Каплет же из водопровода, сооружённого двести шестьдесят лет назад тем самым Аппием Клавдием Цеком, который построил и Аппиеву дорогу. Достигнув города, водопровод идёт по стене – настоящее чудо строительного искусства, имеющее лишь один дефект: у Капенских ворот он протекает. В тёплое время года каменная арка ворот, словно потолок грота, покрыта влажным зелёным мхом, с которого падают капли. Зимой мох чернеет, а порой, когда особенно холодно, вода замерзает, и мох покрывается тонкой ледяной корочкой.

Но сейчас утро выдалось не слишком холодное, и с арки капало, хотя и медленнее, чем летом. Одна такая капля, особенно крупная и особенно холодная, сорвалась с арки как раз в тот миг, когда мы проходили под ней, упала мне за шиворот и пробежала по всей спине. Меня обожгло холодом. Я непроизвольно дёрнулся и, должно быть, охнул, потому что Эко схватил меня за руку, а у Давуса сделалось испуганное лицо.

Причину тревоги Давуса понять было нетрудно: мой испуг и шараханье в начале пути парень наверняка счёл дурным предзнаменованием. Менее суеверный Эко испугался, что меня схватила судорога. Но тут ему самому на нос шлёпнулась здоровенная капля. Мой сын растеряно заморгал. Сообразив, в чём дело, Давус задрал голову и уже открыл было рот, чтобы рассмеяться, но тут ещё одна капля попала ему точно между глаз.

- Ну, вот; теперь Капенские ворота окропили нас всех. Это добрый знак. – Последнее я сказал, чтобы успокоить Давуса.

- А где эта конюшня Помпея? – недоумённо спросил Эко. – В жизни не замечал тут никакой конюшни.

Я огляделся. Слева виднелась роща, где среди белых камней текли ручьи, и скрывалось святилище Эгерии[9]. Никакой конюшни в священной роще, конечно же, быть не могло. Я посмотрел направо.

- Должно быть, вон то строение. Больше нечему. Неудивительно, что мы его раньше не замечали: тут же всё заслоняла эта развешенная рыба. Смотрите, дверь открыта и внутри горит свет. Там наверняка кто-то есть. Пошли.

Узкая тропинка между двумя рядами кипарисов привела нас прямо к входу в длинное приземистое строение, прячущееся в тени городской стены. Едва я шагнул через порог, как в нос мне ударил запах навоза и сена, показавшийся приятным после запах рыбы. Я сделал ещё шаг и едва не наткнулся на вилы, нацеленные мне в горло.

- Кто такие? Что нужно? – В другой руке конюх держал светильник. Пламя бросало свет на худое лицо со впалыми щеками.

- Мы от твоего господина, - ответил я. – Я думал, ты ждёшь нас.

- Может, и жду. Как тебя звать?

- Сыщик.

- Тогда ладно. – Человек опустил вилы. – Приходится быть осторожным. Сами понимаете, здесь неспокойно последнее время. Тут отличные лошади, там, - конюх кивнул на дверь, - отчаявшиеся люди – и как вы думаете, с кого взыщут, если какая из лошадей будет украдена? С меня, с кого же ещё! А кони здесь знатные, говорю вам. Мой господин знает толк в лошадях. Хотя человеку невоенному этого не понять. Господин держит здесь лошадей на случай, если ему захочется съездить на свою виллу – на ту, что по дороге, дальше к югу. Идите за мной. Осторожнее, не споткнитесь. Хозяин разрешил вам выбирать. Сколько вас, трое? У меня есть то, что вам нужно. Три чёрных коня, все трое – как смоль; ни единой белой шерстинки. На вашем месте я бы их и взял.

Я взглянул на коней, о которых он говорил, и протянув руку, коснулся ближайшего. Животное выгнуло длинную стройную шею и скосило на меня большие блестящие глаза.

- Они что, самые быстрые?

- Может, самые; а может, и не самые, - передёрнул плечами конюх. – Но их труднее заметить в темноте; а значит, вас, если решитесь ехать, когда стемнеет. Есть о чём подумать в такое время, верно?

Он говорил правду. Каждый из трёх коней был угольно чёрным и даже в свете масляной лампы становился неразличим, стоило ему чуть податься назад. Я решил последовать совету конюха.

Мы вывели коней к выходу. Давус сел на коня с видимым трудом. Похоже было, в седло он садился впервые.

- Ты никогда не ездил верхом? – спросил я.

- Нет, господин.

Эко крякнул с досады – не на Давуса, а на себя; за то, что не догадался спросить у него раньше. Как может защитить тебя всадник, не умеющий даже управляться со своим конём? Вообще-то, это мне следовало выяснить, умеет ли Давус ездить верхом - формально он был моим телохранителем; но за столько лет я так привык к своему Белбо, что мне и в голову не пришло, что телохранитель может этого не уметь.

- Ты что же, совсем не знаешь, как обращаться с лошадьми?

- Нет, господин. Мне никогда не случалось и близко подходить к лошадям. – Давус сидел опасливо, точно на шатком столе.

- Значит, сегодня научишься ездить.

А завтра ты едва сможешь держаться на ногах, мысленно добавил я. Какой толк от телохранителя с потёртостями от седла и одеревеневшими ногами?

Конь Давуса фыркнул. Давус вздрогнул и покрепче ухватил поводья. Конюх широко ухмыльнулся.

- Да не бойся ты, парень! Говорю тебе, эти самые лучшие. Приучены думать за седока. Боевые лошади. Они не испугаются и не понесут, что бы ни случилось. Поумнее иного раба будут. А уж до чего послушные – господин даже женщинам разрешает на них ездить.

Эти слова Давус явно воспринял как вызов, потому что выпрямился и принял более уверенный вид.

Мы пустили коней шагом. Торопиться было некуда. Эко по-прежнему выглядел удручённым. Я думал, это из-за Давуса, но тут Эко заговорил.

- Думаешь, это была хорошая идея – пустить чужих людей в свой дом?

- Они люди Помпея. Ты считаешь, им не стоит верить?

- Наверно, ты прав.

- У нас не было выбора. Ну, не то, чтобы совсем не было…

Выбор и вправду был. Помпей предложил, чтобы на время нашего с Эко отсутствия Бетесда, Диана и Менения с детьми, а также те слуги, которых они пожелают взять с собой, переселились в принадлежащий семейству Помпеев дом в Каринах[10], на западном склоне Эсквилина. Там они были бы под надёжной защитой; к тому же дом находился как раз между моим домом и домом Эко. Но такая идея мне не понравилась. Отдать семью под защиту Помпея означало отдать семью в его власть, да ещё и совершенно открыто; а я вовсе не собирался вот так с ходу, за здорово живёшь становиться помпеянцем. В то же время о том, чтобы уехать, оставив родных без всякой защиты, не могло быть и речи; тем более, что Эко и слушать не желал о том, чтобы отпустить меня одного. Оставался один выход: просить Помпея, чтобы в счёт причитающегося мне вознаграждения он выделил охрану для моего дома и дома Эко на время нашего отсутствия. Помпей не стал возражать. Ранним утром, прежде чем мы тронулись в путь, его люди явились в мой дом.

- Не нравятся мне их рожи, - задумчиво сказал Эко.

- Так задумано. У них устрашающий вид. Любой грабитель трижды подумает, прежде чем связаться с такими.

- Но насколько они надёжны?

- Помпей говорит, что абсолютно надёжны. А если есть сейчас в Риме человек, поддерживающий дисциплину в своих рядах, то это Помпей.

- Бетесда от этого не в восторге.

- Бетесда от всей этой истории не в восторге. В её доме беспорядок, её муж отправляется невесть куда, и кто знает, что там творится; и в довершение всего, чужие гладиаторы топчутся грязными башмаками по её дому. И всё же могу поспорить, в глубине души она рада иметь охрану. Те головорезы, что разграбили дом и убили Белбо, напугали её сильнее, чем она готова признать. К тому же, помяни моё слово, к нашему возвращению она вышколит этих амбалов так, что они будут снимать башмаки перед тем, как ступить на ковёр, и всякий раз просить позволения, прежде чем сходить уборную.

Эко невольно рассмеялся.

- Да, Помпею впору нанять её муштровать новобранцев! Менения отнеслась ко всему этому разумно, - признал он, помолчав минуту-другую. Его задумчивый вид и грустный голос навели меня на мысль, что этой ночью между ними царили полное взаимопонимание и гармония не только на словах.

- Ну, твоя жена – само благоразумие.

- А Диана…

- Не надо. Я видел, как она поглядывала на кое-кого из этих парней. Не хочу об этом думать.