточно. Не то, чтобы я интересовался сплетнями; но Бетесда пересказывает их Диане, когда мы собираемся за столом; так что приходится слушать.