- Мы здесь по просьбе нашего друга, – поспешно сказал я.
- О?
- Да, ты его наверняка хорошо помнишь. Он постоянно бывал у вас в последнее время. Молодой человек, недавно приехавший в Рим. Его зовут Азувий.
Краем глаза я заметил среди девушек какое-то движение. Одна, голубоглазая и светловолосая, оступилась, взмахнула руками, удерживая равновесие, и тревожно поглядела на нас.
- А, этот славный молодой человек из Ларина, - кивнул хозяин. – Конечно же, я его помню. Кстати, мы уже день или два его не видели. Я уж стал думать, куда он вдруг пропал.
- Он попросил нас зайти сюда, - сказал я, подумав, что в конце концов это ведь может оказаться чистой правдой. – И привести ту же девушку, что обычно предпочитал – вот только, надо же, я начисто забыл, как её зовут. Ты случайно не помнишь, Луций?
- Что? – Луций словно очнулся и с трудом оторвал взгляд от девушек. – Нет, я не помню.
Лицо хозяина выразило откровенную алчность.
- Ту же, что всегда? Дайте-ка припомнить… Ну, конечно же, Мерула! – Он хлопнул в ладоши, подзывая раба, и шепнул ему что-то на ухо. Раб опрометью выскочил из залы, и через минуту вошла Мерула – эфиопка с царственной осанкой. Ей пришлось нагнуть голову в дверях, чтобы не задеть за притолоку. Кожа её была чернее ночи, а глаза напоминали звёзды на ночном небе.
- Нет, нет, - сказал я, останавливая Луция, уже доставшего кошель и не сомневаясь, что не желающий ничего другого, кроме как нажиться на нас хозяин попросту предлагает нам ту из своих рабынь, за которую может взять подороже, а вовсе не ту, что предпочитал Азувий. – Мерула – имя звучное, такое я бы не забыл.
- А какой у неё голос, - завёл глаза хозяин. – Она поёт, как соловей.
- И всё же, помнится, наш друг говорил о светловолосой девушке. Вот как эта. – И я указал на блондинку, не сводившую с меня тревожного взгляда. – Думаю, это она.
- Коламба[21], - сказал хозяин.
В таверне напротив царили прохлада и приятный полумрак. Посетителей в этот час, кроме нас, не было. Коламба плотнее запахнулась в плащ Луция, который тот набросил ей на плечи поверх её полупрозрачного одеяния.
- Позавчера утром? – задумчиво переспросила она.
- Да, на следующий день после майских ид, - подтвердил Луций, радуясь, что наконец-то разобрался с датами и теперь может помочь.
- И ты видел Азувия в его комнате, и он был тяжело болен? Умирал?
- Да. Тот человек, Оппианик, попросил меня подняться в его комнату; и Азувий выглядел совсем больным. – Сидя напротив Коламбы, опершись на локоть, Луций глядел на неё, как зачарованный, начисто позабыв о своей чаше. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что ему никогда прежде не доводилось бывать подле такой красивой девушки.
- И всё это было утром?
- Да, и довольно рано.
- Но ведь в это время Азувий был со мной!
- Именно в этот час? Ты уверена?
- Да, потому что он пришёл с вечера и провёл со мной ночь, в моей комнате во «Дворце»; проснулись мы поздно и ещё не скоро встали…
- Ах, молодость, молодость! – вздохнул я.
Она слегка покраснела.
- Еду нам принесли в комнату. Так что ты, наверно, перепутал дни. Или же… - Она внезапно умолкла.
- Или что?
- Знаешь, теперь, когда ты сказал мне, это и правда кажется странным. Вчера его телохранители из вольноотпущенников заходили во «Дворец» и справлялись, нет ли его у нас. Они были порядком перепуганы. Похоже, искали его повсюду и не могли найти. – Она поглядела на меня с внезапным подозрением. – А что тебе за дело до Азувия?
- Сам не знаю, - искренне ответил я. - Пока я просто хочу понять, что случилось. Может, потом окажется, что это просто недоразумение. – Я вынул из кошеля Луция монету и подтолкнул через весь стол ей. Она равнодушно посмотрела на неё, а потом накрыла маленькой ладонью.
- Будет очень жаль, если с ним действительно что-то случилось, - тихо сказала она. – Азувий такой милый. Знаете, когда он пришёл во «Дворец» первый раз месяц назад, он сказал мне, что это впервые… И, похоже, так оно и было. Совсем неумелый и… - Она печально вздохнула и грустно улыбнулась. – Так не хочется, чтобы это было правдой – то, что он вдруг заболел и умер.
- Так он же вовсе не умер, - сказал Луций. – Это-то и непонятно. Я видел его сегодня утром, своими собственными глазами. Он был жив и здоров. Мы пытаемся разобраться, что произошло.
- Но ты только что сказал, что видел его умирающим позавчера утром; и что потом он умер и хозяин дома, где он жил, видел, как его тело увезли в повозке. – Коламба наморщила лоб. – Говорю же тебе, позавчера утром он был со мной, и никакой лихорадки у него не было. Ты, наверно, ошибся.
- А позавчера утром, когда ты его видела в последний раз – в то самое время, когда Луция попросили быть свидетелем при составлении им завещания – было на нём кольцо с печаткой? Постарайся вспомнить, это может быть очень важно.
- Когда он был со мной, на нём вообще ничего не было.
- Коламба, ты же понимаешь, что я не об этом спрашиваю.
- Да, конечно, он всегда носит своё кольцо, которым запечатывает письма. Каждый, кто гражданин, носит.
- Ты так думаешь, что всегда, или уверена? Он ведь ходил к тебе не письма подписывать.
Она смотрела на меня без тени смущения.
- Иногда во время… близости невольно замечаешь, что мужчина носит кольцо. Бывает, оно неприятно задевает. Да, я уверена. Он носил своё кольцо с печаткой, это точно.
Я кивнул, убеждённый её словами.
- А когда он ушёл?
- После того, как мы поели. Не сразу, конечно, сначала мы… Ну, примерно через два часа после полудня. За ним зашли его друзья, которые приехали с ним из Ларина, и они ушли вместе.
- Друзья? Не телохранители?
- Нет. Азувий как-то сказал, что телохранители и вообще слуги ему только мешают. Он вечно выдумывает для них всякие дурацкие поручения, лишь бы отослать куда-нибудь, чтобы не путались под ногами. Мол, толку от них всё равно никакого – только сплетничать потом станут его сёстрам.
- И родителям.
- У Азувия нет родителей. Они оба погибли год назад, когда случился пожар на их вилле. Азувию пришлось взять на себя управление всеми делами. У них ведь столько поместий и столько рабов! Весь год ему пришлось пересматривать отчёты управляющих и разбираться со счетами, чтобы выяснить, в каком состоянии дела, и чего стоит его имущество. Послушать его, так богатому приходится работать больше, чем бедняку!
- Молодому человеку, у которого одни развлечения на уме, и впрямь может так показаться.
- Он и приехал в Рим затем, чтобы отдохнуть после того целого года траура и всех этих хлопот. Друзья предложили ему съездить в Рим и немного развеяться.
- Те же друзья, что приходили за ним позавчера?
- Да, старикан Оппианик и тот, что помоложе, Вулпинус.
- Странное имя. У него что, лисья морда и хвост?[22]
- Нет, конечно. По-настоящему его зовут Марк Авиллий. Это мы прозвали его Вулпинусом за лисьи замашки. Вечно суёт повсюду нос, вынюхивает, лезет во всё. А сам при этом юлит. Спроси его о чём – никогда прямо не ответит, даже когда врать вроде бы и ни к чему. При всё при том довольно обходителен, умеет понравиться и собой недурён.
- Мне знаком этот тип людей.
- Вулпинус Азувию вроде как за старшего брата. Своих братьев у Азувия нет, вот Вулпинус его и опекает. Привёз в Рим; подсказал, где лучше поселиться и где можно поразвлечься.
- Понятно. А когда эти двое заходили позавчера во «Дворец» за Азувием, никто из них случайно не обмолвился, куда они собираются?
- Почему не обмолвился - они предложили Азувию сходить с ними в сады.
- В какие сады?
- Да в те, что сразу за Эсквилинскими воротами. Они рассказывали, какие там прекрасные сады – с множеством фонтанов и тенистыми деревьями, и что сейчас, когда всё цветёт, они особенно красивы. Конечно, Азувий сразу же загорелся. Он ещё столько всего не успел увидеть в Риме, развлекаясь, в основном, здесь, в Субуре. – Коламба усмехнулась – на этот раз лукаво. Думаю, он как приехал в Субуру, так нигде больше и не бывал. Даже Форума небось не видел.