А потом все реже стали раздаваться выстрелы десантников и умолкли взрывы гранат. И когда фашисты бросились к окопу, стремясь захватить хоть кого-нибудь из разведчиков живым, из груды мертвых тел поднялся страшный, окровавленный человек и последним усилием вырвал чеку из последней гранаты. Он сжал ее в ладони и вскинул сжатый свой кулак в гордом рот-фронтовском жесте:

— Но пасаран!

«…Они сражались под командованием майора Мигеля Бойсо, которого русские товарищи знали под именем Георгия Георгиевича Боброва. Они погибли, как герои…

От себя лично и от всех испанских товарищей я хочу выразить глубокую благодарность жителям села Шубино за их отеческую заботу о могиле этих героических воинов, за скромный памятник, увенчавший их подвиг.

…Вечная слава нашим товарищам, павшим в борьбе. Они были достойными сынами нашего народа и нашей партии и скрепили своей кровью узы братской дружбы между народами Испании и Советского Союза в совместной борьбе против фашизма.

Председатель ЦК Компартии Испании Долорес Ибаррури».

* * *

Сияют золотом на мраморе имена тех, кто из того боя навсегда ушел в рассвет Победы, вошел в историю борьбы народов против фашизма, борьбы за свободу, за мир.

Вот они:

Мигель Бойсо — член Компартии Испании.

Хосе Фусиманья — член Компартии Испании.

Вадим Тарновский — комсомолец, москвич.

Хосе Пераль — член Компартии Испании.

Егор Кузякин — коммунист, крымчанин.

Хуан Армантерос — член Компартии Испании.

Хосе Луис Родригес — комсомолец.

Педро Панчаме — член Компартии Испании.

Алексей Кубашев.

Хуан Понс — член Компартии Испании.

* * *

И вот мы стоим над старым окопом, алым от гвоздик и тюльпанов. И выходит вперед седовласая коммунистка Мария Луиза Карбональ:

— Я ношу возле сердца щепотку земли Испании, теперь буду носить рядом с нею и эту землю, советскую, в которой смешалась испанская кровь с кровью сынов России. Пусть знают наши враги — они не пройдут!..

И все мы нагибаемся и берем по горстке крымской соленой земли, и стоим, крепко сжав кулаки, и никто не скрывает слез.

Стоит художник Альфредо Герра-Колорадо, инвалид Великой Отечественной войны.

Стоит Владлен Анчишкин — русский писатель и бесстрашный солдат, кавалер пяти боевых орденов.

Стоит директор совхоза «Присивашный» Тимофей Федорович Колесников, русский человек с черными, красивыми, как у Шевченко, усами.

Стоит его заместитель, Иван Максимович Торяник, украинец, прошедший с боями едва ли не всю Европу.

Стоит, как часовой на посту, Федор Степанович Клименко. Спасибо ему за поиск-подвиг.

Застыли в почетном карауле пионеры, колхозники, воины.

Сегодня — 9 мая 1965 года.

И кажется, будто поднимаются из земли и встают рядом с нами десятеро отважных, железных парней — бессмертных сыновей Советской Родины. А с ними рядом — пилоты прославленной эскадрильи «Нормандия — Неман», норвежские антифашисты, французские «маки» — синие береты, болгарские, греческие, югославские партизаны и очень похожие на них «барбудос» Фиделя Кастро. И такая нас несметная сила — живых и мертвых, — что никому и никогда нас не одолеть.

И рядом со взрослыми стоит мой сынишка, десятилетний Виталька — пионер, сверкая анчишкинскими орденами. Он собирает в гармошку непомерно длинный рукав пиджака и, глядя на взрослых, повторяя их жест, поднимает на уровне глаз свой маленький твердый кулачок:

— Но пасаран!

Они не пройдут. Будут впереди у нас трудные годы: будет кровь Вьетнама и трагедия Чили. Дредноуты Великобритании и Соединенных Штатов станут палить из орудий по Сейшельским островам и Ливану. Самая могущественная империалистическая держава всей своей мощью обрушится на крохотный остров Гренаду. Будут обливаться кровью Никарагуа и Сальвадор.

Но они не пройдут. История — неумолимая штука. Мы избавили мир от безумца-маляра, пытавшегося перекрасить планету в коричневый цвет. Помните об этом, господа!

Но пасаран!

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

А в самом деле — с чего она начинается? Помните прекрасную песню из кинофильма о советском разведчике? Да, для нас Родина начинается и с картинки в букваре, и с хороших верных товарищей, и с колыбельной, которую мать напевает тихонько над кроваткой дитяти, а несмышленыш с ее голосом впитывает красоту и мелодичность родной речи… И со старой отцовской ли, дедовской буденовки, пилотки или иной солдатской реликвии, случайно обнаруженной в детстве — в старом шкафу или бабушкином сундучке…

Для одного из моих земляков родной дом, родной город, Родина — начались с маленького краснозвездного обелиска, голубеющего над кромкой оврага…

Обелиск стоял на бугре, над крутым обрывом, и в ясную погоду был виден далеко. Пирамидка небесного цвета, увенчанная звездой, как бы парила над рощицей, напоминая очертаниями крыло самолета… «Неизвестному летчику, погибшему в 1943 году».

…Живет в нашем городе скромный человек средних лет — Борис Юрьевич Печеный. Работает механиком в Доме торговли. Почти столько же, сколько помнит себя Борис, помнит он и этот обелиск.

В войну дети взрослели рано. Даже малыши хорошо понимали, кто враг, а кто свой. Жил Борис на самой окраине Лоцкаменки, почти за городом, но и здесь ведь свирепствовал «новый порядок» оккупантов.

Однажды летом в 1943 году он, семилетний мальчуган, вместе с соседскими ребятишками наблюдал за воздушным боем и запомнил все до мелочей. Наш краснозвездный «ястребок» появился из-за Днепра неожиданно и тотчас вступил в схватку — сразу с тремя «мессерами»! Видно, пилот был настоящим асом: его самолет волчком вертелся в огненной карусели, мастерски уклонялся от смертоносных трасс, а его очереди неизбежно достигали цели. Поджег одного «мессера», расстрелял второго в считанные мгновенья, третьего достал тараном — наверное, кончились боеприпасы. Фашистский стервятник рухнул в Днепр, недалеко от нынешней ГРЭС. «Он еще и после войны торчал из воды, — рассказывает Борис, — и мы, мальчишки, когда рыбачили, привязывали лодки к его фюзеляжу…»

Наш пилот попытался, видимо, посадить свою изувеченную машину. Трехлопастный «ЛаГ» срезал плоскостями несколько деревьев лесополосы близ Запорожского шоссе и тяжело ткнулся носом в рыхлый склон оврага.

Старожилы Лоцкаменки вспоминают, что когда они добрались к месту падения, самолет был объят пламенем, а из кабины свешивалось полуобгоревшее тело пилота. Чтоб фашисты не надругались над ним, люди поспешно предали останки героя земле, а когда оккупантов прогнали, на могиле кто-то соорудил обелиск и оградку. Борис с товарищами часто приносил сюда цветы. Подрос, пошел в школу — стали ходить на могилку всем классом. Красили, ремонтировали оградку, а в засушливую погоду поливали посаженные тюльпаны.

Борис все думал, все размышлял о неизвестном летчике, он как бы породнился с ним. Пришла пора служить в армии — попросился в авиацию. Приезжал на побывку — скорее к обелиску. Вернулся домой — снова ухаживал за могилкой, годами приходил сюда — зимой и летом, в будни и праздники. Приводил сюда и семью, прикрепил однажды к обелиску новую табличку из нержавейки.

…И вот мы идем к обелиску — Борис Печеный, генерал в отставке Геннадий Михайлович Куликов, археологи исторического музея, солдаты, вооруженные лопатами и всем необходимым для раскопок. У комиссии ответственная задача — надо по возможности установить имя героя и перенести с почестями его останки на братское кладбище.

Смещен обелиск, снят верхний слой земли. Может быть, впервые выполняя команды женщины, археолога Людмилы Петровны Блиновой, осторожно работают лопатами молоденькие солдаты. Контур из давнего чернозема, напоминающий фигуру человека, явственно проступает на дне широкой ямы.

— Здесь он лежал, — убежденно говорит Людмила Петровна, — но, теперь, пожалуй, его здесь может не оказаться. Ведь много воды утекло с военной поры…